Ночь иллюзий - Лаумер Джон Кейт (Кит) (бесплатная регистрация книга .txt) 📗
Довольно долго эти слова продирались, сквозь серый туман туда, где раньше были мои мозги. "Вернись", - сказала она.
Это была неплохая мысль. Раньше я отправлялся в "путешествие", но, может быть, теперь мне не следует уходить - а стоит сражаться. Мир кружился, как вода в ванне, готовая к последнему долгому нырку в трубу, и неожиданно до меня дошло, что если я уйду с ней, в этот раз это будет навсегда.
Вдруг я почувствовал давление с одной стороны. Это подойдет в качестве пола. Я постелил его под себя, возвел стены и крышу, удерживая их одним усилием воли, и рев затих, и мир прекратил кружиться. Я открыл глаза и увидел, что лежу на спине посреди величайшей в мире автомобильной стоянки.
Мертвенная, плоская, белая, как сахар, бетонная поверхность, разграфленная линиями на клетки со стороной в 50 футов, простиралась до самого горизонта. Это все, что здесь было. Ни зданий, ни деревьев, ни людей. И небо цвета бледной сверкающей лазури, без облаков, без видимого источника света.
Голоса раздались с неба.
- ...сейчас! Выполняйте аварийные процедуры, черт побери. - Это был пронзительный голос Носатого.
- Я пытаюсь... но... - Это Круглолицый.
- Сейчас не время для ошибок, ты, кретин!
- Я не могу... не получается...
- Эй, прочь с дороги!
- Говорю тебе, я включил стирающий контур! Ничего не произошло. Он...
- Что - он? Не болтай, идиот! От него ничего не зависит! Я контролирую эксперимент!
- Ты? Действительно ты? Уверен? Ты уверен, что нас не перехватили, не одурачили?
- Черт тебя возьми, отключи энергию! Все отключить!
- Я отключил, вернее, попытался. Ничего не произошло!
- Заткнись, черт тебя побери. - Голос Носатого сорвался на визг. В это же самое время боль в моих кистях, лодыжках и груди поднялась до крещендо, огненные оркестры резали меня на части; и вдруг раздался гром, небо треснуло и упало, окатив меня заостренными кусочками, которые задымились и исчезли, а я лежал на спине, привязанный ремнями, и смотрел на прямоугольную бестеневую операционную лампу в маленькой комнате с зелеными стенами; человек, которого звал Носатый, нагнулся надо мной.
- Ну, черт меня побери, - сказал он. - И после этого он все еще жив!
XXII
Какой-то человек с седыми волосами в белом халате и человек с перхотью в пыльной спецодежде подошли и посмотрели на меня. Наконец кто-то отстегнул ремни и снял что-то с моей головы. Я сел, чувствуя головокружение, и мне протянули чашку с чем-то, что имело ужасный вкус, но, видимо, должно было помочь. Действительно, головокружение прошло, оставив мне в подарок тошноту, привкус во рту, тупую головную боль и боль в лодыжках, которая совсем не была тупой. Седой человек, которого звали, как я вспомнил (так вспоминают о давно забытых вещах), доктор Иридани, смазал каким-то бальзамом кровоточащие ранки. Остальные были заняты тем, что смотрели на показания приборов на большом, занимающем почти всю стену табло и тихо переговаривались.
- Где Сенатор? - спросил я. Мои мысли двигались медленно, как грузные животные по глубокой грязи.
Носатый оторвался от работы и нахмурился.
- Он шутит, - сказал человек с перхотью. Его звали Ленвелл Трейт, он был ассистентом.
Носатый - Ван Ваук - посмотрел на меня без каких-либо видимых эмоций.
- Видите ли, Барделл, - сказал он. - Я не знаю, какого рода идеи у вас возникли, но забудьте их. Мы располагаем юридически оформленным соглашением, подписанным при свидетелях. Вы пошли на это с открытыми глазами, вы получите все, что вам положено, но ни пенни больше, и это окончательно.
- Барделл - актер, - сказал я. Мой голос показался мне слабым и старым.
- Ты опустившийся бездельник, которого мы вытащили из канавы и дали возможность заработать, - прорычал Ван Ваук. - А сейчас ты воображаешь, что можешь получить больше. Но это пройдет. Твое здоровье не пострадало, поэтому не скулить.
- Не смейтесь надо мной. Док, - сказал я, беря его на пушку. - А как отключение энергии? Как насчет уровня Эты? Это заставило их замолкнуть на пару секунд.
