Когда отступают ангелы - Лукин Евгений Юрьевич (версия книг .TXT) 📗
– Кому? Ты о ком, дядя Коля?
Дядя Коля неодобрительно качал головой.
– Ну шутники у нас, Минька, – вымолвил он мрачно. – Ну шутники…
– Да что случилось-то?
– А вот послушай, – сказал дядя Коля. – Получил я вчера пенсию, так? Домой я всегда, ты знаешь, через сквер иду… Ну и присел на лавочке… отдохнуть. Пpосыпаюсь…
Тут сухие плечики дяди Коли полезли ввеpх, а кожа на лбу собpалась в такую гаpмошку, что лба почти не стало.
– Просыпаюсь на скамейке… Урна рядом стоит…
– На скамейке? – отрывисто переспросил я. – Как на скамейке? Где на скамейке? В сквере?
– В каком в сквере? – внезапно осерчав, крикнул дядя Коля. – В щебкарьере! Просыпаюсь на скамейке, а скамейка стоит в щебкарьере! И урна рядом!..
– Да ты что, шутишь, что ли? – задохнувшись, сказал я. – Какой щебкарьер? До щебкарьера девять километров!
– Это ты кому – шутишь? – вскипел дядя Коля. – Это ты мне – шутишь? Я двадцать лет экскаваторщиком проработал, а ты мне – про щебкарьер? Ты под стол пешком ходил…
Он оборвал фразу, постоял немного с открытым ртом, потом медленно его прикрыл.
– Ну ладно, во мне веса нет, – в недоумении заговорил он. – Но ведь они же меня, получается, на скамейке несли! На руках несли, Минька! Если бы на грузовике – я бы проснулся…
– Дядя Коля, – сказал я. – А ты ничего не путаешь?
Дядя Коля меня не слышал.
– Урну-то они зачем перли? – расстроенно спросил он. – Тоже ведь дай бог сколько весит – бетонная…
Тут на пороге показалась тетя Шура и зычным, хотя и подобревшим голосом позвала дядю Колю в дом – завтракать.
Я оттолкнулся от заборчика и на подгибающихся ногах побрел к себе.
Добравшись до своей комнаты, снова достал оружие из-под подушки.
Машинка напоминала дорогую детскую игрушку. Очень легкая – видно, пластмассовая. И цвет какой-то несерьезный – ярко-оранжевый, как жилет дорожника. Из толстого круглого ствола выпячивалось что-то вроде линзы.
Но ведь я же своими глазами видел, как исчезла скамейка! Щебкарьер… При чем здесь щебкарьер?..
Я ухватил рукоять поплотнее, и от кисти к локтю пробежали вчерашние электрические мурашки. Так, а это что за рычажок? Я осторожно потянул его на себя, и изображение на стеклянном экранчике приблизилось. Понятно…
Гришу пора будить, вот что! Хватит ему спать. Отоспался…
Посреди стола белела записка.
«Ешьте, завтрак на плите, – прочел я. – Заставь Гришу сходить к врачу, а на Бехтеря в суд…»
Дочитать не успел – показалось, что в дверях кто-то стоит.
Я обернулся.
В дверях стоял Гриша Прахов.
Никогда раньше он не позволял себе выйти из своей комнаты, не смахнув перед этим последней пылинки с отутюженных брюк. Теперь он был в трусах, в майке и босиком. Да еще марлевая повязка на лбу – вот и весь наряд.
Я выпустил записку из рук и шагнул к Грише.
– Эти… – хрипло сказал я. – В кого я вчера стрелял… Что с ними?
Гриша смотрел непонимающе. У меня перехватило горло. Перед глазами снова блеснули чистые пролысины на пыльном асфальте.
– Ну что молчишь? Живы они?
– Живы, – сказал Гриша. – Ты отправил их на корабль. В камеру коллектора. Понимаешь, есть такое устройство…
Дальше я уже не слушал. Проходя мимо койки, уронил оружие на подушку и остановился перед окном. Почувствовал удушье и открыл форточку.
– Дурак ты, Гриша… – обессиленно проговорил я и не узнал собственного голоса. Был он какой-то старческий, дребезжащий. К восьмидесяти годам у меня такой голос будет. – Что ж ты вчера-то, а?.. Я же думал – я их всех поубивал…
Глава 10
Расположились в кухне. За окном качалась зеленая ветка яблони и время от времени, как бы приводя меня в чувство, легонько постукивала в стекло.
