Рассказы - Иган Грег (читать книги онлайн полностью без сокращений txt) 📗

Я пошел в туалет, и меня вырвало.

Джулия рассказала мне, что она заведует магазином одежды в нескольких кварталах отсюда.

— Ты в книжном магазине недавно, верно?

— Да.

— А чем ты раньше занимался?

— Я нигде не работал. Очень долго.

— Давно?

— Со школы. Она поморщилась.

— Что-то криминальное, да? Ну что ж, я тоже понемножку занимаюсь то одним, то другим. Я работаю только полдня.

— Правда? И как тебе это?

— Прекрасно. Я хочу сказать, мне повезло, эта работа прилично оплачивается, так что мне хватает и половины жалованья. — Она засмеялась. — Люди думают, что у меня маленькие дети. Словно это единственное возможное оправдание.

— А тебе просто нравится иметь свободное время?

— Да. Время — это важно. Ненавижу спешку.

Мы снова пообедали два дня спустя, а затем еще дважды на следующей неделе. Она говорила о магазине, о своем путешествии в Южную Америку, о сестре, выздоравливающей после рака груди. Я чуть не рассказал о своей давно побежденной опухоли, но, во-первых, испугался, что это может далеко меня завести, а во-вторых, это прозвучало бы как попытка вызвать сочувствие. Дома я намертво приклеился к телефону, но не в ожидании звонка, я смотрел новости, чтобы иметь хоть какой-нибудь предмет для разговора, кроме собственной персоны. Кто твой любимый певец/писатель/ художник/актер? Понятия не имею.

Все мои мысли были заняты Джулией. Я каждую секунду хотел знать, что она делает; я хотел, чтобы она была счастлива, чтобы с ней все было в порядке. Почему? Потому что я выбрал ее. Но… почему я чувствовал себя обязанным кого-то выбирать? Потому что в конечном счете единственной общей чертой всех доноров было то, что они желали кого-то одного больше остальных и волновались лишь за него. Почему? Это стало двигателем эволюции. Человек мог помогать другому человеку и защищать его, только если он спал с ним, и это сочетание, очевидно, оказалось эффективным для передачи генетической информации. Так что мои эмоции имели то же происхождение, что и у остальных людей; а чего еще мне желать?

Но как мне было притворяться, что мои чувства к Джулии реальны, если в любой миг я мог перенастроить регулятор в своей голове, и эти чувства исчезли бы? Пусть даже мое влечение казалось достаточно сильным, чтобы удержать меня от этого…

Иногда я думал: наверное, так происходит у всех. Люди принимают решение узнать кого-то поближе отчасти произвольно; все начинается именно с этого. Порой по ночам я часами лежал без сна, размышляя, не превратился ли я в жалкого раба или опасного маньяка. Может ли что-нибудь отвратить меня от Джулии теперь, когда я выбрал ее? Или, по крайней мере, вызвать негативные эмоции? А если она решит порвать со мной, как я на это отреагирую?

Мы вместе пообедали, затем взяли такси. Я поцеловал Джулию на пороге ее дома и пожелал доброй ночи. Оказавшись в своей квартире, я просмотрел пособия по сексу в Сети, недоумевая, как я мог рассчитывать, что сумею скрыть свою полную неопытность. Все казалось мне неосуществимым с точки зрения анатомии; только для того, чтобы научиться заниматься сексом в классической позиции, думал я, мне понадобится шесть лет тренировок. С тех пор как мы с Джулией познакомились, я отказался от мастурбации; фантазировать о ней, представлять ее себе без ее согласия казалось мне возмутительным, не заслуживающим прощения. Но в конце концов я сдался и потом лежал без сна до рассвета, пытаясь понять, в какую же ловушку я угодил по собственной воле и почему мне не хочется освобождаться.

Джулия наклонилась и сладко поцеловала меня.

— Это была хорошая идея. — Она слезла с меня и повалилась на кровать.

Последние десять минут я плавно передвигал голубой ползунок, стараясь не кончить раньше времени. Я словно играл в компьютерную игру. Теперь я настроил регулятор на отметку близости и, взглянув Джулии в глаза, понял, что она видит эффект. Она погладила меня по щеке.

— Ты приятный мужчина. Ты это знаешь?