- Где ты нахватался этих терминов? - спросил Круглолицый.
- Маленькая ящерица рассказала мне, - сказал я и неожиданно почувствовал себя слишком усталым, чтобы беспокоить себя играми. - Забудьте об этом; я просто пошутил. Нет ли у вас чего-нибудь выпить под рукой?
Трейт вышел и через минуту вернулся с бутылкой виски. Я отглотнул из горлышка пару унций, и все происходящее показалось более сносным.
- Что-то здесь говорилось о плате? - сказал я.
- Сотня долларов - огрызнулся Носатый; - Не так уж плохо для пьяницы за час или два работы.
- У меня ощущение, что это было дольше, - сказал я. - Никакого вреда? А? А как насчет амнезии?
- Ну... - сказал лениво Трейт, - тебе лучше знать, Барделл.
- Выкиньте его отсюда, - сказал Ван Ваук. - Меня тошнит от его вида. Вот. - Он полез в карман, достал бумажник, извлек пачку купюр и кинул мне.
Я пересчитал бумажки.
- Сотня, верно, - сказал я. - Но насчет амнезии - это была прямая подача. Я немного смущен, джентльмены. Вас, ребята, я помню... - Я огляделся, запоминая всех. - Но я почему-то не помню нашей сделки...
- Выкиньте его! - завопил Ван Ваук.
- Я ухожу, - сказал я Трейту. Он вывел меня в коридор.
- Между нами, мальчиками, - сказал я, - что здесь случилось?
- Ничего, дружище. Маленький научный эксперимент, вот и все.
- Тогда как получилось, что я ничего о нем не помню? Черт, я даже не знаю, где живу. Как называется этот город?
- Чикаго, дружище. И ты нигде не живешь. Но теперь можешь снять номер.
Двойные двери открылись на цементные ступеньки. Лужайки и деревья выглядели очень старыми и знакомыми даже в темноте.
- Летнее убежище Сенатора, - сказал я. - Только без прожекторов.
- Не стоит верить этим политикам, - сказал Трейт. - Послушай моего совета и не пытайся вымогать больше, Барделл. Ты получил свою сотню, даже если твои шарики и смешались немного, но, черт возьми, они не были в отличной форме и до того, как ты пришел сюда. И я был бы поосторожнее с этим мускателем без фабричного клейма, дружище.
- "Ластрион Конкорд", - сказал я. - Дисс. Мисс Реджис. Ничего этого не было, а?
- У тебя было что-то вроде ночного кошмара. Ты чуть не взорвал все электронные лампы в старом любимчике Франкенштейна. Иди заправься, выспись и будешь как новенький.
Мы сошли со ступеней, и он подтолкнул меня в сторону ворот.
XXIII
Зима выдалась холодной. Я направился к порту, надеясь начать кутеж пораньше. По цене 1.79 за бутылку, имея сотню долларов, можно было просто упиться мускателем. Я попытался вычислить, сколько мне причитается выпивки, дошел до 15 галлонов и случайно увидел свое отражение в витрине.
По крайней мере, я догадался, кто это. Но узнал себя с трудом. Мои глаза уставились на меня из темного стекла, как парочка заключенных, проводящих жизнь в одиночках. Мое лицо выглядело больным, изношенным, изборожденным морщинами. Седая щетина была с четверть дюйма, голова покрыта седыми нечесаными лохмами. Мое адамово яблоко ходило ходуном, когда я сглатывал. Я высунул язык, он тоже выглядел неважно.
- Ты в плохой форме, старина, - сказал я незнакомцу в витрине. - Наверное, пятнадцать галлонов выпивки - не то, что тебе необходимо сейчас.
Я стоял, глядя на свое отражение, и ждал, когда внутренний голос запищит и напомнит, как согревает сердце выпивка, как замечательно она проскальзывает по языку и добирается до желудка, прожигая путь вниз, успокаивает боль в костях и делает гибкими суставы, приносит уют и легкость мыслям.
Но он не напомнил. А если и напомнил, то я не услышал его. Я чувствовал, как бьется сердце глухими больными ударами, работая чересчур напряженно только для того, чтобы я мог продолжать идти. Я слушал хрипы в легких, ощущал толчки, когда колени шатались из стороны в сторону, подобно струнам контрабаса, болезненную истощенность ослабших мышц.
