Голуби — стражи ада (СИ) - Линтейг Алиса "Silent Song" (читать книги онлайн бесплатно полностью txt) 📗
Вот тот же пример с моими волосами. Я всегда красила волосы, потому что таков мой индивидуальный стиль. Я всегда выглядела экстравагантно, и все считали, что я — этакое неформальное создание, участник тайной протестной организации. Протест. Они утверждали, что я протестую, и, движимые безграничной наивностью, протестовали против меня. Забавно даже. Если я вела себя не так, как они считали нужным, значит, я не могла быть одной из них. Я могла быть только с птицами, с милыми созданиями. С символами любви и мира! Глупые предрассудки, сомнительные идеи, которые стали непонятной основой всего человеческого существования. Бредового и абсурдного. Голуби — символы мира, прекрасные создания, порождения любви и света! Конечно. Инфантильность, безразличная инфантильность, недалёкость и самонадеянный отказ принимать что-то, противоречащее предубеждениям. Граница установленного размываются, неведомое открывается, неведомое является им. Но они лишь скептически ухмыляются.
Потому что это выходит за грани разумного… Разумного. Разумного ли? Совсем неразумного. А у птиц все по-другому, у птиц все иначе. С птицами мне всегда было лучше. Я чувствовала особую связь — даже в детстве, когда многие часы проводила с птицами, я чувствовала, что что-то не так. Как будто мы были едины, как будто могли становиться целым, как будто я знала птичий язык! Они понимали меня, а я понимала их, ощущала каждое из намерение. — Она шумной выдохнула, продолжая с нездоровым оживлением рассказывать свою историю. — А потом я увлеклась оккультными практиками. Птицы стали мне ближе, настолько близко, как никогда ранее. А затем я узнала о настоящих демонах, узнала об аде, о стражах… Голуби мне все поведали, четко, увлекательно. Я ушла от глупых людей, отдававшись колдовскому поприщу. Голуби, прекрасные голуби — они стали почти что моим символом поклонения, великим и высшим.
Пока мне не встретился на пути Максим — голубь, обращённый человеком. Интересная личность, необычная особа, с которой мы, можно сказать, подружились. Мы плодотворно проводили время, мне хотелось с ним общаться ближе, узнавать его. В нем ещё не было столько наивных предрассудков и глупости, хотя что-то уже сочилось сквозь его слова. Что-то. Маленькая частичка людской инфантильности, которая могла либо исчезнуть, либо стать больше. Увы, она стала больше. Это выяснилось, когда он пошёл на сделку, когда так просто решился на обмен камнем и оружием. Ствол может убить голубей. Чудесные пули, которые делаются в Предъадье, способны нанести им вред. Но их количество небольшое, ограниченное. Пополнение — тропа в Предъадье, восстание — прямой путь в ад. Но вы уже никуда не уйдёте, кроме ада. Так что наслаждайтесь своим существованием, тупицы, если это вообще возможно.
Жгучая злоба схватила меня, подкатив к вискам давящими пульсирующими толчками. Злоба на Макса, пусть и покойного, пусть и уничтоженного. Жалкий, наивный, глупый голубь! Поверивший Эльвире и ее идеям, не подумавший о последствиях. Я же говорила, что не следует ей верить, что все будет только хуже. Говорила. Но не сказала.
Мы повелись на недосказанную правду, граничившую с ложью. Правду, которая могла быть даже хуже лжи или выдумки, любого обмана и мошенничества. Единственный плюс пребывания в стенах иллюзорного дома — отсутствие голубей. Вряд ли они бы залезли в эти стены, вряд ли прошли бы сквозь границы проекции: едва ли они в этом нуждались. Птицы остались позади, птицы улетели, расплескав отблески пламени. Мы остались вдвоём. Навеки вдвоём, в стенах искусственно созданного дома, насквозь пропитанного моей личной скукой и болью, в окружении потустороннего, как оказалось, съедобного тумана…
Всю оставшуюся жизнь мы проживём в неволе, но без голубей. Лучше ли это? Хуже ли? Так же? Но уж точно не лучше. Там люди, там слова, там новости, там открытия, а здесь — замкнутое пространство, смещённое четырьмя затхлыми стенами, порожденное нашими видениями и галлюцинациями. Тюрьма. Камера из подсознательных образов, бредовых мыслей и абсурдных идей.
