Голуби — стражи ада (СИ) - Линтейг Алиса "Silent Song" (читать книги онлайн бесплатно полностью txt) 📗
А все-таки, почему он не сказал нам это раньше, перед началом путешествия? Тянуть до казни — значило не сделать ничего. Тогда слова были пустыми, тогда слова ничего не значили, потому что проносились, подобно мимолётному ветру. Все детали следовало выяснить во время приготовления, не упустив ни единой подробности. А мы — наивные глупцы. Жутко самонадеянные, словно дети, малые, беспомощные.
И вообще, не надо было с ней связываться, не стоило заключать сомнительную сделку. Она не планировала ничего хорошего. Она просто не могла сделать ничего хорошего! Потому что по своей натуре оставалась нелюдимой и служила голубям. Не надо было идти у неё на поводу: она готовила какой-то план; она — не просто милая девушка, общавшаяся с беглым голубем, а истинная ведьма, ненавистница людей, социопат.
Она подходила к нам все ближе, и с каждым ее шагом все яснее становилось жуткое — не страшное, нет — именно жуткое, бессмысленное лицо. Безумный взгляд и надменная улыбка, потусторонняя бледность и блещущий жестокими искрами взгляд. И разноцветным волосы, которые на фоне бескровного лица выглядели неестественно, придавая ей особо странный вид.
— Вам, наверное, очень скучно, да? Я уверена в этом, — тихо заговорила она.
— Сейчас тебе будет очень весело. В аду, со своими голубями, — неожиданно процедил Антон, направив на Эльвиру дуло пистолета.
— Давай, попробуй! — оживилась она. Она вытянула руки и с театрально страдальческим видом предстала перед Антоном, словно готовая к смерти, словно потерявшая жизненные способности. Игра поначалу вышла убедительной: в голову мне невольно закралась мысль, что она всерьёз планировала покончить с никчемным существованием. Бред. Скорее всего, она просто задумала очередную коварную проделку. — Давай, сделай это! Ты потратишь лишние пули, ты упустишь секунды, но убьёшь меня, представляешь, убьёшь! Тогда никто не уничтожит голубей, тогда они захватят мир, поработят несчастных, сделают из вас беззащитных, ничтожных созданий, прислуживающих птицам и унижающихся перед их великим ликом. А впрочем, они это и так сделают, потому что вы вряд ли выберетесь, потому что не сможете вызволить отсюда оружие. Мало кто, кроме вас, фактически не знает о его существовании. А спасать мир и людей — это уж точно не моё. Максима нет в живых, сделка невыгодна, а значит, мне нет смысла идти против своих.
Глаза Антона заблестели ненавистью, черты лица исказились от ярости. Кажется, он с трудом удерживался, чтобы не нажать на спусковой крючок, чтобы не отправить пулю в отвратительную женщину. Я догадывалась, как его злила собственная беспомощность. Она злила и меня. Она разжигала во мне подсознательный гнев, что пытался наполнить моё существо, но я держалась. Я не смела поддаваться, потому что дальнейший путь — это спасение. Потому что следующие мгновения — это надежды. Которые ни в коем случае не следовало терять.
Она пришла, чтобы убить нас, уничтожив морально и физически. Чтобы закрыть все выходы и пути обратно. Теперь их не осталось, ничего и никого не осталось, кроме ненормальной женщины, заключившей сделку с Максом ради собственной выгоды и благополучия.
Помогала ли она нам? Да, помогала, но лишь из собственной выгоды. Камень что-то значил, камень нес в себе огромную цену! Вот она и согласилась на такое дело. Потому что уж точно не стала бы заниматься волонтёрством.
Интересно, а может, этот пистолет был не таким уж и сильным? Нам следовало уничтожить голубиных главарей, круживших над городом С, где велось основное восстание, и тогда, лишившись значительной части бойцов, голуби принялись бы отступать. Отступать… А может, у них были целые партии? Целые правительственные и военные организации? Целые потоки? Поздно я об этом подумала. Вряд ли это скопище остановится, будут новые главари, восстанут новые сторонники, а количество пуль… уменьшится.
