Бегство охотника - Мартин Джордж Р.Р. (прочитать книгу .txt) 📗
Это уже был перебор. Рассудок Рамона просто не успевал переваривать всего, что он видел. Кошмарная прогулка превратилась в последовательность одинаково лишенных объяснения картин. Из стены высовывалось вдруг длинное серое щупальце, как бы невзначай гладило идущего перед ним инопланетянина и, бессильно упав на пол, втягивалось обратно. В ноздри вдруг ударял запах кардамона, жареного лука и спиртного, а потом исчезал, словно его и не было. Гулкие удары, которые он слышал едва ли не с самого начала, повторялись с неправильными интервалами, но каким-то образом Рамон мог предугадывать начало очередной серии.
В связывавших пещеры туннелях царили темнота и тишина. Спина возглавлявшего процессию инопланетянина неясно белела в исходившем от камней свечении, и на мгновение Рамону показалось, что отметины на его теле шевелятся, меняя очертания — так, словно это были живые существа. Он оступился и в попытке удержаться на ногах инстинктивно схватился за руку инопланетянина. Кожа у того оказалась теплой и сухой, на ощупь она напоминала змеиную. В тесном пространстве туннеля Рамон чувствовал запах инопланетянина: тяжелый, мускусный, вроде оливкового масла, скорее странный, нежели неприятный. Тот не оглянулся, не задержался и не издал ни звука. Все трое продолжали идти вперед, не сбавляя шага, и Рамону оставалось только следовать за ними — если он, конечно, не хотел остаться один в этой морозной черноте нечеловеческого лабиринта.
Наконец они остановились в еще одном причудливо освещенном помещении — так неожиданно, что Рамон едва не налетел на спину шедшего перед ним инопланетянина. Что-то неуловимое человеческому взгляду, но все-таки неправильное ощущалось в размерах и пропорциях помещения: в плане оно представляло собой скорее ромб, а не прямоугольник, пол чуть отклонялся от горизонтали, потолок — тоже, только под другим углом, высота отличалась от других помещений, и все здесь было какое-то не такое, от чего Рамон испытал приступ тошнотворного головокружения. Освещение показалось ему слишком ярким и слишком холодным, и все помещение наполнял шепчущий шелест тональности, едва воспринимаемой человеческим ухом.
Совершенно очевидно, что это место создавалось не людьми и не для людей. Едва оказавшись здесь, он обратил внимание, что стены кишели движущимися картинками — словно тонкая масляная пленка стекала с потолка на пол, неся с собой поток непрестанно менявшихся изображений: деревьев, гор, звезд, крошечных неземных лиц, которые, казалось, недобро смотрели на Рамона из этого сползавшего по стене хаоса.
Возглавлявший процессию инопланетянин жестом приказал ему пройти вперед. Рамон неловко, чуть наклонившись набок, чтобы компенсировать уклон пола, пересек помещение; каждый шаг он делал осторожно, словно ожидая, что пол провалится под его ногами или, наоборот, встанет дыбом.
В центре помещения обнаружилась глубокая, абсолютно круглая яма… нет, скорее ниша, облицованная металлом, и в ней сидел еще один инопланетянин.
Он оказался даже выше Рамоновых провожатых и на порядок толще их: в диаметре нижняя часть его торса была в четыре, если не в пять раз больше остальных. Размерами торса и перьев он тоже превосходил остальных. Кожа его показалась Рамону абсолютно белой, напрочь лишенной каких-либо отметин. Белая от возраста? Или выкрашенная как знак какого-то неведомого отличия? А может, он принадлежал к другой расе? Трудно сказать, но когда взгляд его глаз обратился вверх, на Рамона, того буквально встряхнуло, столько силы и непререкаемой власти оказалось в этом взгляде. Еще одно потрясение Рамон испытал, заметив, что это существо физически связано со своей нишей — что-то вроде тросов или кабелей тянулось из его тела и исчезало в гладких металлических стенках ямы, образуя причудливую паутину. Некоторые из этих кабелей были черными, матовыми, другие — блестящими, красными, серыми или коричневыми, и они медленно, ритмично пульсировали, словно жили своей жизнью.
