Землепашец - Логинов Святослав Владимирович (библиотека книг .txt) 📗
– Знаю я, что такие прикормки запрещены, – миролюбиво сказал Сагит. – А кто бы иначе продал мне этот цех по цене металлолома? Так ведь я и не собираюсь пищевыми добавками торговать, я хочу копытней разводить. Выкармливать буду через форсунку. А что добавки запрещены, так копытень и без того несъедобен.
– Зачем вам это? Шерсти с копытня начесать можно – кот наплакал, а больше его – куда?
– На экспорт, – ни секунды не замешкавшись ответил Сагит. – Беговой копытень, подороже любого иноходца будет. Особенно если в моду войдёт. Скачки организую, тотализатор…
– А чем их кормить на других планетах? Пакость вашу белковую санитарный контроль не пропустит, будьте уверены! К тому же, чтобы зверь в форме был, ему настоящие насекомые нужны, с хитиновыми оболочками, иначе отжимной желудочек работать не будет. Заболеют ваши копытни и передохнут!
– Комаров буду вывозить сушёных, а кормить при помощи вентилятора. Знаешь сколько на Земле стоит килограмм сушёных комаров? О-го-го!
Аниэль Гоц ушёл в полной уверенности, что Сагит повредился разумом.
Оборудование Сагит успел получить, а вот заняться им времени не было. Хотя ни по каким башенкам землепашец не мотался, энергию не распределял и вообще, словно забыл о существовании лучевой защиты. Башенки работали вполсилы, не убивая насекомых, а лишь отгоняя их и задерживая до поры развитие кладок и куколок, которыми была напичкана земля. Ведь по осени Сагит не проводил ни пахоты, ни вообще какой-либо обработки земли, дозволив вредителям беспрепятственно плодиться.
С неба беспрестанно сыпал мелкий тёплый дождик, под которым в неудержимый рост пускалась всякая травинка. Такова земландская весна, которая скоро сменится жарким и солнечным летом с грозами и зарницами в полнеба.
С курорта вернулась Марина, досрочно сдавши сессию, прикатили двое сыновей. Средний – Михей, прислал отчаянное письмо. Похоже парень не на шутку влюбился и не мог приехать домой даже в такую жаркую пору. Сагит поворчал для порядка и дозволил не приезжать. Марина, непревзойдённый спец по части ветчины, шинки и карбонада, спешно занялась приведением в порядок коптильни. Сыновья готовили технику и приводили в порядок оружие. Распаханные поля густо зеленели. Конечно, у Никифорова на материке всходы ещё лучше, но если учесть наплевательское отношение Сагита к посевам – следует сказать, что земландские чернозёмы недаром считаются лучшими во вселенной.
С вечера Сагит спустился в подвал, где располагалось энергетическое хозяйство фермы, и, повернув рубильник, разом обесточил все излучающие башни. Нежная зелень осталась беззащитной перед ордами вредителей.
Рассвет Сагит встретил в поле. Казалось вся пашня ожила и движется, ворочаясь и перемешиваясь небывалым водоворотом. Никакое нашествие саранчи, ни исход червеца, ни хищное кочевье муравьёв Лонгуса не могли сравниться с тем, что творилось на полях. Никем и ничем не сдерживаемое половодье насекомых захлестнуло посевы. Всё, что могло летать, рыть или ползать, покинуло привычные места обитания и алчно устремилось на сладкую земную траву. А из под земли, не тронутые ни хищниками, ни ядохимикатами лезли ещё большие орды листогрызов. Земли уже не было видно, не было видно пожранной во мгновение ока зелени, всюду сплошное кишение насекомых. Словно воплотилось в жизнь бредовое видение биолога-популяризатора, живописующего, каким станет потомство одной мухи, если дать ей возможность размножаться беспрепятственно.
Копытень на котором Сагит приехал сюда, всхрапнул и взбрыкивая задом умчал прочь. Такое количество еды уже не казалось ему едой, зверь не на шутку перепугался. Ничего, к вечеру он вернётся, усталый и обожравшийся, так что будет сплёвывать не хитин, а лишь слегка помятых капустниц, прузиков и всякую мушиную мелочь.
А потом со стороны синеющих гор, перекрывая громогласный стрёкот насекомых, донёсся певучий вопль бюфтонов. Покинув зимние кормилища в узких бесплодных теснинах, бюфтоны шли на равнину. Этих зверей не пугало никакое количество еды. Отсидев целый год на скудном пайке, они стремились отожраться на весеннем раздолье. Тупорогие самки торопились, подгоняя грациозно-неуклюжих детёнышей. По сторонам шли самцы, взгорбленные, страшные, готовые обрушить свой гнев на всякого, вставшего на пути. Хлипкие заграждения, способные остановить разве что дикого копытня, были сметены единым движением. Начался чудовищный жор. Вздёргивались головы со смачным хлюпаньем захлопывались пасти, всякий стонущий, певучий вздох уносил в необъятную утробу несчётное количество насекомых, рои, тучи, облака, бездны…
Сагит приник к кинокамере, выбирая наиболее удачный ракурс. Зоологическое общество, объявляя конкурс на фильм, и помыслить не могло, что получит столь раблезианское зрелище!
Камера была чужая, подобранная в ущелье и отремонтированная. Сагит мельком подумал, что потом надо будет вернуть её Аниэлю Гоцу.
Постепенно в жирующем стаде объявлялось подобие порядка. Бюфтонихи оттеснили детёнышей подальше от разошедшихся самцов, а те всё реже сглатывали жратву и всё чаще угрожающе ворчали, когда кто-то из соперников оказывался слишком близко. И наконец, над замершей равниной прозвучал не пиршественный вздох, а настоящий крик, вызов на дуэль, на честный бой. Начались брачные битвы.
Малыши были окончательно оттеснены на периферию, а в центре очутились два самца. Один – матёрый гигант, переживающий второй или третий период гона, другой помоложе, явно впервые вздумавший попробовать свои силы в брачных играх. Соперники встали друг напротив друга, на мгновение замерли, затем разом распахнули страшные пасти и издали трубный клич. Вопль длился не смолкая, терзая нервы и выматываю душу. Остальное стадо замерло, наблюдая за поединком, лишь самые крохи продолжали чавкать, старательно затягивая полуметровыми ротиками обильную пищу.
Минуту, две, три длился нескончаемый крик. Казалось, так может продолжаться вечно, но Сагит, не в первый раз наблюдавший подобную картину, знал, что исход давно предрешён. Один из бюфтонов, тот, что помоложе, оказался ниже ростом, и как ни тянул он к небу усатую челюсть, его более массивный противник постепенно нависал над ним, угрожая ринуться сверху и пронзить рогами. Понял это и молодой бюфтон. Его крик смолк, неудачник начал отползать, по-прежнему разинувши пасть и бороздя землю нижней челюстью. В голосе матёрого самца загремели победные ноты.
