Вторжение - Ахманов Михаил Сергеевич (библиотека книг бесплатно без регистрации .txt) 📗
Глава 10
Вблизи орбиты Марса
В десантном арсенале Литвин провел часа четыре. Тут хранилось вооружение для наземных операций и схваток в открытом космосе, вакуумные и боевые скафандры, ракетные движки и пищевые рационы, компактные энергоносители и пропасть всяких других приспособлений, от режущих нитей до самого мощного ручного оружия, метателей плазмы МП-36. Но стойки с лучеметами и иглометами, лазерами и остальным имуществом были похожи на решето, и собрать что-нибудь по-настоящему смертоносное, используя уцелевшие детали, никак не получалось. Наконец, чертыхнувшись, Литвин выбрал и пристегнул к запястью пуговицу-диск, настолько маленькую, что свомы ее пощадили. В диске, скрученный тугой спиралью, таился мономолекулярный хлыст, страшное оружие, если уметь им пользоваться, однако пригодное лишь в ближнем бою, на расстоянии полуметра.
Затем он подступился к скафандрам. Вакуумные оказались безнадежными, но боевые, хоть потерявшие герметичность, вполне годились – их экзоскелет из пластика был не таким уязвимым, как лучевое оружие и иглометы. Кроме того, их можно было разбирать и собирать практически без инструментов, заменяя пострадавшие шарниры в сочленениях, чем Литвин и занялся с маниакальным упорством. Хитрая головоломка! Но шаг за шагом из шестнадцати дефектных скафов ему удалось собрать один рабочий, хотя за скелетную планку левой голени и левое колено он бы ручаться не стал.
Нудное занятие не оставляло времени для размышлений, и это было хорошо. В сущности, Литвин уже вычеркнул себя из личного состава флота и вообще из списков живых; он больше не являлся самодостаточной ценностью как всякий человек, а был лишь хранителем уникальных сведений, необходимых людям. Все, что он узнал и что еще узнает, полагалось сберечь и передать, как эстафетную палочку в долгом забеге, и только после этого расстаться с жизнью. Он сидел в тесном отсеке арсенала, перебирал глухо шелестевшие скафандры, раскручивал и скручивал, и постепенно память о Смоленске, о Земле и других мирах, где довелось побывать, исчезала, таяла вместе с лицами товарищей и близких, будто что-то далекое и совсем неважное в данный момент. Разумеется, это было не так, но предаваться воспоминаниям не стоило – они причиняли боль и отвлекали от работы.
Целые батареи к скафандру пришлось разыскивать в лучеметах, ракетных ранцах и остальном снаряжении. Набралось шесть; каждой хватало на восемь часов в боевом режиме или на двое суток в рабочем. Литвин вставил их в гнезда на поясе, закрепил у бедер контейнеры с пайком и дыхательной смесью, полюбовался скафом, пересчитал дыры в наплечниках и рукавах и решил, что ничего, сойдет. Теперь разжиться бы информацией да выручить Макнил…
Внезапно усталость навалилась на него, шкафы и стойки арсенала с бесполезным оружием поплыли перед глазами, и даже яркий шарик света, висевший под потолком, будто бы померк. Литвин тяжело поднялся, прихватил скафандр и зашагал в свою каюту. Выдвинул койку, лег, посмотрел направо, где было место Коркорана, вздохнул и отвернулся к стене. Нервное напряжение не отпускало его, не хотелось ни есть, ни пить, а только спать. Но сон не шел.
– Корабль!
«Слушаю».
Губы едва шевелились, но он вспомнил, что говорить совсем необязательно. Однако думать тоже было нелегко.
«Меня ищут?»
«Еще нет. Переводчик тхо придет в отсек примерно через час».
«Кто придет? Йо?»
«Нет. У нее наступает туахха».
Он послал безмолвный вопрос.
«Туахха – время повышенной эмоциональной активности, связанной с выделением половых гормонов, – пояснил Корабль. – Элемент жизненного цикла, приходящий каждые тридцать-сорок дней. Раньше в такие периоды бино фаата вступали в физический контакт с целью размножения».
«Раньше?..»
«В эпохи Первой и Второй Фазы и обоих Затмений».
Ему вспомнились слова Йо: «Запах… Запах означает, что я близка к периоду туахха». Похоже на выделение каких-то феромонов…
Литвин закрыл глаза. Так беседовать было легче.
«Как они размножаются теперь?»
«Искусственное осеменение. Физический контакт считается дикостью. Существует вид частично разумных самок, производящих потомство под строгим генетическим контролем».
«Кса?» – спросил Литвин, представив гигантский зал со множеством спящих женщин.
«Кса», – пришла мысль-подтверждение.
– Жалко сестричек по разуму, да и братишек тоже. Столько потеряли… – пробормотал Литвин. – Родригеса бы к ним… – Тут ему вспомнилось, что Родригес мертв, и он замолк. Потом спросил, но уже не вслух, а мысленно: – «Что такое эти Фазы и Затмения? Что-то связанное с этапами прогресса и регресса?»
«Да. Первая Фаза, семьдесят веков древней письменной истории, закончилась глобальной катастрофой, когда были исчерпаны планетарные ресурсы. За три столетия Затмения упала численность разумных. Потом, в период Второй Фазы, ее поддерживали на низком уровне искусственно, хотя сырьевая проблема была решена – появились транспорт на гравитационной тяге и возможность завозить сырье с других планет. Однако была допущена ошибка – обеднен генетический фонд, что снова привело к Затмению. Очень быстро, за половину тысячелетия в земных мерах. Рождалось слишком мало лидеров и лиц, способных к творческой работе. Прогресс остановился».
Литвин сел, вытащил из ранца с пайком термос, сделал несколько глотков. Снова лег.
«Дальше».
«Через несколько столетий вернулись экипажи первых межзвездных кораблей. Очень больших, но несовершенных – они двигались в физическом пространстве и были подвержены временному парадоксу. У вас его называют…»
«… парадоксом Эйнштейна. Течение времени замедляется при скоростях, близких к скорости света».
«Да. Те, кто вернулся, принесли новый генетический материал и сведения о звездных системах, подходящих для колонизации. Но существа на материнской планете были уже неспособны к этому. Вернувшиеся, имея преимущество в технологии, начали принудительную селекцию и вывели первые породы тхо. Вскоре у одной из звезд был найден прототип и сконструирован дисторсионный двигатель. Это позволило…»
