Звёзды – холодные игрушки - Лукьяненко Сергей Васильевич (книга регистрации TXT) 📗
Я ударил ногой по камню – звук утонул в тишине, жалкий и беспомощный.
Я обернулся – кроме искристого контура кабины ничего не было за спиной.
Словно эта чаша, зачерпнувшая темного огня, стоит вне времени и пространства. Вне мира Геометров. В вечной ночи.
Для чего он создан, этот темный алтарь, в рациональном и правильном мире Родины?
– Прощание… – шепнула ночь. Голос ниоткуда, именно голос, а не телепатический сигнал.
Обернувшись к чаше – вовремя! – я увидел, как на мгновение возникла над каменным кратером, над красным пламенем, крошечная темная песчинка. Что-то слишком далекое, чтобы увидеть очертания человеческого тела…
– Гарс Эньен, оператор киберсистем, прощание…
Песчинка падала вниз, расцветая венчиком белого дыма. Огненного озера плоть не коснулась. Растворилась на полпути, ушла вверх, в жаркое темное небо.
– Прощание… Рини Сакко, воспитанница, прощание…
Еще одно тело несется вниз, превращаясь в дым, возносясь к небесам Геометров.
– Прощание… Данге Крин, оператор кварковых реакторов, прощание…
Я стоял над чашей крематория. Самого огромного и странного, который только можно себе представить.
Наверное, таких погребальных вулканов много. Даже в таком уютном и безопасном мире люди должны умирать чаще.
Но с меня хватит и этой сцены. До конца дней моих. Тьма, подсвеченная лишь рукотворной гееной на дне кратера, сиреневые искры кабин, редкие силуэты людей и разрезающий тишину равнодушный голос.
– Прощание… Хати Ленс, ребенок, прощание…
Чтобы понять жизнь чужих, надо взглянуть на их смерть.
Может это и правильно, что плоть превращается в пепел и уносится в небо, чтобы осесть на землю, прорасти травой и деревьями?
Только, все равно, нужно что-то еще, кроме стерильных огненных печей и балкончика для скорбящих друзей.
Хотя бы грубый цементный обелиск у воронки в глухой сибирской тайге. Временный обелиск, так и не сменившийся гранитной стелой. И все же он стоит, там, в ином мире, на моей Родине. И к нему можно прийти, уткнуться в шершавый крошащийся край лбом и прошептать «Я пришел…»
Даже не зная, что говоришь сам с собой…
– Прощание…
– Пер?
Я обернулся, ловя себя на том, что все дальше и дальше склоняюсь над краем чаши. Еще миг, другой – и я стал бы частью мира Геометров. Просто, незатейливо и надежно.
Голос Катти остановил меня вовремя.
– Кто ты?
Она стояла у кабины, одной рукой опираясь о стеклянную стену за спиной. Наверное, ей было страшно.
Хотя бы от собственных догадок.
– Катти, я хочу побыть один, – сказал я голосом Наставника Пера.
– Кто ты?
Я молчал.
Что я мог сказать? «Я человек с планеты Земля. Я пилот компании „Трансаэро“. Я тот, кто влез в тело Никки. Тот, кто убил Наставника Пера.»
– Никки? – прошептала она. – Никки, это ты? Я ведь знаю! Никки, что с Наставником? Что с тобой, Никки? Никки!
Сломалось что-то во мне от взгляда этой измученной, уродливо стриженной под ежик девчонки, крошечного живого колесика мира Геометров. Чужой для меня, но родной для Никки Римера девочки.
Мое лицо расплавилось, потекло.
– Прощание…
Вы не умеете жить, Геометры. В своем благоустроенном мирке, со сведенными к минимуму потребностями и обрезанными эмоциями, со стремлением осчастливить весь мир – вы давным-давно мертвы. И хотя Наставники еще долго могут гальванизировать труп – в нем не осталось жизни.
Когда смерть превращается в спектакль – что-то неладно.
– Я Петр Хрумов, – сказал я, делая шаг к Катти. Лицо пылало, как от ожога, теперь это было лицо Никки Римера, и на мгновение в глазах Катти вспыхнула радость, смешанная с ужасом. Но я менялся вновь, меня выворачивало, мышцы разбухали, тело раздавалось в плечах, скулы разводило шире, а глаза меняли цвет…
– Прощание…
– Я чужой, – сказал я. – Я не Никки. Прости. Откуда мне было знать, что его кто-то любит? Никки мертв.
Она замотала головой, отступая.
– Никки мертв, – повторил я. – Почти. Лишь во мне осталось что-то его… извини…
Это было все равно, как надевать старую, уютную и привычную одежду. Мое тело, тело Петра Хрумова, вернулось ко мне легко, без той чудовищной боли, что принес облик Никки или Пера. Наверное, где-то внутри я оставался самим собой. До конца.
Глаза Катти расширились. Она смотрела на меня, на чужака, сменившего подряд, за какую-то минуту, два знакомых ей тела. Одежда Наставника Пера трескалась на моих плечах. Наверное, я казался чудовищем.
Или давно уже им был?
Куалькуа, послушно менявший мою плоть, молчал. Может быть, полностью подчинившись. Или мы уже так слились, что нам нет нужды разговаривать?
– Тень… – прошептала Катти.
Наверное, у них нет большего страха и большего проклятия.
В голосе девушки было брезгливое отвращение и ужас.
– Я ухожу. Не надо следовать за мной.
Не знаю, на что я надеялся. На вбитое в подсознание послушание? На то, что только что был в облике Наставника Пера?
На тот краткий миг, когда я казался для Катти Никки Римером?
Она ударила меня. Попыталась ударить, точнее… Я отбил ее движение с легкостью, подаренной Куалькуа. Перехватил руку, оттянул вверх, освобождая себе пространство для удара. Так несложно было нанести ответный удар – который надолго лишил бы ее сил преследовать меня.
Я коснулся ладонью ее щеки. Легкой и осторожной лаской – она любила другого. И то, что он был мертв, а прах его никогда не вернется в небо Родины, значения не имело.
Девушка замерла.
– Я не хотел, – сказал я. – Прости.
Она не сделала больше попытки меня остановить. Я коснулся терминала, не отводя от Катти взгляда.
Пункт назначения?
Ближайший космодром Дальней Разведки .
Пункт назначения?
В чем-то я ошибаюсь. Может быть, космодромы не имеют собственных транспортных кабин?
Кабина , расположенная наиболее близко к главному космодрому Дальней Разведки…
Пауза опять оказалась слишком долгой. Но все-таки двери открылись.
Я вошел, глянул на Катти – она зачарованно смотрела мне вслед. Извини, девочка…
– Никки! – закричала она, громко и яростно. Двери сошлись, отсекая крик, но она еще кричала, колотя кулачками в темное стекло.