Руки Антона тряслись от всепоглощающей злобы, губы сжались в тонкую полоску, глаза горели, ярко, безрассудно. Он не выдержал и надавил на спусковой крючок. Пуля с треском выскочила из магазина, пролетев по ровной траектории, вонзившись в отблески плоти. Но Эльвира осталась на месте, целая, нетронутая, невредимая. Ее не страшили пули; проекция делала её неуязвимой.
— Ну вот, вы подтверждаете то, что я сказала! Вами движут эмоции. Предрассудки, эмоции и собственная глупость. А у голубей нет бурных эмоций, кроме гнева, но его они используют разумно. Они идут вперёд. Гнев не доминирует ими, а лишь сопутствует, призывая к великим подвигам и достижениям, — Глаза Эльвиры снова восторженно загорелись, волосы затрепетали от непонятной силы. — Увы, мне некогда. Вынуждена вас покинуть. — Последние слова она манерно растянула, словно подчёркивая таким образом наше плачевное положение. — Меня ждут неотложные дела… Не скучайте и, главное, не тратьте попусту пули: на самом деле, они весьма полезны. Если бы не ваша глупость и порывистость, присущая и Максиму, ваш план бы не провалился. Что ж, удачи!
Она изящно развернулась, подошла к шторам и словно растворилась в заскорузлом, испещрённом пятнами куске ткани.
========== Глава 28. Свобода и неволя ==========
Эльвира исчезла, оставив нас наедине друг с другом. Мы принялись невольно переглядываться и думать, лихорадочно думать, как выбраться из отвратительного здания. Искать выход? Паниковать? Высматривать дороги, пути? Нет. Вряд ли в этом был смысл: исследование бы ничего не принесло. Оно бы не дало ни удовольствия, ни радости, ни смысла — только трату времени, пустую, лишнюю, ненужную.
Срочно следовало выбираться. Срочно показывать оружие миру, начинать уничтожать адских голубей, заполняющих каждый участок. Мы должны были победить, мы обязаны были истребить их, погасив пламя, раскидав обмякшие перья… Расплескав демоническую кровь.
Антон остался на месте, а я, гонимая мыслями о свободе, отправилась осматривать комнаты. Я ходила по коридорам и пролётам, невольно вспоминая самые мерзкие часы собственной жизни. Самое унизительное и отвратное время, подорвавшее мою свободу и честь. Я ненавидела эти погрязшие в пыли углы, ненавидела стены, ненавидела отодравшиеся обои, насквозь проевшиеся ветошью. Ненавидела до тошноты.
Человеко-голубей не было — хоть это хорошо. Пусто. Никого. Только вечность, бесконечная, удручающая. Она обрекала нас на то, чтобы проводить в тесных стенах оставшиеся годы, чтобы потерять абсолютно всё, в том числе родной дом и земли, гордость и честь, любовь и жизнь. Тяжкий груз безысходности!
Поддавшись внезапному порыву, я подкралась к окну, с отвращением раздвинула тяжёлые грубые шторы и выглянула. Мрак. Моим глазам предстал только туманный мрак, густой, вязкий, безразличный к чужим тягостям и страданиям, к нелепым ошибкам, к бесчисленным заботам и проблемам. Впрочем, по словам Эльвиры, скоро ему предстояло принести нам пользу: здесь он был нашей единственной едой. Наши припасы заканчивались и истощались, становясь скудными и бедными. Поэтому скоро и правду предстояло питаться густым, вязким, способным обретать плоть туманом, который облекал бесконечности и пути, который кутал пространство, поглощая месяцы и годы. Взаимное потребление! Мы должны были питаться туманом, а он — нашими жизнями. Забавно — или не очень…
А в доме стояла пустота, удручавшая своей беспробудной безнадежностью. Не было даже мышей, или крыс, или случайных насекомых, скребущих корявыми лапками по пыльным стёклам. Ничего. Только дом с его ветхими стенами, с его пустынной атмосферой и неприятными запахами. Только Предъадье, простиравшееся за окном отдалёнными смутными контурами.
Всё утонуло во мраке. Всё исчезло на перепутье реальностей. Всё растворилось, всё кануло в Предъадье, запутавшись в его тропах и чарах; хорошо хоть не было голубей — с этим птичками дело обстояло бы гораздо плачевнее.
Я обследовала каждый участочек, каждый уголочек, но ничего не нашла. Поэтому вернулась в комнату, где сидел Антон, кидая во тьму безучастный взгляд, — кажется, магия Предъадья снова захватила его, погрузив в апатию и уныние. Только теперь это ощущение безвыходности нахлынуло и на меня. И я была абсолютно уверена, что мы не вернёмся обратно, что мы совершили роковую, непоправимую ошибку.
