Космический маразм - Бушов Сергей (читать полностью бесплатно хорошие книги TXT) 📗
- Ключи забыл, сосед? – послышалось сзади.
Я обернулся. За мной стоял накачанный бритый наголо мужчина в спортивном костюме и кроссовках. Звали его Шура, он жил напротив меня, и я здоровался с ним, встречаясь на лестнице. Кажется, раньше он служил офицером, а сейчас работал в охране. В руке Шура держал оранжевый кирпич.
- Да нет, - пробормотал я. – Здравствуйте. Я это того...
Наконец я сообразил достать из кармана магнитную «таблетку» и открыл дверь. Шура буркнул нечто вроде «Ну, ты даёшь», а я помчался по лестнице наверх.
Войдя в комнату, я содрал с себя рубашку, швырнув её на стул, сел на диван и уставился на бутылку пива в руках. Нужно было открыть. Я рассеянно достал из кармана складной ножичек, повертел и с удивлением обнаружил, что в нём есть открывашка. Откупорив бутылку, я приложился к горлышку и сморщился – жидкость оказалась горькой, противной, похожей на слюну. К тому же из носа снова закапала кровь. Я приложил бутылку к носу и запрокинул голову.
Периодически отхлёбывая пиво, я раскрыл тетрадь и попытался читать дальше. Мысли ворочались вяло, словно разморённые жарой отъевшиеся крысы на пляже. Формулы складывались в причудливые узоры, а текст – в скучную невнятную белиберду. Бутылка скоро закончилась, кровь остановилась, а до конца тетради было ещё далеко.
Так я просидел до позднего вечера, тупо листая лекции взад-вперёд, позёвывая и посматривая на время. Похоже, единственным результатом опьянения оказалось размягчение мозга, поскольку я не мог даже толком осознать, запоминаю я то, что читаю, или нет. В конце концов, я разобрал кровать и лёг.
В первые минуты сон не шёл. Прокручивались в голове теоремы, определения, доказательства, собственный голос, непрестанно бубнящий «Не сдам, не сдам», и второй – тоже, по-видимому, мой - жалобно попискивающий «А может, повезёт?». Затем реальность размазалась, и поползли туманные образы сепарабельных множеств, функций распределения и интегралов Стилтьеса. Я то погружался, распадаясь на точки, в бесконечную бездну канторовского множества, то проваливался в каверну кишечнополостного гиперболоида, по стенкам которого текла кислота, разъедающая мне руки.
- Рядовой Ясоний! - кричали мне.
- Я!
- Два шага вовнутрь через плечо равняйсь!
- Ураааа! – орал я, выворачиваясь наизнанку и пролетая сквозь н-мерное банахово пространство, где меня ждала Тамара с огромной плотоядной сосиской в руке. Увернувшись от её клацающих челюстей, я натыкался на металлическую букву «кси», которая вкручивалась мне в ногу, словно штопор, и пыталась оттяпать кусочек моего розовенького мяса, создавая на коже разрыв первого рода...
Я лежал в обнимку с пропитанной потом простыней, уставившись в потолок красными глазами, воткнутыми в глазницы разгорячённого тяжёлого черепа. Меня окружало что-то белое, прозрачное, яркое, тёплое... Я никак не мог понять, что это.
Это наступило утро.
Один мой знакомый, вернее, отец знакомого, солидный мужчина лет сорока пяти, рассказывал, что плохо спит каждый год в январе и июне. Ему снятся кошмары о том, что завтра нужно сдавать экзамен, а он забыл подготовиться. Он говорит, что нет ничего страшнее, чем в такие ночи проснуться и начать лихорадочно соображать, сон это или нет. Мне кажется, что теперь, когда я видел нечто пострашнее, чем экзамены, мне такие кошмары не грозят, но зарекаться не буду.
...Всё в этой аудитории было деревянным – отделка стен, столы, доска, ступени, ведущие к месту экзаменатора. Он сам - стареющий крепыш в роговых очках, с огромной лысиной, которую пересекали несколько волосков, имитирующих причёску – тоже чем-то походил на дерево. Скорее всего, смугловатой морщинистой кожей, напоминающей изъеденную насекомыми кору.
