А.и Б. Стругацкие. Собрание сочинений в 10 томах. Т.9 - Стругацкие Аркадий и Борис (полная версия книги .txt) 📗
- "Машка, женушка моя дорогая! Родила? Сколько? Трое? Мои есть?..."
- ...А ты представь себе "Ревизора" с точки зрения чиновника. История про то, как мелкий проходимец и негодяй обманул приличных и порядочных людей...
- ...Слушай, вот интересно, что было бы, если бы у Николая хватило сообразительности дать Александру Сергеевичу сразу камергера вместо камер-юнкера?
- Между прочим, я только к старости узнал, что Ольга, оказывается, была сестра Татьяны...
- Господи! А кто же она тогда была, по-твоему?
- Ну, не знаю, брат. Приятельница. Подружка. "Скажите, девушки, подружке вашей..."
Потом Маришка снова появилась, растерянная и встрепанная, и сразу же, не садясь, налила себе минералки и жадно выпила.
- Ну и ну, - сказала она и опустилась на ближайший стул.
Андрей произнес с недурным французским прононсом:
- Monsieur Christoforoff va s'animaliser.
Кто понял - промолчал, кто не понял - тем более. А Вельзевул осведомился деловито:
- Уложили?
- Там с ним Матвей... - ответила Маришка невпопад. - Ребята, он так долго не протянет, надо что-то делать, честное слово. Богдан, ты не хочешь им заняться?
- Нет, - сказал Богдан так резко, что все сразу же замолчали и теперь смотрели на него. Даже Тенгиз. Даже опекуемый Вова.
- Извини меня, конечно, но почему? - спросила Маришка беспомощно. Это же сейчас - совершенно очевидно - твой клиент.
- Я предпочел бы не давать объяснений, - сказал Богдан таким тоном, чтобы разговор прекратился. И разговор прекратился.
- Что ты выяснил? - спросил Тенгиз, переведя тяжелый взор свой на Страхоборца. - Ты узнал что-нибудь?
- Да. Я узнал, что Аятолла - замечательная личность, и что у него есть два слабых места.
- Целых два? - сказал Юра-Полиграф. - Да он у нас просто слабак!
- Первое - он любит жену. Второе - он любит сына.
- О боже! - сказала Маришка нервно.
- Сын маленький? - осведомился Юра.
- Да. Десять лет.
Некоторое время все молчали, уткнувшись в тарелки, и только Маришка оглядывала всех по очереди, постепенно закипая.
- Это не для нас, - сказала она наконец решительно.
- Но он-то этого не знает, - возразил Страхоборец.
- И думать на эту тему не хочу, - сказала Мариша. - И вам не разрешу. Забудьте. Прямо сейчас.
- "Гордость составляет отличительную черту ее физиономии", - произнес Юра-Полиграф, безусловно кого-то цитируя.
- Хорошо, хорошо, - сказала ему Мариша нетерпеливо. - Но я на эту тему даже разговаривать не желаю.
- Ну, вот что, золотко мое, - сказал Тенгиз, глядя ей в лицо. - Либо мы тут будем обливаться соплями, блин...
- Да, мы будем обливаться соплями! И всё! Нет темы для разговора!
- Ты скажи это Димке... - мрачно предложил Тенгиз, отводя, впрочем, глаза.
- Скажу, не беспокойся. И он со мной согласится. Со мной, а не с тобой.
Ну, это, положим, дело темное и отнюдь не очевидное, - подумал Богдан, но в дискуссию вступать ни с кем не стал, а только спросил Тенгиза:
- Подобраться к нему вплотную можно?
- Можно, - сказал Тенгиз.
- Так за чем же дело стало?
Тенгиз не отвечал, как бы находясь в затруднении. Все смотрели на него и ждали.
- Слишком уж легко к нему подобраться, - сказал наконец Тенгиз медленно. - Мне это не понравилось.
- То есть?
- Я прошел к нему в офис свободно, блин, как в собственный сортир. Гада не оказалось на месте, но все равно - легкость эта... эта вседозволенность... там же охраны должно быть, как в Кремле. Тут что-то явно не так, блин. Так не бывает. Мне показалось, что это западня. Капкан для дураков.
Появился Матвей, запыхавшийся, но веселый.
- Слава тебе господи, - сказал он. - Задрыхнул наконец... Ну, что вы тут без меня решили?
- У него есть еще одна слабость, - сказал Страхоборец, уклоняясь от ответа на этот вопрос. - Он страдает арахнофобией.
