Приключения на земле, под землей и в космосе - Гаррисон Гарри (прочитать книгу txt, fb2) 📗
— Время? — громко спросил он.
— Одна минута десятого, синьор.
— Тогда все пропало…
— Еще нет, синьор, — с ревом вылетая на мост Путни при скорости сто тридцать пять миль в час, ответил Луиджи Молния. — Все улажено, я говорил по телефону. Вся Англия на вашей стороне, даже сама королева. Она отложила свой отъезд из Букингемского дворца. Необыкновенная женщина! Сейчас она не спеша следует на вокзал в конном экипаже. Ничего еще не потеряно.
Победит ли он? Или все эти нечеловеческие усилия завершатся провалом? Теперь все было в руках богов, и оставалось надеяться лишь на то, что они ему улыбнутся. Тормоз, акселератор, протяжный визг резины, вбок, по узким улочкам, резкий поворот баранки, чтобы спасти жизнь бездомной собаки, очередной поворот за угол — и вот вокзал. Вниз по скату к платформе, с другой ее стороны правительственный вагон, пустой.
Поезд трогается.
— Не бойтесь, дотторе, Луиджи Молния не подведет!
Трубно хохоча, крутя одной рукой могучие усы, бесстрашный водитель бросил свою кроваво-красную машину прямо на платформу; путевые чиновники и провожающие брызнули в стороны; обгоняя поезд, машина летела вдоль него, все ближе, чуть сбавила ход; когда от колес до края платформы оставались какие-то дюймы, уравняла скорость со скоростью поезда и пошла так, вплотную к открытой двери вагона.
— Не угодно ли вам перейти, синьор, конец платформы приближается быстро.
В мгновение ока Гас вскочил на сиденье, перешагнул на округлый капот гоночной машины и, опираясь одной рукой о голову водителя, протянул другую навстречу руке, тянущейся к нему из вагона; вцепился, прыгнул и, оглянувшись, с ужасом увидел, как водитель ударил по тормозам, машину занесло, закрутило и швырнуло на фонарный столб в конце платформы. Но сам водитель на прощанье махал рукой и что-то радостно кричал из дымящихся обломков.
— Сюда, сэр, — сказал проводник хладнокровно. — Место для вас забронировано.
Глава 2
Отметка 200
Зеленая Англия проносилась мимо: поля и ручьи, в стремительном беге сливающиеся в одно пестрое одеяло; голубые реки, мелькающие внизу под колесами; черные мосты и серокаменные домики деревушек, сбившихся в кучи вокруг островерхих церквей — все было в движении, все летело и пропадало вместе с толпами приветственно машущих людей в полях, с лающими собаками, с лошадьми, встающими на дыбы… Словно бы вся страна разворачивалась, стараясь развлечь счастливых пассажиров могучего поезда в этот знаменательный день, ибо столь ровным был путь, что едущим на «Летучем Корнуолльце» казалось, будто сами они неподвижны, а это Англия бежит перед их глазами, чтобы показать им себя.
Они и впрямь были горсткой благословенных — те, кому посчастливилось оказаться на «Корнуолльце» в день его первого торжественного пробега — по туннелю, без остановок — от Лондона до Отметки 200, искусственного острова далеко в Атлантическом океане, к западу от Ирландии и более чем в ста милях от ближайшего побережья. Присутствовала сама королева и принц Филипп. Принц Уэльский вернулся специальным поездом из Москвы, где был с официальным визитом, и тоже участвовал в поездке. Попал сюда и кое-кто из знати и из известных имен, но таких было меньше, чем, скажем, бывает на Дерби [16] или на каком-нибудь модном приеме — ведь это был день нации, день триумфа технологии, и потому членов Королевской академии оказалось больше, чем членов палаты лордов. Здесь были директора компании и наиболее крупные из финансистов, поддерживающих компанию, и даже известная актриса, чье присутствие объяснялось ее связью с одним из финансовых воротил. И, конечно, было шампанское, много шампанского — бутылки, ящики — о боже! — целая холодильная камера; компания Трансатлантического туннеля сделала щедрый жест, закупив почти весь запас знаменитого урожая 1965 года из подвалов малоизвестного, но в высшей степени аристократического замка. Это жидкое золото благодатной рекой текло по коридорам и апартаментам; бокалы сновали вверх-вниз и опять вверх, и звучали, не умолкая, тосты — за славу этой минуты, за превосходство британской инженерной мысли, за силу фунта, за несокрушимость империи, за мир во всем мире, за величие дня…
В поезде присутствовали также и печально униженные в правах работники прессы, весьма немногочисленные вследствие недостатка мест, но буквально раздувающиеся от сознания собственной необходимости — ведь им надлежало поведать о великом событии всему мировому сообществу. Какой-то оператор снимал буквально все без разбору, чтобы мир мог тут же увидеть эту неразбериху на экранах своих телевизоров — хотя, разумеется, зрители Би-би-си должны были увидеть все первыми; газетам мира надлежало удовольствоваться тем, чем снабжал их джентльмен из Рейтер, но с французами дело обстояло иначе, им суждено было читать то, что писал низкорослый темноволосый джентльмен, которого, правда, его более грузные англосаксонские коллеги так и норовили оттеснить за свои спины, — он попал на поезд благодаря взятке, и из-за нее в Трансатлантической компании еще предстояло скатиться, по крайней мере, одной голове. Конечно, был здесь и джентльмен из «Таймс», много сил положивший на то, чтобы добиться благосклонного внимания громовержца с площади Печатного Двора, и представители прочих ведущих изданий, среди которых, преодолев сильное сопротивление посредством постоянных напоминаний, что это вам не какой-нибудь, а Трансатлантический туннель, маячила квадратноплечая махина человека из «Нью-Йорк таймс».