Одержимость желанием уничтожить голубей скрыло от нас мысли о неприятных последствиях, затуманив разумы, отобрав осторожность. Опрометчиво и нелепо. Глупо и странно. Осознание приходило ко мне быстро, ужасающе, стремительно. От каждого такого предположения на душе становилось тоскливее. Что-то скребло изнутри, навевая неутешительные мысли о том, что все наши действия бессмысленны, что мы зря потеряли время. Попусту отправились в мерзкое Предъадье, попусту убили Аню, попусту искупались в почве и полетали на голубях… Аня могла жить. Орудие могло остаться там, в дупле, среди бугристых перегибов, среди клокотаниях и бульканья топи — и вряд ли тогда что-то бы изменилось. Но почему-то оно досталось нам.
— Вы не сможете убить меня, — провозгласила Эльвира спокойным насмешливым тоном, словно сообщая нечто совершенно обыденное. — Потому что я — всего лишь проекция. И все вокруг вас — иллюзия. В этой иллюзии я общаюсь с вами, вы видите этот дом, мебель, все, что стоит вокруг вас… но на самом деле, этого нет. Ничего нет. Я действительно нахожусь в этом доме, но меня окружают другие лица, совершенно другие люди и нравы. И вам кажется, будто вы там вместе со мной. Но вы в Предъадье, друзья мои, в Предъадье. Затерялись во времени и пространстве, во множестве границ и реалий, в линиях, берегах, омутах. Однако замечу, что здесь вам не нужны припасы, здесь вы можете питаться самим туманом, периодически ненадолго открывая окно, впуская его и обхватывая, словно нечто осязаемое. Но это не важно. Я же могу только немного скрасить вашу тоску, но мне этого делать не хочется: ненавижу людей! Просто ненавижу! — на последних словах она крепко сжала кулаки, принявшись прожигать нас яростным взглядом. Ее глаза загорелись гневом, бездушным, жестоким, анормальным. Сжатые костяшки пальцев побелели от напряжения.
Тем не менее она улыбалась, растягивая свои бескровные губы.
— Но все же ради вас я сделаю исключение… — неожиданно добродушно протянула Эльвира, облокотившись об иллюзорную стену.
Кажется, гнев погас, ярость улетучилась. Она снова стала хладнокровной, невозмутимой, насмешливой, словно и не было никакой внезапной вспышки, словно она и не кричала, что ненавидит людей.
— Вы друзья Макса, а мы с ним неплохо ладили. Жаль, что его больше нет, правда? Или не жаль. Спорный вопрос… А впрочем, вас уже тоже нет, потому что вы заперты, навеки заперты. А скоро и вовсе ничего не будет… Только голуби, голуби, голуби! Много голубей. Очень много голубей. Они будут летать над миром, обвивая его своим демоническим пламенем, — Эльвира восхищенно всплеснула руками, будто показывая, как свершится всеобщее ликование после воцарения голубей над всем миром; ее глаза вновь нездорово вспыхнули.
— А знаете… — тихо, почти шёпотом произнесла она, приложив бесцветную ладонь к лицу. — Когда-то я любила людей. Очень любила. — Она подобралась ещё ближе, изящно устроившись между нами, словно для милой, душевной беседы. Ее лицо приняло наигранно скорбное выражение, глаза, кажется, закатились.
Ну да, конечно — столько душевности! Сколько я ещё ни разу в жизни не видела, сколько ещё никогда не чувствовала и не испытывала — просто верх любви, апогей теплоты и взаимопонимания. Приправленный адским огнём и болотной топью за несуществующими окнами. Но окружение не столь не важно: это ведь душевный диалог, тёплая беседа, дружеские откровения!
Странная она — какая-то непостоянная, нестабильная, неуравновешенная. Запертая в собственном безрассудстве, переполненная амбициями и ненавистью. Возможно, виной всему была незримая граница, разделявшая иллюзию и реальность, но что-то мне подсказывало, что и в жизни дело обстояло не лучше. Ведь она всего лишь связывалась с нами. Как будто просто совершала видеозвонок, направляя камеру на стены комнаты. И чего только стоили эти разноцветные волосы, необычные заострённые черты, неопределённый затуманенный взгляд!
— Очень любила, — Эльвира безразлично подняла брови. — Но это было до тех пор, пока я не познала человеческую тупость, наивность и предрассудки. Они все погрязли в инфантильности и самонадеянности, они все — жертвы стереотипов и предубеждений.