А передо мной на табуретке сидел и ждал ответа… Я отмахнулся от лезущего в глаза сигаретного дыма. Черт знает что такое! Сидит на табуретке парень из моей бригады, Гришка Прахов – вон с Бехтерем у него нелады из-за Люськи…
– Интересно девки пляшут, – процедил я, – по четыре штуки в ряд… Значит, ты – преступник, я – вроде как твой сообщник, а они? Они сами – кто? Ангелы? Ну нет, Гриша, брось! Ангелы по ночам засады не устраивают. Да еще и на чужой территории…
– Они не нарушали законов, – негромко возразил он.
– Чьих?
– Своих.
– А наших?
Гриша запнулся. А я вспомнил, как эти двое вели его вчера сквозь ночной сквер. Шли – будто по своей земле ступали…
– Во всяком случае, – добавил он еще тише, – они сделали все, чтобы вас не беспокоить…
Я хотел затянуться, но затягиваться было уже нечем – от окурка один огонек остался. Я швырнул его в печь и захлопнул дверцу.
– Слушай, а что это вы все такие одинаковые?
Лицо у Гриши стало тревожным и растерянным.
– Странно… – сказал он. – В самом деле одинаковые… А ведь раньше мне так не казалось…
Ветка за стеклом забилась и зацарапалась сильнее прежнего. Все время чудилось, что кто-то там за нами подглядывает.
– Слушай, – сказал я. – Ну ты можешь по-людски объяснить, как ты его нарушал вообще? Закон этот ваш, насчет личности… Ну, я не знаю, там… по газонам ходил, вел себя не так?…
– Просто вел себя… – безразлично отозвался он.
Я шумно выдохнул сквозь зубы.
– С тобой свихнешься… Как это – вел себя? Все себя ведут!
– Не все, – тихонько поправил он, и словно знобящий сквознячок прошел по кухне после этих его слов. Я снова сидел, укрываясь за жидким кустиком, а из черных провалов ночного сквера на меня наползала оглушительная смертельная тишина… И они из-за этого достают человека на другой планете? Вел себя… Интересное дело – вел себя…
– Погоди-ка, – сказал я. – А здесь ты его тоже нарушал?
Честное слово, я не думал, что он так испугается.
– Но у вас же нет такого закона… – еле шевеля побелевшими губами, проговорил Гриша. – Или… есть?
– Это тебе потом прокурор растолкует, – уклончиво пообещал я.
Гриша опустил голову.
– Да, – сказал он. – Нарушал. И здесь тоже.
– Ну, например?
– Например? – Гриша подумал. – Да много примеров, Минька…
– Ну а все-таки?
– Ну, Бехтерь, бригада… – как-то неуверенно начал перечислять он. – Да и ты сам тоже… Ты ведь не хотел, чтобы я…
– Бехтерь? – с надеждой переспросил я. – А ну-ка давай про Бехтеря!
– Н-ну… – Гриша неопределенно подвигал плечом. – У них же… с Люсей… были уже сложившиеся отношения… А я появился и…
– Отбил, что ли?
– В общем-то, да… – с неохотой согласился он и тут же добавил: – Но это лишь для данного случая.
Так… Я пощупал виски. Разговор только начинался, а мозги у меня уже тихонько гудели от перегрева.
– Погоди-ка… А я? Я его тоже, что ли, нарушаю?
Гриша удивленно вскинул голову.
– Да постоянно! – вырвалось у него.
– Так… – ошеломленно сказал я. – Понятно… И много тебе припаяли?
Гриша не понял.
– Ну приговор, приговор тебе какой был?
– Ах, вон ты о чем, – сказал он. – Ты про наказание? Но, Минька… собственно, видишь ли… за это вообще не наказывают.
– Что? – заорал я.
– По здешним понятиям, разумеется, – торопливо пояснил он.
Сигарета не вынималась. Пришлось разорвать пачку.
– Бесполезно, Минька! – с отчаянием проговорил Гриша. – Ты пытаешься вогнать все в привычные рамки – бесполезно! Пойми: это отстоявшееся до предельной ясности общество… («Вот я и говорю – ангелы,» – пробормотал я, прикуривая.) Тебя сбивает слово «преступник»? Но точнее я перевести не могу. В вашем языке…
Тут надломленный голос Гриши Прахова уплыл куда-то, стал еле слышен. «Простите?..» – произнес, оборачиваясь, вчерашний ангел. С вежливым удивлением. По-русски.
В три судорожных взмаха я погасил спичку и уставился на Гришу Прахова.
– Гриша!.. А язык? Язык вы наш откуда знаете? А документы? Где ты взял паспорт? Как ты сюда попал вообще? Кораблем?
