Лунный нетопырь - Ларионова Ольга Николаевна (читаем книги .txt) 📗
Стоп. Вот и неувязка: ведь крэги соглашались оставаться только на незаселенных планетах.
Хотя — привез же их кто-то в незапамятные времена на Тихри. И на Джаспер. И от многолюдства Равнины Паладинов они не передохли, размножились как миленькие.
А в этом самом легендарном Староземье мышланы вели себя так, как и следовало ожидать от крэгов: исподволь, от поколения к поколению завладевали умами людей, чтобы привести их к полному повиновению, дабы стать полновластными хозяевами планеты. Умудрились вселиться в этих загадочных Ка.
Но маггиры, надо отдать должное, вмешались вовремя. Только как же тогда быть со знаменитой доктриной крэгов, которую в последние секунды своей жизни выдал вероломный тихрианский колдун Кадьян? Ведь целью своего существования крэги считали не уничтожение человечества и даже не безграничную власть над ним; у нее в памяти, врезавшись навечно, были отчеканены слова: «Необходимым и достаточным условием покорения Вселенной в целом является подчинение себе на каждой отдельной планете той имманентно присущей ей ноосферной надсистемы, которая…»
Тогда, помнится, громовой раскат заглушил окончание фразы, но оно воспроизводилось однозначно: «…которая на ранних стадиях развития цивилизации именуется богом».
Но ведь летучие мышланы не делали никаких по пыток прибрать к рукам бога кампьерров — да и как это можно было сделать практически? Статуя Рекса была только исполинской игрушкой, поклонение ему скорее напоминало модное времяпрепровождение — если только любая религия со всеми ее прибамбасами не есть самое долговременное и грандиознейшее воплощение моды…
Она повернулась на бок, подсунула ладошку под щеку. Благородный эрл даже не шевельнулся. Для надежности надо подождать еще пару минуток, а то ведь нельзя каждый раз оправдываться тем, что захотелось окунуться в полночное море.
Море!
Она сразу вспомнила недоумение, которое охватило ее, когда она услыхала из уст Горона это слово. Его родная земля, выжженная смертоносными солнечными лучами, где нет, не то чтобы озерца — лужи с открытой водой. И совершенно естественный рассказ о море! Непостижимо. И говорил-то он о море как о чем-то реальном, словно видел его собственными глазами… Где только?
Сонные чары, которыми пытались усыпить ее маггиры, притупили ее ум, и сейчас она с трудом представляла себе и мелкое розоватое море, и белоснежного колосса, вознесшегося золотой своей тиарой под самые облака. Хотя вряд ли он устоял за столько-то лет — чем крупнее такой исполин, тем он уязвимее для малейшего подземного толчка. И, скорее всего, сейчас лишь раскиданные по дну бесформенные обломки проступают сквозь толщу мутноватой морской воды… Да, так оно и есть. Цепочка мелких островков. И еще что-то изжелта-белое, похожее на скелет громадной рыбы… Да ведь это те самые кости, которые были найдены на берегу, где сервы возводили их новый замок! Но почему они не тонут, а плавают на поверхности свахейского залива?
Она осторожно, чтобы не разбудить мужа, спустила ноги с постели прямо в теплую воду и побрела, подбирая края своего сиреневого одеяния, к витыми золоченым колоннам полузатопленного храма, радуясь тому, что вода едва-едва доставала до колен; но внезапно костяной хребет, стремительно обрастая зловонной плотью, по-кошачьи изогнулся горбом и надвинулся на нее, и она, заходясь детским безудержным страхом, закричала: «Алэл, да помоги же!..» — »Я исполнен власти над стихией земли, поэтому в море я сегодня так же беззащитен, как и ты, — донеслось до нее словно из глубины. — Прости меня, я плохой король и никудышный чародей. Беги, спасайся!» И страх тут же пропал. Бежать? Маленький королек советовал это ей, ненаследной принцессе Джаспера?
Она презрительно вздернула подбородок и шагнула дальше, сразу же проваливаясь уже по пояс. Чудовище, успевшее покрыться пятнистой шкурой, ударило хвостом по воде в бессильной ярости, словно его студенистые мертвые глаза без зрачков не в силах были разглядеть свою жертву. Только не бояться, ничего не бояться, ведь пока в ее жилах еще пульсирует хотя бы капелька чудотворной воды, никакое волшебство не может причинить ей ни малейшего вреда!
