Дюна: Дом Атрейдесов - Герберт Брайан (читаемые книги читать .TXT) 📗

– Старый герцог использует этих тварей для боя быков, а ты, видно, думаешь, что он для этого предпочитает ручных животных? – Припухшие глаза мастера широко открылись. Он явно рассердился. Седовласый мастер принял Айдахо на работу, но с явной неохотой и не уделял ему никакого внимания, да и обращался с ним не очень хорошо. – Он хочет, чтобы они нападали. Он не хочет, чтобы они ласково мурлыкали, когда он убивает их на Пласа-де-Торос. Что тогда подумают о нем люди?

Дункан опустил глаза и отступил. Он был послушен и никогда больше не старался приручить этих диких животных, сделать их своими питомцами.

Он видел голографический фильм о боях быков, которые проводил герцог и другие известные матадоры. Один раз он увидел, как убивают одного из его подопечных, это навеяло грусть, но все же Дункан был очарован мужеством и уверенностью в себе старого герцога Пауля Атрейдеса.

Последняя коррида на Каладане с участием герцога устраивалась по случаю отъезда Лето на Икс, и вот теперь, спустя много месяцев, герцог объявил, что скоро состоится новый бой быков в честь гостей Каладана, иксианских принца и принцессы в изгнании. Изгнании… В каком-то смысле он, Дункан, тоже…

Хотя у мальчика была своя комната в общежитии, в котором жили рабочие Замка, он часто оставался ночевать в стойле, прислушиваясь к храпу и свирепому мычанию быков. Ему приходилось живать и не в таких условиях. Сам по себе скотный двор был довольно уютным помещением, и Дункан любил оставаться здесь наедине с животными.

Когда он засыпал, то видел во сне быков. Он проникся их настроениями и повадками. Но сейчас с животными происходило что-то странное, они стали пугливыми, раздражительными, склонными к насилию и агрессии. Быки часто пытались вырваться из своих стойл, ломали перегородки.., было такое впечатление, что они понимали, что их ждет во время следующего боя быков, и они протестовали против своей судьбы, уготованной им старым герцогом.

Сейчас, стоя у клетки, Дункан заметил свежие отметины в том месте, где бык пытался проломить клетку и вырваться на свободу, чтобы поразить невидимого и неведомого противника.

Это было не правильно. Дункан совершенно отчетливо сознавал это. Он так много времени проводил в обществе быков, что хорошо изучил их инстинкты. Он знал, как они должны реагировать, знал, как спровоцировать их, как успокоить. Но сейчас их поведение стало необычным.

Когда он сказал об этом мастеру Иреску, то этот сухощавый человек вдруг встревожился. Он почесал остатки седых волос на макушке, но потом его настроение вдруг резко изменилось. Своими припухшими глазами он в упор уставился на Дункана. В глазах появилось подозрение.

– Я бы сказал, что в их поведении нет ничего необычного. Если бы я не знал, кто ты, то подумал бы, что ты очередной Харконнен, который приехал сюда мутить воду. Принимайся за работу.

– Харконнены! Да я ненавижу их.

– Ты жил среди них, мышка со скотного двора. Мы, Атрейдесы, привыкли всегда быть настороже. – Он дал Дункану подзатыльник. – У тебя что, нет работы? Или мне поискать ее для тебя?

Дункан слышал, что много лет назад Иреск прибыл от Ришезов и, строго говоря, его нельзя назвать Атрейдесом. Но все же мальчик не стал возражать мастеру, хотя и решил не сдаваться.

– Я был их рабом. Они охотились на меня, как на дикое животное.

Иреск вскинул свои кустистые брови; долговязый, худой, с растрепанными седыми волосами, Иреск был похож на воронье пугало.

– Даже среди простого народа вражда между Харконненами и Атрейдесами проложила глубокую борозду. Откуда я знаю, что ты прячешь в рукаве?

– Я не поэтому сказал вам о быках, сэр, – упрямо произнес Дункан. – Я просто волнуюсь. Я ничего не знаю о вражде Домов.

Иреск рассмеялся, он никак не хотел всерьез принимать слова мальчика.