Я ответил:

— Мне нужно кое-что тебе рассказать.

Приятный? Я марионетка, робот, извращенец.

— Что?

Я не мог говорить. Ей это, видимо, показалось забавным, она поцеловала меня.

— Я знаю, что ты гей. Все нормально; для меня это не имеет значения.

— Я не гей. (Больше не гей?) Хотя и мог бы им стать.

Джулия нахмурилась:

— Гей, бисексуал… мне все равно. Честно.

Мне больше не нужно было двигать ползунки; протез зафиксировал настроение, и через несколько недель я собирался позволить ему функционировать самостоятельно. Тогда я буду чувствовать естественно, как и все люди, то, что сейчас мне приходилось выбирать.

Я признался:

— В двенадцать лет я перенес рак.

Я рассказал ей все. Я наблюдал за выражением ее лица и увидел ужас, сменившийся сомнением.

— Ты мне не веришь?

Она ответила, запинаясь:

— Ты говоришь об этом как о самой банальной вещи. Восемнадцать лет? Как ты можешь так просто сказать: «Я потерял восемнадцать лет»?

— А как я должен говорить это? Я не пытаюсь вызвать у тебя жалость. Я просто хочу, чтобы ты поняла.

Когда я начал рассказывать о нашей с ней встрече, у меня внутри все сжалось от страха, но я продолжал говорить. Через несколько секунд я увидел в глазах Джулии слезы и почувствовал себя так, словно меня пырнули ножом.

— Прости. Я не хотел причинить тебе боль. — Я не знал, обнять ее или тут же предложить ей расстаться. Я не сводил с нее взгляда, но комната поплыла у меня перед глазами.

Она улыбнулась:

— О чем ты сожалеешь? Ты выбрал меня. Я выбрала тебя. Все могло случиться иначе. Но случилось так, как случилось. — Она сунула ладонь под простыню и взяла меня за руку. — Так, как случилось.

По субботам Джулия отдыхала, но мне нужно было на работу к восьми. Я уходил в шесть, она сонно поцеловала меня на прощание, и всю дорогу до дома я чувствовал себя невесомым.

Должно быть, я глупо улыбался каждому посетителю, но сам едва замечал это. Я строил планы на будущее. Я не разговаривал с родителями уже девять лет, они даже не знали о лечении Даррэни. Но теперь все на свете казалось мне возможным. Я могу прийти к ним и сказать: Это я, ваш сын, воскресший из мертвых. Вы действительно спасли мне жизнь тогда, много лет назад.

Придя домой, я обнаружил на автоответчике сообщение от Джулии. Прежде чем просмотреть его, я решил начать готовить обед. Было какое-то странное удовольствие в том, чтобы заставлять себя ждать, в предвкушении воображать ее лицо и голос.

Я нажал на кнопку «Воспроизведение». Лицо Джулии оказалось не совсем таким, каким я представлял его себе.

Я не понимал ее слов, и мне приходилось останавливать запись и перематывать назад. Отдельные фразы вонзались мне в память. Слишком необычно. Слишком ненормально. Нет ничьей вины. Мои объяснения прошлой ночью не были совсем уж напрасными. Но когда у Джулии появилось время все осмыслить, она обнаружила, что не готова к взаимоотношениям с четырьмя тысячами мужчин и женщин.

Я сидел на полу и думал, что мне чувствовать: обжигающую боль, обрушившуюся на меня, или что-нибудь еще, по желанию. Я знал, что могу обратиться к настройкам протеза и сделать себя счастливым — счастливым, потому что я снова «свободен», счастливым, потому что мне лучше без Джулии, счастливым, потому что ей лучше без меня. Или просто счастливым, потому что само по себе счастье ничего не значит, и, чтобы достичь его, мне достаточно всего лишь накачать мозги лей-энкефалином.

Я сидел, вытирая с лица слезы и сопли, пока на кухне горели овощи. Запах навеял мысли о прижигании раны.

Я оставил все как есть, я не притронулся к регуляторам, но помнил о том, что могу все изменить. И тогда я понял, что, если бы пошел к Люку де Врие и сказал: я здоров, мне больше не нужна возможность выбирать, я все равно никогда не смог бы забыть, откуда взялись все мои чувства.