Воды каменной пещеры (СИ) - Беляцкая Инна Викторовна (читать книги без .TXT) 📗
50. Хлоя. (Маллия).
Комната, тесная с низким потолком. Стены, когда-то давно они были выкрашены желтой краской, а сейчас темные, покрытые плесенью, в грязно-бурых подтеках, и лишь кое-где виднелись неровные желтые заплаты. В потолке, прямо по центру — лампочка, непривычно яркая, смотреть больно. Окон нет, только дверь, вернее решетка из толстых белых прутьев, новая, свежеокрашенная и резко контрастирующая со всем остальным. Сквозь нее помещение хорошо просматривалось, нигде не укроешься. Под стеной, справа от двери неширокая лавка с матрасом. Таков нехитрый интерьер.
Хлоя не знала, сколько времени прошло, и как попала сюда, не помнила. Она сидела, обхватив голову руками, прямо на матрасе, который на поверку оказался жестким и неприятно пахнущим, и раскачивалась из стороны в сторону. Один за другим возникали вопросы: зачем ее привели сюда, что все это означает, и почему так сильно болит голова?
Началось с того, что Хлоя очнулась в больничной палате. Комната выглядела как смотровая в медицинском учреждении, куда работниц приводили на регулярное обследование, но изобиловала приборами и механизмами, многие из которых Хлоя видела впервые. От приборов к рукам и голове тянулись проводки разных цветов.
Хлоя, обнаружив на себе фабричное платье, подумала, что ей, наверное, стало плохо на фабрике, поэтому отправили в больницу. В голове пустота и муть, события как в тумане. А еще голова болела, и когда Хлоя силилась припомнить, что же все-таки случилось, начинала болеть еще сильнее.
Рядом никого. И тишина, из-за двери не долетало ни звука. Даже странно как-то. Обычно в больницах шумно. Дверь отворилась, в палату вошла женщина с жестким неприятным лицом и строгим голосом, даже не поинтересовавшись как самочувствие, заявила, что Хлоя здесь потому, что неполноценная. Это подтвердил осмотр, имевший место ранее. Женщина говорила так, будто произошло несчастье, нечто плохое, непоправимое. Хлоя смотрела с недоумением, не понимая, о чем речь. Женщина немного смягчилась, сбавила тон, позволив себе улыбнуться, и пояснила, что Хлоя — неспособна иметь детей, а это серьезный дефект. И тут же возмутилась — поздно обнаружили, но что теперь делать, не сказала.
С Хлои сняли датчики, велели подняться, и следовать за охранником — молодым крепким парнем в форме, совсем непохожей на медицинскую. Он молчал, шел быстрым шагом, а Хлоя семенила за ним, стараясь не отставать. Они долго петляли по безлюдным коридорам здания, спускались лифтом, пока не попали сюда, в комнату с решеткой и без окна. Охранник запер решетку и ушел, оставив Хлою в одиночестве.
Хлоя перестала раскачиваться, потрогала место на голове, где болело. Там под волосами, которые ей зачем-то остригли, обнаружилась шишка. А от проводков на коже остались красноватые пятнышки. Раньше, когда ее обследовали, никакие провода не подключали.
Есть не хотелось, после осмотра болел живот, а от одного воспоминания о еде, начинало подташнивать, но мучила жажда. Хлоя то и дело облизывала пересохшие растрескавшиеся губы.
Что же теперь с ней будет? То, что неспособных к труду отправляли в специальные дома, Хлоя знала, но ведь она работала и была весьма на хорошем счету, а значит, не бесполезна для общества. О детях никогда не задумывалась. И не только потому, что не любила. Как-то не представляла она себя и детей. Капризные, вечно кричащие создания и родители, не имевшие права особо влиять или воспитывать, но вынужденные проводить вместе пять лет перед интернатом. Считалось, что для ребенка, так полезнее. Незавидная, непривлекательная обязанность, исполнение которой, хотелось максимально оттянуть.