– Вражда Атрейдесов и Харконненов началась много тысяч лет назад. Ты не слышал о битве при Коррине, великом предательстве и о мосте Хретгир? О том, как трусливо повели себя предки нынешних Харконненов, что едва не стоило человечеству окончательного машинного рабства. Коррин был последним рубежом, и мы не проиграли только потому, что Атрейдес спас положение.

– Я не очень хорошо знаю историю, – сказал Дункан. – Мне хватало забот о хлебе насущном.

Глаза старика, окруженные глубокими морщинами, смягчились, он явно хотел произвести впечатление доброго человека.

– Так вот, Дом Атрейдесов и Дом Харконненов были когда-то союзниками, их глав можно было, пожалуй, даже назвать друзьями. Но после того предательства все кончилось. Вражда разгорелась еще тогда, а ты, дружок, прибыл с Гьеди Первой, из самого логова Харконненов. – Иреск пожал костлявыми плечами. – Так что ты не надейся, что тебе будут здесь полностью доверять, понял? Будь благодарен старому герцогу и за то, что он для тебя сделал.

– Но я не имею ничего общего с битвой при Коррине, – запротестовал Дункан, все еще ничего не понимая. – И какое отношение все это имеет к быкам? Это же было так давно.

– Знаешь, у меня больше нет времени на болтовню. – Иреск снял со стены вилы для чистки навоза. – Держи свои подозрения при себе, герцог лучше знает, что делать, а пока иди чистить навоз.

Хотя Дункан работал не жалея сил и делал все возможное, чтобы заслужить свое жалованье, тот факт, что он прибыл из владений Харконненов, продолжал причинять ему массу неприятностей. Некоторые работники считали его чуть ли не шпионом, хотя какой толк был Раббану посылать резидентом на Каладан девятилетнего ребенка? Этого Дункан не мог понять.

Но с таким открытым предубеждением он сегодня столкнулся впервые.

– С быками творится что-то неладное, сэр, – продолжал твердить Дункан. – Герцог должен узнать об этом до боя быков.

Иреск рассмеялся ему в лицо.

– Когда мне понадобится в моем деле совет ребенка, то, будь уверен, я спрошу его у тебя, мой юный Айдахо. – Мастер вышел, а Дункан вернулся в стойло и снова принялся смотреть на возбужденных свирепых салусанских быков. Они смотрели на него горящими фасеточными глазами.

Что-то было не так, ужасающе не так. Он знал это, но никто не желал его слушать.

***

Мохиам проснулась среди ночи и села в постели, ощупывая рукой свой вспухший живот. Она находилась в специальной комнате в комплексе Школы Матерей. Белье промокло от пота, перед глазами все еще стоял приснившийся ей кошмар. В голове метались видения крови и языков пламени. Она еще раз ощупала живот. Кожа шероховатая, туго натянута. Куда делась эластичность юности?

Это был знак, знамение, послание.., кричащее предостережение, к которому не могла остаться глухой ни одна Преподобная Мать.

Сколько меланжи дали ей Сестры? Как она взаимодействует с другими лекарствами, которые получает Мохиам? Во рту до сих пор ощущается горьковатый имбирно-коричный привкус пряности. Как много пряности можно принимать беременной женщине? Мохиам содрогнулась. Не важно, как она пытается сейчас рационализировать свой ужас; самое главное – не игнорировать мощь вести, ниспосланной ей во сне.

Сны… Кошмары… Предзнание – все предсказывало ужасные события, которые будут потрясать Империю на протяжении тысячелетий. Будущее, которое ни за что не должно стать явью! Она не имеет права игнорировать предостережение.., но может ли она вполне доверять своему толкованию сна?

Преподобная Мать Гайус Элен Мохиам всего лишь мелкий камешек начинающегося грандиозного обвала.

Понимает ли Община Сестер, что творит? И что можно сказать о младенце, дочери, которая растет в ее чреве, и до родов остался всего лишь месяц? Видения сна концентрировались именно вокруг нее, ее дочери. Что-то важное, что-то ужасное… Преподобные Матери не сказали ей всего, и даже Сестры из Другой Памяти притихли от испуга.