Ряды деревянных скрипучих столов взбегали ввысь, словно трибуны, полупустые с самого начала экзамена, а сейчас и вовсе осиротевшие. Кроме меня, оставалось человек пять. С билетом мне не повезло. Первый вопрос – характеристики случайных величин – проблем не предвещал, но вот второй – эргодичность и перемешивание – у меня не вызывал никаких ассоциаций. Поэтому я сидел на своём месте, царапал ручкой невнятные узорчики на листе бумаги и никак не мог решиться пойти сдавать.
Девушка возле экзаменатора вдруг резко встала, с грохотом отодвинув стул, улыбнулась и взяла зачётку. Судя по всему, пятёрка. Везёт же людям…
Профессор поднял глаза прямо на меня:
- Ясоний, сколько можно сидеть? Подходите, отвечайте.
Я хотел возразить, но понял, что это ничему уже не поможет, и смиренно поплёлся по ступеням вниз. В помещении сильно штормило, и стены скрипели от качки. Я унял дрожь в коленях и опустился на стул.
- Что-то плохо вы, Владимир, на лекции ходили, - сказал профессор. – Болеете часто?
- Э… Как когда, - ответил я, при этом силясь вспомнить имя и отчество профессора Тургенева.
- Ну ладно, давайте. Рассказывайте первый вопрос.
Я начал рассказывать. Профессор вяло кивал, и у меня сложилось впечатление, что он едва не засыпает. Внезапно он остановил меня:
- Ну, хорошо, достаточно. Что там по второму вопросу?
- Эргодичность.
- Хорошо. Какое преобразование называется эргодическим?
В моей голове начался истерический мыслительный процесс. Если есть преобразование, то оно что-то во что-то преобразует. Что-то – значит, множество. То есть одно множество в другое.
- Э… Ну, это такое преобразование, которое, во-первых, преобразует множество…
- Так-так… Какое множество?
«О Боже, - подумал я. - Какие вообще бывают множества?»
- Интер… Инвариантное? – сам не знаю, из каких глубин моего сознания выплыло это слово.
- Хорошо. Только начните сначала. Определите инвариантное множество, про меру нужно какие-то слова сказать…
Он явно хотел мне помочь. Но это было бесполезно.
- Множество называется инвариантным, если преобразование «тэ»…
- На чем действует преобразование?
- На вероятностном пространстве.
- Хорошо. Что такое вероятностное пространство?
И пошло-поехало. Я не понимал, что происходит. Он задавал мне вопросы один за другим, не давая ответить. Я путался, говорил какие-то слова, смысла которых не понимал, и, наконец, услышал:
- Ну, хорошо. Чувствую, что читали, но даже не знаю, что вам ставить. Как-то всё у вас неуверенно. Последний вопрос. Чему равна вероятность неизбежного события?
- Нулю! – с облегчением выпалил я, обрадовавшись простому вопросу.
Профессор уставился на меня, не моргая.
- Как? Чему?
- Нулю… - пробормотал я. - Если оно неизбежно, нет у него никакой вероятности…
Профессор хрюкнул, покраснел, размашисто черкнул что-то в зачётке и сунул её мне.
- А может, «пи»? – спросил он, не скрывая злобы. - Может, бесконечности?
- Может… - кивнул я.
- ЕДИНИЦЕ, молодой человек. Зарубите себе на носу! ЕДИНИЦЕ! До свидания, - сказал он, уже успокаиваясь.
Я встал. Кровь отлила от головы, в глазах потемнело. До выхода из аудитории добрался почти на ощупь, затем лестница, солнечный свет, свежий воздух…
- Ничего. Не я первый, не я последний. Сдам осенью. Впереди ещё целое лето. Куча времени, за которое можно как-нибудь умудриться выучить эти тридцать восемь билетов, а если надо, то и семьсот шестьдесят один. Ничего. Всё в порядке, - от разговора с самим собой меня отвлекла полненькая кореянка, которая на выходе из университета попыталась всучить мне брошюрку «Как правильно верить в Бога». Я отшвырнул книжечку в сторону и по перепуганному лицу миссионерши понял, что сделал это чересчур злобно. Нервы... Я взял себя в руки и зашагал прочь.
Автобус уносил меня от каменного многоэтажного склепа, набитого прогнившей древесиной, и я постепенно приходил в себя. Два с лишним месяца начинали казаться достаточным сроком для подготовки к последней пересдаче. Кроме того, теперь я хоть немного представлял себе, что такое эргодичность, да и в целом теория вероятностей уже не выглядела страшной бредятиной.
