Фата-Моргана 1 (Фантастические рассказы и повести) - Франке Герберт В. (чтение книг .TXT) 📗
Холльборн, встав на колени, приложил ухо к его груди:
— Он жив!.. Кажется, все цело… Он дышит спокойно, на губах нет пены. Но… я предпочел бы, чтобы он сломал себе руки и ноги, чем это…
Он указал на большой кусок железа, лежавший возле головы дяди.
— У него поврежден череп. Тут я бессилен!..
Я вскрикнул в отчаянии:
— Что же нам делать? Врача у нас нет… До центральной станции далеко… Аэроплан наш разбит, автомобиля у нас нет… Что делать, Холльборн?
Холльборн, не отвечая, взбежал на вершину холма, приставил руки ко рту и три раза крикнул. Это был тот пронзительный крик, которым дядя призывал вождя людоедов Мормора.
Холльборн подождал с минуту и крикнул снова.
На этот раз ему ответили из чащи леса таким же пронзительным криком.
У меня затеплилась слабая надежда.
Я вспомнил, что иногда дикари очень искусно перевязывают и лечат раны. Дядя начал тихо стонать. Лицо его покраснело. У него начиналась лихорадка.
Я стоял на коленях, вглядываясь в это дорогое, за несколько минут так изменившееся лицо. Гордые губы были беспомощно сомкнуты и опущенные веки тихо вздрагивали.
Я услышал голоса. Из лесу шел Холльборн с двумя дикарями, пестро раскрашенные тела которых были украшены затейливой татуировкой. Один из них был помоложе, другой постарше. Над головой старшего развевался целый веер из перьев. В руках дикари держали лук и стрелы. Я знал, что острия этих стрел напитаны смертельным ядом, который добывается из корней каких-то растений.
Дикарь с перьями на голове подошел к дяде, осторожно ощупал его и что-то сказал Холльборну.
Я разбирал только два слова: «агала» и «Тена-Инжит». Я знал, что под именем «агала» — господин, подразумевался дядя, а второе слово было именем того заклинателя, который всегда сопровождал Мормора, когда тот приходил к нам.
Оба дикаря, поговорив друг с другом, помчались в лес.
— Они помогут нам?
Холльборн кивнул головой:
— Они сделают, что могут. Каждая минута дорога. Врача у нас нет. Не остается ничего другого, как довериться туземному врачу.
Мы замолчали…
Раненый лежал неподвижно и тихо стонал.
Прошло несколько тягостных минут. Я не сводил глаз с опушки леса, но Тена-Инжит появился с другой стороны и совершенно неожиданно очутился возле меня. К моему изумлению, этот человек, которого я привык видеть изукрашенным всевозможными перьями и побрякушками, был теперь чисто-начисто вымыт и абсолютно гол. В руке он держал маленький пакетик, тщательно завернутый в зеленые листья.
Лицо его было строго и серьезно. Он опустился на колени возле дяди и быстрыми, ловкими движениями ощупал его голову. Затем он подозвал знаком двух молодых дикарей; они были также чисто вымыты и совершенно голы. Пока Тена-Инжит поддерживал голову дяди, они осторожно укладывали раненого на сплетенные из веток носилки, потом принесли несколько раскрытых кокосовых орехов, наполненных какой-то жидкостью, которой все трое тщательно вымыли руки.
Холльборн шепнул мне:
— Своеобразная антисептика!
Жидкость содержала в себе нечто такое, что не даст ране загноиться.
Тем временем Тена-Инжит вынул из своего свертка два тоненьких кремешка, две заостренных раковины и несколько рыбьих «костей». Все эти «инструменты» он тщательно вымыл в той же кокосовой жидкости.
Я был поражен, как чистоплотен и опрятен стал вдруг этот человек, которого я всегда видел вымазанным какими-то красками… Как рассчитанны, ловки и уверенны стали его движения.
Сперва он сделал длинный поперечный разрез раны, приподнял края ее двумя крючками, как пинцетом, и осторожно вынул из раны раздробленные кости…
Глухой стон больного не прекращался.
— Мозг не пульсирует! Туда проникли частицы костей… — шепнул мне Холльборн.
— Значит, все кончено?
— Тише, подождем…
Тена-Инжит снова нагнулся над раной и осторожно извлек оттуда еще несколько осколков кости.
Я увидел слабое пульсирование мозга.