- Это еще что за зверь такой? - осведомился Юра.
- Он боится пауков, жуков, мокриц и все такое прочее.
- О! Это интересно! - оживился Вельзевул. - И сильно боится?
- Было сказано: до смерти. Как ребенок.
- Отдайте его мне! - сказал Вельзевул радостно. - Где он живет? Адрес?
- Он живет в Царском Доме. Тебя туда не пустят.
- Ничего! Тенгиз проведет.
- Хрена, - сказал Тенгиз. - Царский Дом, знаешь, - там все на автоматике...
- Ну, нет, и не надо, - легко согласился Костя. - Чего мне там у него в квартире делать, в конце-то концов? И так прекрасно обойдусь.
Все смотрели на него с ожиданием, а он сиял и радовался, даже на стуле подскакивал от удовольствия - он уже понял решение, Дуремар заполошный, да и не так уж трудно было сообразить, что именно он задумал, только выглядел этот его замысел дураковато и несерьезно на фоне сложившихся обстоятельств - инфантильно и легкомысленно, как и все Вельзевуловы замыслы. Потом он вдруг перестал сиять, сморщился, отчаянно чихнул в торопливо сложенные ладони и тотчас же, под грозным взглядом Маришки, полез в карман за марлевой повязкой.
- Накаркал ты мне, Вова, - гнусаво сказал он, укоризненно моргая слезящимися глазами. - Опекуемый хренов, куда только твой опекун смотрит...
Богдан сказал:
- Опекун все-таки хотел бы окончательно понять, о чем здесь у нас идет речь. Мы же знаем Димку сто лет. Он же выдумщик, артист, почему я должен ему верить?
- Ну, знаешь! - сказал Матвей, ошеломленный и возмущенный одновременно.
- Нет уж, позволь! В прошлом году он устроил нам спектакль по поводу падения дойчемарки. В позапрошлом году мы все, как идиоты...
- Перестань, Благоносец. Не срамись, - Матвей, весь скривившись, налил себе водки. - Не знаешь - не берись и судить. Видел бы ты его этой ночью.
- А что такого особенного произошло этой ночью?
- Не хочу рассказывать. Он подыхает от страха, понимаешь?
- Нет. Не понимаю. Где гарантия, что он не разыгрывает перед нами очередной свой водевиль? Что я - Димку не знаю?
Матвей на это ничего не сказал, а только скривился еще больше и выпил свою водку, не закусывая и даже как бы не заметив.
- Я ему верю, - сказала Маришка.
- Я тоже, - сказал Тенгиз, как бы нехотя.
- Ты, Благоносец, по-моему, просто ищешь предлога уклониться, - сказал Андрей-Страхоборец, вежливо улыбаясь. - Подчеркиваю: по-моему. Извини. Без обид, ладно?
- Ладно, - сказал Богдан.
- Ты же видишь, на что он похож...
- Вижу. На переполненный нужник.
- Ну, допустим. Но разве это не твоя работа?
- Допустим. Наверное, я должен его осушить. Но - не буду.
- Это - твои проблемы, - сказал Страхоборец, вежливо улыбаясь. - У нас - свободная страна...
- Он одинок, как я не знаю кто, - сказал Матвей с проникновенностью, совсем ему не свойственной. - Он знаешь, что мне сказал? Представь, говорит, километровый столб посреди степи. На одной табличке у него - одна тысяча тридцать пять кэмэ, а на другой - три тысячи сто сорок четыре. И я стою около этого столба. Один. ...Что вы понимаете в настоящем одиночестве, подумал Богдан с каким-то даже мрачным удовлетворением. Сказал бы я вам, что такое настоящее одиночество. Это когда никого не хочется видеть. Никогда. Но сказал он другое:
- И за километраж ты тоже ручаешься?
- И за километраж я ручаюсь тоже, - сказал Матвей вполне серьезно.
Богдан решил не развивать эту тему. Хотя ему очень хотелось спрашивать и дальше. А помните (хотелось ему спросить), как он всех нас почти убедил, что появилась в Питере банда чистильщиков? Это он их так называл "чистильщики". То ли новая секта, то ли даже новые люди, зигзаг эволюции. Они, видите ли, очищали город от скверны, в первую очередь от лжецов: отлавливали их и драли ивовой лозой - церемониально, с приговором, в специальных тайных помещениях, надевши белые маски. А лозу по старинным рецептам выдерживали в уксусной эссенции... И ведь Юрка-Полиграф без малого поверил тогда, что еще год-другой, и останется он без работы...