Жаркие оранжевые глаза всматривались в него. Рамон остро ощущал свою наготу, но не мог позволить себе выказать смущения перед этим инопланетянином. Огромная серая голова пошевелилась.
— Существительное, — произнес инопланетянин. — Форма глагола. Прилагательное. Местоимение. Самоидентификация.
Рамон уставился на инопланетянина, надеясь, что удивление не слишком уж отражается на его лице. Тот говорил по-испански (Рамон мог еще изъясняться немного по-английски, по-португальски и по-французски, не говоря уже о португлийском, ублюдочном наречии, на котором изъяснялись большинство жителей колонии) и довольно чисто, хотя голос звучал как-то ржаво, железно, словно говорила машина. Как, черт подери, он научился говорить по-человечески?
— Что за херню ты несешь? — поинтересовался Рамон. — Господи Иисусе, да что вам от меня нужно?
— Идиоматическая вульгарность. Религиозный страх, — произнес инопланетянин. — Не продолжаемо, — добавил он с чем-то, похожим на разочарование. Огромное существо поерзало, потревожив паутину проводов и тросов. Распухший живот его, казалось, жил собственной жизнью.
Рамон почувствовал, что закипает.
— Что вам от меня нужно?
— Ты человек, — сообщило чудище.
— Ну да, мать твою. Человек. А ты думал что?
— У тебя отсутствует таткройд. Ты текучее существо. Твоя природа опасна и имеет склонность к ойбр!
Рамон сплюнул на пол. Надменность этого резкого, не привыкшего к человеческой речи голоса, ровный взгляд оранжевых, немигающих глаз взбесили его. В минуты стресса — когда он по пьяни проспорил свой первый фургон, или когда Лианна окончательно его бросила, или когда Елена угрожала выставить его на улицу — его вспыльчивый характер ни разу не подводил его. Вот и теперь гнев разгорелся в нем, добавив уверенности.
— Да что вы за твари такие? — поинтересовался он. — Откуда взялись? С этой планеты? Еще откуда-то? И что вы, по-вашему, делаете, удерживая меня здесь против моей воли? И кстати, как насчет моего фургона, а? Кто мне новый достанет?
Внезапно до него самого дошла вся абсурдность ситуации. Вот он стоит в улье этих инопланетян, в самом сердце горы, окруженный демонами… и собачится с ними насчет своего фургона! Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не расхохотаться: он боялся, что стоит только начать, и он уже не остановится.
Инопланетянин продолжал молча смотреть на него.
— Хочешь говорить со мной, говори по делу! — рявкнул Рамон. Злость придала ему ощущения силы и властности, хотя он сам понимал, что это не совсем так. Впрочем, любая мелочь, способная удержать его рассудок, была сейчас на вес золота. — Не нравится, кто я такой — покажите мне дорогу прочь из этой вашей сраной задницы!
Похоже, огромному бледному инопланетянину потребовалось некоторое время, чтобы вникнуть в его слова. Хобот его приподнялся, словно принюхиваясь к далеким запахам.
— Это звуки, не слова, — произнес инопланетянин после долгой паузы. — Диссонанс, не укладывающийся в правильное течение. Ты не должен говорить бессмысленными звуками, если не хочешь, чтобы тебя исправили.
Рамон поежился и отвернулся; гнев его погас так же быстро, как разгорелся, и теперь он ощущал себя только уставшим, замерзшим, униженным непрошибаемостью инопланетянина.
— Что вы от меня хотите? — устало спросил он.
— Мы не «хотим» ничего, — произнес инопланетянин. — Твои слова вновь лежат вне путей реальности. У тебя имеется функция, следовательно, ты существуешь. Ты осуществляешь эту функцию, поскольку это есть твое предназначение, твой таткройд. «Желания» не имеют к этому никакого отношения: все это поток неизбежности. Ты человек. Тебе положено течь по руслам, по которым течет человек. Поскольку он един с тобой, наш путь к нему будет чист. Ты осуществишь свою функцию.
По мере того, как это существо говорило, речь его делалась все чище, словно каждое слово продвигало его в изучении человеческого языка. «Интересно, — подумал Рамон, — долго мне еще придется говорить с ним, прежде чем он обучится мексиканскому акценту и начнет сквернословить?»