Заклинатель взял большой лист банана, промыл его в кокосовой жидкости, согрел над разложенным огнем костра и приложил к ране, края которой быстро и искусно затянул. Затем забинтовал голову дяди волокнами какого-то растения, которое ему подавали его «ассистенты».
Он подождал несколько минут и переложил больного на подушку из прохладных листьев папоротника.
Лицо дяди порозовело. Он дышал мерно и спокойно. Пульс был ровный. Я подошел к Тена-Инжит и горячо пожал ему руку. Ведь он спас самое дорогое для меня на свете существо.
Тена-Инжит, которому, очевидно, были незнакомы такие проявления благодарности, посмотрел на меня и улыбнулся. Его рука ласково провела по моим волосам, и я заметил в его глазах мягкий, почти нежный блеск.
Кивнув мне головой, он удалился вместе со своими спутниками, которые предварительно положили перед нами на траву большой кусок жареного мяса и плоды.
Я спросил Холльборна, заикаясь от слабости и волнения:
— Он… будет… жить?..
Американец ответил уверенно:
— Да!
Он сел на траву и вынул перочинный ножик.
— Нам надо подкрепить свои силы. Скушайте кусок мяса, а потом нужно сплести беседку над вашим дядей… Должен же у него бы хоть какой-нибудь кров над головой.
Мы сплели из длинных ветвей нечто вроде беседки и, убедившись, что раненый спит спокойно, поднялись на гору, чтобы определить размеры совершившейся катастрофы.
Да, старый рудник исчез с лица земли. Полукруглый кратер шел до самого низа шахты. Почти повсюду мы видели блестящий камень, но кое-где выступала смоляная руда. Мы сразу узнали ее по жирному блеску.
Холльборн заметил:
— Здесь еще осталось несколько центнеров. Можно добыть радия на несколько миллионов. Разумеется, нельзя терять времени, пока все это не заросло непроходимым лесом…
Я прервал его:
— Не могу больше!.. Мне дурно…
Он подхватил меня и вы тащил наверх. Я заметил, что и сам он едва стоит на ногах. Мы спустились вниз без изолирующих масок.
Настал вечер.
Мы дежурили весь день у ложа больного. Он все еще не открывал глаз, хотя дышал спокойно. Когда солнце зашло, и стало прохладнее, дикари вернулись. Мы не просили их об этом, но они знали сами, что нужны нам. Не говоря ни слова, они подняли носилки, на которых лежал раненый, и медленно понесли их.
Мы с Холльборном шли позади.
— Одному из нас нужно скорей добраться до центральной станции, прислать сюда аэропланы и посмотреть, все ли там благополучно. Ты моложе меня; пойди вперед.
— Хорошо, если ты находишь это нужным.
Никому из нас не пришло в голову, что мы впервые сказали друг другу «ты», чего мы никогда не делали раньше. Но это казалось совершенно естественным после тех полных печали и горечи минут, которые мы пережили вместе.
Я шел, несмотря на палящий зной. К счастью, мой путь лежал не через голую пустыню, а через кустарник. На полдороге я увидел вагон, в котором наши грабители выехали к горе Руссель. Вагон этот сам по себе откатился назад и остановился, так как под колеса его попал огромный камень. Мне удалось выбросить его и пустить вагон в ход. Так я сэкономил половину времени.
И снова наступила ночь. Я держал револьвер наготове. Бесчисленные змеи шныряли по дороге, птицы кричали в кустах, несколько раз я слышал вдали хохот «смеющегося осла».
Когда солнце взошло, я уже добрался до нашего сторожевого поста Эдит Лагсон. Там еще ничего не знали о случившемся несчастьи. Я протелефонировал в Электрополис инженеру Целльнеру, удивленному тем, что он не застал никого из нас на центральной станции. Я просил его выслать два быстроходных аэроплана. Вскоре они прилетели. Один из них был сейчас же послан мною дальше, причем я дал распоряжение пилоту лететь совсем низко.
— Мистер Шмидт ранен, — сказал я. — Вы должны встретить его и мистера Холльборна. С ними идут дикари.
На втором аэроплане я долетел до Электрополиса.
Инженер Целльнер ждал меня. Он заметил перемену рычагов на сигнальной доске, но не притронулся к ней. Мы снова привели все в порядок. В городе за это время не случилось ничего. Я видел, что ни Целльнер, ни восемь других инженеров не знали о заговоре Моравца.