С другой стороны, ребенок — маленькая часть нее и сама идея, что эту часть придется отдавать, пугала. А еще, вспоминалось детство. Тогда Хлоя задумывалась о смысле жизни, и ее посещала мысль, пугающая, неправильная и, наверное, запретная, выражающаяся одним словом: зачем? Потому и радовалась, что, у них с Фрэнки нет детей. Такое положение дел казалось естественным, само собой разумеющимся, и она никогда не задавалась вопросом о причине. Нет и нет, проблем, хлопот и неприятностей меньше. Через несколько лет с нее, конечно, потребовали бы отдать стране долг, но это потом, а пока с этим можно было повременить. Хлоя даже представить не могла, что не совсем в порядке, и с ней что-то не так.
Она вспомнила Фрэнки, привычно тронула запястье, на котором почему-то не было часиков. Куда они подевались, она же почти их никогда не снимала? Сердце болезненно сжалось. Как же теперь? Фрэнк придет и не обнаружит ее в квартире… О чем он подумает, будет ли искать? Она решила, что если спросят, о Фрэнки лучше не рассказывать. Встречались они тайно и не совсем законно, так зачем доставлять ему неприятности. Подумала только, что, возможно, они не увидятся, и на душе стало противно и очень тоскливо. Но Хлоя тут же себя успокоила. Ситуация как-то уладится, изъян изъяном, но в остальном она здорова и еще в состоянии приносить пользу. С мыслями о Фрэнки в голове всплыло что-то еще — неясное, смутное воспоминание: дождь, мокрые стрелы антенн, страх и резкая боль, как раз в том месте, где шишка.
Хлоя застыла, замерла, находясь в каком-то странном оцепенении. Прошел час или два, а может и того больше, когда послышался звук отпираемого замка. Она подняла голову, возле решетки стоял недавний охранник. Знаком показал выходить и следовать за ним.
Ее привели в небольшую комнатушку, где с трудом умещались стол и два стула. Охранник, так же молча, указал ей на стул и вышел. Хлоя села, удивленно огляделась по сторонам, рассматривая неровные разводья краски на потолке и стенах. В комнате стоял тяжелый спертый воздух, было накурено. Невыносимо захотелось сигарету.
Вошел лысоватый седеющий мужчина средних лет, в помятом костюме. Почему-то бросились в глаза грязные, неровно остриженные ногти и красные, растрескавшиеся как от мороза, руки. Мужчина уселся, бросил на стол увесистую папку, раскрыл ее, достал из кармана футляр, вытащил очки и нацепил их на нос.
— Ну что ж, приступим. Варик, следователь, — представился он. — А твое имя, — мужчина заглянул в папку, — Хлоя, двадцати трех лет, работница швейной фабрики, присвоенный номер — четыреста сорок три, проживающая по адресу… — продолжил он монотонным голосом.
Хлоя вздрогнула, внутри все оборвалось. Раз следователь, значит, что-то случилось, и дело не только в ее дефекте. Информация верна, однако, номер другой. У нее: триста шестьдесят четвертый. Тот, что назвал следователь, принадлежит соседке, рыженькой. Возможно, что-то перепутали и она совсем не причем.
— Мой фабричный номер — триста шестьдесят четыре, — робко возразила Хлоя.
— Молчать, — заорал следователь. — Номер четыреста сорок три, так в документе указано. Имя — Хлоя, возраст двадцать три года… — он повторил только что зачитанную информацию. Потом поднял голову, поправил очки и, сверля глазами, уставился на Хлою.
— Это не мой номер, — упрямо повторила она. — Почему я здесь?
— Вопросы задаю я, ты отвечаешь. Это понятно?
Хлоя утвердительно кивнула. Следователь снова заглянул в папку.
— Хлоя, возраст двадцать три года, номер четыреста сорок три обвиняется в хищении ткани, категории шелк, и порче государственного имущества. Твое имя Хлоя?
Она кивнула.
— Работала в шелковой группе, так?
Хлоя снова кивнула и поспешно добавила: все правильно, а номер — не мой.
В документе указано — четыреста сорок три, значит четыреста сорок три.
— Но это какая-то ошибка…
— У нас не ошибаются, — рявкнул следователь. — Есть документы, свидетельские показания. А это, по-твоему, что такое? — Следователь достал из папки небольшой бирюзовый лоскуток.
Хлоя содрогнулась. Тот самый обрезок чудесной ткани, который она, так неосторожно, принесла домой.
51. Хлоя. (Маллия).
Допрос продолжался долго. Вопросы, вопросы, одни и те же, повторяемые по кругу. Хлоя устала и совершенно перестала понимать, чего от нее добиваются.
