Смерть от экстаза - Нивен Ларри (лучшие книги без регистрации .txt) 📗
Кеннет Грэхем. Устройство для обмена информацией с подвальным компьютером занимало большую часть моего письменного стола. Чтобы научиться им пользоваться, у меня ушло несколько месяцев. Я отпечатал заказ на печенье и кофе, а мгновение спустя добавил:
ПОИСК ИНФОРМАЦИИ. КЕННЕТ ГРЭХЕМ.
ОГРАНИЧЕННАЯ ЛИЦЕНЗИЯ: ХИРУРГИЧЕСКИЕ ОПЕРАЦИИ.
ОСНОВНАЯ ЛИЦЕНЗИЯ: ПРОДАЖА ЭЛЕКТРОСТИМУЛИРУЮЩЕЙ АППАРАТУРЫ.
АДРЕС: ЗАПАДНЫЙ ЛОС-АНДЖЕЛЕС.
Из приемной щели тотчас поползла лента, виток за витком опускаясь на мой стол. Мне не нужно было ее читать, чтобы удостовериться, что я прав.
Новые технические средства порождают новое законодательство, новую этику, новые преступления. Добрая половина деятельности полиции ООН и РУК направлена на преступления, которых еще столетие назад не существовало. Преступная торговля человеческими органами — органлеггерство — была результатом тысячелетнего развития медицины, итогом миллионов жизней, бескорыстно отданных идеалам лечения больных. Прогресс сделал эти идеалы реальностью и породил, как обычно, новые проблемы.
В 1900 году Карл Ландштейнер разделил человеческую кровь на четыре группы, впервые дав пациентам реальную возможность выжить после переливания крови. Способы трансплантации совершенствовались в течение всего двадцатого столетия. Вся кровь, сухие кости, кожа, живые почки, живое сердце — все это могло быть пересажено от одного тела к другому. Доноры спасли за эти сто лет десятки тысяч жизней, добровольно предоставляя свои тела медицине.
Но число доноров было ограниченно и немногие умирали так, что хоть некоторые органы оставались пригодными для использования.
Коренной переворот произошел чуть меньше ста лет назад. Один здоровый донор (хотя такого зверя, разумеется, не существовало) мог спасти жизнь более чем десятку людей. Тогда почему осужденные на смерть убийцы должны умирать зря? Сначала несколько государств, потом большинство народов мира приняли новые законы. Преступники, приговоренные к смертной казни должны были принять смерть в госпиталях, где хирурги изымали у них различные органы для помещения в специальные хранилища — банки органов.
Миллиарды жителей земного шара хотели жить и банки органов стали символом жизни. Человек мог бы жить вечно, если бы врачи вставляли в него новые органы быстрее, нежели изнашивались его собственные. Но делать это они могли только в том случае, если бы в банках органов планеты всегда имелись в наличии необходимые запасные части.
Сотни разрозненных движений за отмену смертной казни умерли тихой, ненашумевшей смертью. Рано или поздно, в конце концов все заболевают.
И все же банки органов испытывали дефицит. Пациенты по-прежнему продолжали умирать от нехватки частей тела, которые бы могли их спасти. Законодатели по всей планете не могли не уступить непрерывному давлению народа. Смертная казнь была введена за убийство первой, второй или третьей степени. За нападение со смертельным исходом. А потом за такие преступления как: изнасилование, подделку денег, растрату, противозаконное деторождение, за четыре или более случая лживой рекламы. На продолжении почти целого века эта тенденция продолжала нарастать, питаемая стремлением избирателей оградить свое право на вечную жизнь.
Но даже сейчас органов для трансплантации не хватало. Женщина с больными почками могла целый год ожидать ожидать здоровую почку, которая бы потом могла исправно служить ей всю оставшуюся жизнь. Тридцатипятилетнему сердечнику приходилось жить с еще исправным, но сорокалетним сердцем. Приходилось жить с одним легким, частью печени, протезами, которые слишком быстро изнашивались, много весили или не были достаточно эффективны. Преступников по-прежнему не хватало. И неудивительно — смертная казнь не давала людям нарушать законы. Они предпочитали воздержаться от преступления, нежели рискнуть оказаться в донорском покое госпиталя.
Чтобы немедленно заменить поврежденный пищеварительный тракт, трансплантировать себе молодое здоровое сердце или здоровую печень взамен разрушенной алкоголем — за всем этим приходилось обращаться к какому-нибудь органлеггеру.
Органлеггерство как подпольный бизнес имеет три аспекта:
Первый — похищение с последующим убийством. Дело очень рискованное. Так как казнь приговоренных преступников — монополия правительства, донора нужно разрабатывать себе самому — на переполненных людьми городских тротуарах, на аэровокзалах, останавливая на шоссе машины, при помощи заряженных конденсаторов… Где угодно…
Конечная цель дела — продажа — особенно опасная фаза, так как даже у смертельно больного человека может вдруг проснуться совесть. Он приобретет нужный ему трансплантант, а потом отправится прямиком в РУК и облегчит совесть, выдав всю банду. Поэтому продажа совершается анонимно, а так как повторные продажи случаются нечасто, для дела это большого значения не имеет.
Третий аспект — технический, медицинский. Пожалуй, самая безопасная часть дела. Госпиталь велик, контрабандный орган может храниться где угодно, часто помеченный ярлычком, как непригодный.
Однако на практике все не так просто, как на бумаге. Нужны врачи. Притом хорошие врачи.
Вот в этом-то и была главная сила Лорана. На это у него была монополия.
Где он их добывал? Это мы до сих пор пытаемся выяснить. Каким-то образом один-единственный человек открыл совершенно безопасный способ рекрутировать талантливых, но бесчестных врачей практически в массовых масштабах. Был ли то на самом деле всего один человек? Все наши источники информации это подтверждали. И в кулаке у него была зажата половина западного побережья Северной Америки.
Лоран! Ни голограмм, ни отпечатков пальцев или снимков сетчатки глаза, ни хотя бы описания внешности. Все, чем мы располагали — одно имя и несколько возможных связных.
Одним из них и был Кеннет Грэхем.
Голограмма была очень хорошая. Вероятно, сделанная в фотоателье. У Кеннета Грэхема было вытянутое, как у шотландца, лицо со впалыми щеками и небольшим жестким ртом. На голограмме он пытался улыбнуться и одновременно выказать чувство собственного достоинства. И все же чувствовал он себя при этом неуютно. У него были светлые, коротко подстриженные волосы и настолько светлые брови над серыми глазами, что они почти не просматривались.
