Космический маразм - Бушов Сергей (читать полностью бесплатно хорошие книги TXT) 📗
В конце концов, каждый человек находится в вероятностном пространстве и сам является своим математическим ожиданием. Но, кроме того, у него имеется некоторое среднеквадратичное отклонение, поэтому человек постоянно колеблется вокруг себя, будучи флуктуацией пространственно-временного континуума.
Добравшись до дома, я залез в холодильник, нашёл там кусок чёрствого хлеба, съел, запил водой из-под крана и, доплетясь до неубранной постели, свалился спать.
Разбудило меня яркое тёплое солнышко, бьющее прямо в окно. Я сел на кровати и понял, что об экзамене уже можно не думать. Меня ждали два с лишним месяца беззаботной жизни. Хотелось: поиграть в кучу компьютерных игр, прочитать пару десятков книжек, усовершенствовать свой английский, а заодно поизучать французский и итальянский, посмотреть в десятый раз «Звёздные войны», убраться в квартире, постирать все носки, попрограммировать, погулять, порисовать чёртиков, послушать музыку, купить, наконец, соль, позвонить Тамаре, помыться, побриться, поесть, покататься на метро, узнать последние известия, написать письмо родителям, научиться печатать слепым десятипальцевым методом, собирать кубик Рубика, не дышать три минуты и ещё много чего. Короче, всем этим я и собирался сегодня заняться.
Включился компьютер, игра запустилась, и я взлетел с авианосца. Это подтверждала надпись на мониторе: «take off» - взлёт то бишь. Я опустил глаза в книгу и, пока автопилот выравнивал самолёт, прочитал пару абзацев «Звёздного десанта», краем глаза посматривая в раскрытый и лежащий рядом самоучитель французского. Телевизор тем временем демонстрировал магистра Йоду, который поднимал из болота увязший там космический корабль.
Ко мне спереди приближались две ракеты. Я накренился влево и сманеврировал, развернувшись перпендикулярно их курсу. «Поэтому не получается у тебя» - сказал Йода. Эль фэ дё ля жимнастик. Эль э маль а ля тет. Я уклонился от ракет, перевернул страницу самоучителя и отхлебнул кетчупа из бутылки. Динамики магнитолки извергали «I’m losing my favorite game», а мне пора было обстреливать радар. Жизнь начинала казаться не такой уж плохой, тем более что в ванной стирались носки, а завтра должен был начаться ещё один свободный день, ничуть не хуже сегодняшнего.
Миссия была выполнена, я возвращался на базу. Вив ля Франс!
* * *
«Ну вот», - скажет кое-кто из читателей. – «Шла нормальная глава, а тут вдруг, откуда ни возьмись, три козявки». И будет ждать объяснений. А я не мастер насчёт объяснений... Ой, нет, это не мои слова. В общем, начиная именно с этого момента, характер моего повествования несколько меняется, но если я начну вдаваться в подробности, то получится, что я опять же забегаю вперёд. Так что лучше я не буду ничего объяснять, а продолжу. В конце концов, захотелось мне козявок, вот и поставил, и ровно три штуки, потому что такая уж у меня прихоть, или, если хотите, авторское право.
Много говорят сейчас об авторских правах, законов разных напридумывали, а, на мой взгляд, у автора есть только одно неотъемлемое право – писать, что он хочет, и надеяться, что его поймут.
Итак... Ровно как и вчера, я нежился в уютной тёпленькой постели, под лёгким ласковым одеялом, а из окна снова светило летнее озорное солнце. И на мгновение я засомневался, новый ли это день, или я забыл пережить вчерашний.
Я сел в кровати и осмотрелся. Компьютерный стол, покрытый слоем нетронутой пыли и обшарпанный на углах, стенка с ровными рядами книг и старым лупоглазеньким телевизором, коричневые шторы, которые отползли в сторону, открыв свету путь через прозрачные стекла, кровать, журнальный столик на тонких ножках, увенчанный магнитолой и кипой журналов, кресло с гнутыми подлокотниками, дверь, снова компьютер - я видел это сотню, нет, сотню тысяч раз, но сейчас всё выглядело по-другому. Нет, определённо вокруг за ночь произошли неуловимые изменения, я готов был поклясться в этом на томике Хайнлайна, но не мог определить, какие именно.