Лупоглазая морда замерла совсем близко, змеиный проворный язычок облизнул бородавчатые губы. «Однако снедь на столе, завтракать подано», — флегматично заметило чудо-юдо голосом Паянны, и принцесса, схватившись за голову, взметнулась на постели.
Проспала! Позорно проспала!
— Ты что же, окаянный, раньше разбудить не мог… — бормотала она, нашаривая свой аметистовый обруч.
Свянич, сидевший у нее в ногах на задних ланках и старательно полировавший передними свой правый глаз, укоризненно скосился на нее и юркнул под кровать. Ах да, наяву-то они ведь не разговаривают. Как сервы. Но мог бы хоть за пятку пощекотать. А то теперь ломай себе голову, с каким выходным монологом являться перед маггирами; а того проблематичнее — под каким предлогом средь ясного раннего утра исчезнуть с Игуаны.
Она торопливо затянула змеиные ремешки сандалий и выбежала под мягкие лучи едва пробудившегося солнышка.
Зрелище, представшее ее взору, было для мирного завтрака, мягко говоря, нехарактерным: все взрослое население Бирюзового Дола собралось в тесный кружок, взволнованно разглядывая нечто, лежащее у их ног; три птицы, образуя небесный хоровод, кружили над самыми их головами, причем Гуен все время обнаруживала поползновение ринуться к земле и разобраться с тем, что там скрывалось, в своих лучших хищных традициях. Ее отгоняли без особого рвения. Доносились возгласы: «Да точно он!» — «А чего мастью в козла? Был же рыжим!» — «От его-то жизни поседеешь…» — «Козлом жил, козлом и помер».
Она подбежала, раздвинула стоящих — на залитых солнцем колокольчиках злобно кривила губы кудлатая голова. Лоб рассекала запекшаяся рана, как видно, с первого удара противник взял чуток повыше, чем следовало.
— Джанибаст, — с законным удовлетворением констатировала принцесса. — Уберите эту пакость, пока дети не увидали.
— А вот пацанке не худо бы поглядеть, как с мучителем ее матушки поквитались, — с петушиным задором возразил полнозвучный знакомый голос.
Менестрель бродячий, естественно — кто же иной с утра пораньше дерзнул бы пререкаться с ее высочеством?
— Прибери черепушку-то, косолапик, тебе сподручнее, — буркнула Паянна. — Как верховным судьей станешь, сколь еще головешек за чуб покидаешь!
Пы послушно нагнулся (в последнее время он повиновался своей опекунше едва ли не проворнее, чем командору), ухватил жуткий трофей за слипшуюся от крови бороду и легонько подкинул вверх. Гуен с плотоядным уханьем ринулась на добычу — и ошалело захлопала крыльями, обнаружив, что та загадочным образом испарилась прямо у нее из-под клюва. Исполненная законного негодования, она наградила Пыметсу смачным творожистым шлепком.
— Умойся, растяпа, — брезгливо сморщившись, поторопила его принцесса, поглядывая на оскверненное светило, в последнее время что-то чересчур часто используемое в качестве мусоросжигательной печи. — И в дальнейшем прошу больше наше солнышко подобной мерзостью не марать. Выбирайте что-нибудь подальше от Джаспера. А теперь живо — за стол.
Все потянулись к столу, накрытому прямо на траве. Толстая воловья шкура пригибала росистые колокольчики, на нее была наброшена двухцветная льняная скатерть — сувенир с Земли. Харр по-Харрада, чувствуя себя именинником, бесцеремонно примеривался, к какому из дымящихся блюд стоит пристроиться поближе.
Флейж не стерпел, поддал ему острым локтем под ребро:
— Что, вольные хлеба поперек горла встали?
— С чего ты взял? Я, может, каждый день с князьями да графьями харчевал!
— То-то у тебя кафтан на брюхе от жира светится — сколько пирогов да окороков за пазухой побывало?
Харр скосил глаза книзу: угадано было точно, пировал он не за столами вельможными, а все больше по ночам в кухнях да кладовках.
— Ну! — произнес он с вызовом. — Зато гада приложил, до которого вы тут, прохлаждаючись, за цельный год дотянуться не могли.