Все они хотели беседовать с Вашингтоном немедленно, ибо среди пассажиров поезда он был самым лакомым кусочком для читателей всего мира; и понятно — еще не унялась дрожь после того, как читатели с замиранием сердца следили за перипетиями его путешествия. Теперь, когда до финиша оставался лишь один шаг, несколько часов и не более, они требовали, чтобы он описал все предшествующие этапы вплоть до мельчайших подробностей. Неторопливо потягивая шампанское, он отвечал, особо расцвечивая моменты, от которых кровь леденела в жилах, геликоптер, ракета, безумная гонка к Лондону, прибытие в последний миг. В ответ ему рассказали, что водитель Ламбретта отделался синяками, ни о чем не жалеет и весьма воодушевлен тем, что одно из самых популярных ежедневных изданий на корню купило его описание гонки за сумму, обозначенную пятизначным числом. Гаса допрашивали с пристрастием о каждом футе дороги в Пензанс, и спасло его лишь то, что журналистам приспело время сдавать свои репортажи редакциям. Поскольку они могли полностью перекрыть все телефонные и телеграфные линии поезда, журналистам ими пользоваться запретили — лишь джентльмен из «Таймс» получил разрешение передать один коротенький репортаж; поэтому были сделаны специальные приготовления для снятия с поезда в Пензансе репортерской добычи. Гигантский брезентовый мешок с броской наклейкой «Пресса» стремительно был заполнен отчетами и репортажами, жестянку с кинопленкой уложили сверху. Был предпринят и ряд других остроумных мер, так что газетчики разошлись, чтобы продолжить работу.
Скоростные автомобили с флажками определенных цветов дожидались в заранее оговоренных местах в полной готовности подобрать сброшенные контейнеры; какой-то мотоциклист на гоночном мотоцикле целый участок дороги мчался бок о бок с поездом — пассажиры видели, как он закончил свою гонку в пруду, продолжая сжимать кольцо схваченного им тюка; и не один оборудованный сетью быстроходный катер дожидался в водах, которые поезду предстояло пересечь.
Освободившись на какое-то время от интервьюеров, Гас добрался-таки до купе с отведенным ему местом и там принял поздравления от соседей, сдобренные очередным бокалом шампанского. Но тут ему удалось отделаться от внимания публики — поезд замедлил ход, проезжая Пензанс, где многотысячные толпы ожидающих приветствовали его буйными криками, размахивая британскими флагами с таким воодушевлением, что те напоминали мечущихся ярких птиц. Мешок «Пресса» сбросили на платформу, и поезд, вновь набирая ход, помчался через город к черной пасти туннеля, мимо подъездных путей, на которых, пропуская его, стояли битком набитые людьми другие поезда — и люди все как один провожали взглядами этот праздничный пробег. Все быстрее и быстрее летел «Корнуоллец», чтобы наконец с ревом нырнуть в темное отверстие; женщины возбужденно завизжали, когда внезапно настала ночь. Гас, неоднократно бывавший в туннеле, закрыл глаза, едва они расстались с поверхностью, и к тому времени, когда все пресытились удовольствием вглядываться туда, где смотреть было совершенно не на что, и отодвинулись от окон, он сладко и шумно спал. Понимая, как он устал после только что завершенного вояжа, все понизили голоса, так что он спал сном праведника; его разбудили, лишь когда поступило сообщение, что до прибытия к Отметке 200 осталось десять минут.