А может быть, я сам стал новым, не таким, как вчера? Я осторожно поднялся с кровати. Прислушался к себе. Внутри бежала кровь, билось сердце, урчал желудок. Всё, как и обычно. Подойдя к окну, я увидел, что по-прежнему нахожусь на пятом этаже своего дома. Впереди за деревьями виднелось мрачноватое здание школы-интерната, за ним – Сетунь, а дальше – университет. Над шпилем МГУ медленно плыл флаер. Солнечный свет заливал всю улицу, просачиваясь сквозь листву, и ложился на асфальт пёстрым узором, а под окном сонно ходили люди.
Я зевнул, почесал затылок, потом решил, что размышлять тут не о чем, и сделал короткую, но энергичную зарядку. Проследовал в ванную, взглянул на себя в зеркало. Я бы не удивился, если бы увидел там нечто необычное, но, конечно же, в очередной раз это оказалось моё собственное отражение. Слегка припухшее ото сна лицо, взлохмаченные волосы... Я напрягся и пригляделся к лицу человека в зеркале, улавливая в себе смутное беспокойство, но так и не понимая причины. Может быть, кожа стала свежее и чище? Может быть, взгляд немного увереннее? Может быть, я просто выспался лучше, чем обычно? Ладно, проехали...
Почистив зубы и умывшись, я пришёл на кухню и принялся шарить в холодильнике, довольно скоро обнаружив, что у меня не осталось абсолютно ничего съедобного. Полная опись содержимого холодильника сводилась к пустой банке из-под огурцов, сгнившей картофелине и заплесневелой горбушке хлеба.
- Так жить нельзя, - произнёс я и быстро собрался в магазин, взяв из книги в комнате тысячную купюру.
Стены подъезда, всё так же покрытые надписями, сегодня выглядели чуть более шершавыми и не такими влажными, как прежде, и это тоже показалось мне необычным. А в почтовом ящике опять угадывался белый конверт.
Это меня насторожило уже окончательно. Не могли родители писать мне письма два раза в неделю. Нахмурившись, я открыл ящик, взглянул на конверт и понял, что это не от родителей. На нём вообще не было обратного адреса.
Собственно, и адрес получателя, то есть мой, был обозначен весьма условно – «Планета Земля, Ясонию», так что совершенно непонятным становилось, как письмо вообще добралось до моего ящика, учитывая качество работы нашей почты. Повертев конверт, однако, я не нашёл и традиционного почтового штемпеля, только маленький красный в углу, где мелким шрифтом по кругу было написано «П/О Эгозона-1».
Поразмыслив, я дал этому два возможных объяснения: либо надо мной пытались подшутить, либо в конверте лежали споры сибирской язвы. Подняв конверт над глазами и посмотрев на просвет, я увидел только исписанную сложенную пополам бумажку, так что решил рискнуть здоровьем и вскрыть письмо.
Шутки бывают разные. Помнится, мне рассказывали, как один парень в общаге никак не мог понять, что случилось с его электрической плиткой. Вставляет в розетку – свет вырубается, все вокруг орут, надо бежать в конец коридора и щелкать пробками. Он несколько раз перебрал плитку по винтикам, но не нашёл никакого замыкания. Опять вставляет в розетку – снова крики на весь этаж. Потом догадался разобрать вилку и увидел, что её ножки обмотаны толстой медной проволокой. Чуть соседа по комнате не убил за такую шутку.
Достав листочек из конверта, я понял, что если это и была шутка, то довольно специфическая. На бумажке ужасно корявым почерком было написано: «Каранзима ременди трапсканци убывлато городису крах мнеторвалы...» и в таком же духе две страницы. Единственное слово, имеющее смысл – «крах» - повторялось в письме раз семнадцать, а заканчивалось послание подписью «К.Рах» и длинным заковыристым росчерком.
Я погадал с минуту, кто бы мог подбросить мне подобное письмо. Друзей у меня не было. Одногруппников я вряд ли интересовал настолько, чтобы они специально сочинили этот бред, приехали ко мне и положили конверт в почтовый ящик. Кто-то из соседских детей? Возможно, хотя это тоже плохо укладывалось в голове. Я махнул на всё рукой и продолжил путь, прихватив дурацкое письмо с собой.
