Город бездны - Рейнольдс Аластер (электронную книгу бесплатно без регистрации .TXT) 📗

Но человек предполагает, а обстоятельства располагают.

Однажды ночью наша часть попала в засаду. Повстанцы взвода глубокого проникновения СК окружили нас, и через пару минут я понял, что на самом деле деликатно называют «рукопашной схваткой». Забудьте о лучевиках, действующих по линии визирования, и нано-боеприпасах с задержкой детонации. Солдату прошлого тысячелетия этот дух рукопашной схватки был несоизмеримо ближе и понятнее — дух вопящих от ярости двуногих, которые вдруг оказались рядом на крошечном пятачке земли. Единственные эффективные орудия, которыми можно уничтожить этого ненавистного другого, — заостренные металлические предметы, именуемые штыками и кинжалами, и собственные пальцы, которые смыкаются на глотке противника и впиваются ему в глазницы. А единственный способ выжить — это отключить все высшие мозговые функции и уподобиться зверю.

Я так и сделал. В тот день я усвоил одну глубокую истину: война наказывает тех, кто пытается с ней флиртовать. Стоит впустить в дверь зверя, и закрыть ее уже не удастся.

Я по-прежнему оставался великолепным стрелком, когда того требовала ситуация. Но я перестал быть просто снайпером. Ради этого пришлось притвориться, что я утратил хладнокровие и мне уже нельзя доверять решающие ликвидации. И они клюнули на этот обман. Снайперы до безумия суеверны — это своеобразный защитный механизм, который лишает их возможности действовать эффективно, когда возникает угроза психике. Меня переводили из подразделения в подразделение. В ходе операций мое новое подразделение перемещалось к передовой, а когда передвижение заканчивалось, я снова добивался перевода. Чем ближе становился фронт, тем лучше я дрался. Скоро я работал руками лучше, чем винтовкой. Я познал удивительную легкость — наверно, это же чувствует прирожденный музыкант, который способен заставить петь любой инструмент. Я добровольно участвовал в миссиях глубокого проникновения. Неделями мы находились в тылу врага, поддерживая свое существование тщательно отмеренными полевыми пайками. Биосфера Окраины Неба в целом напоминает земную, но на уровне клеточной химии оказывается совершенно иной, так как почти не содержит микрофлоры; поэтому попытки утолить голод местными продуктами в лучшем случае будут безрезультатны, а в худшем приведут к анафилактическому шоку. В долгие периоды одиночества я снова позволял своему внутреннему зверю выйти из спячки — это состояние поддерживало во мне безграничное терпение и позволяло переносить любые тяготы.

Я стал стрелком-одиночкой. Отныне приказы, которые я выполнял, приходили не по обычной цепочке от командира к подчиненному, а из засекреченных иерархий милиции, и мне даже не приходило в голову проследить их путь. Мои миссии становились все более странными, а задачи — все более непостижимыми. Иногда целью был какой-нибудь офицер СК среднего ранга, иногда — человек, выбранный, казалось бы, совершенно случайно… Во всяком случае, я даже не пробовал докопаться до истинной причины выбора. Достаточно было того, что мои действия были частью хитрой системы, созданной кем-то очень изобретательным. Я всаживал заряды в людей, которые носили такую же форму, что и я, — наверно, они были шпионами, потенциальными предателями. А может быть, и нет. Они были столь же преданны, как и я сам, но обязаны умереть, поскольку своим существованием мешали загадочной системе развиваться.

Прежняя задача — служить делу победы — была забыта. В конце концов я прекратил принимать приказы и начал промышлять ими, разрывая связи с иерархией и заключая контракты с любым, кто заплатит. Я перестал быть солдатом и стал наемником.

Именно тогда я впервые встретил Кагуэллу.

— Меня зовут сестра Даша, — представилась старшая из Нищенствующих, тощая неулыбчивая женщина. — Возможно, вы обо мне слышали — я невролог хосписа. И ваше состояние меня беспокоит, Таннер Мирабель. С вашим мозгом происходит нечто серьезное.

Даша и Амелия стояли в дверном проеме коттеджа. Всего полтора часа назад я сообщил Амелии о своем намерении покинуть Айдлвилд в течение суток. Теперь она выглядела смущенной.

— Мне очень жаль, Таннер, но мне пришлось сказать ей.

— Незачем извиняться, сестра, — перебила Даша, бесцеремонно протискиваясь мимо своей подчиненной. — Нравится это ему или нет, ты поступила правильно, сообщив мне о его планах. Итак, Таннер Мирабель… с чего мы начнем?

— С чего вам угодно, я все равно улетаю.

За спиной Даши появился яйцеголовый робот и, стуча ногами по полу, вошел в комнату. Я сделал движение, намереваясь покинуть постель, но Даша опустила мне на бедро крепкую ладонь.

— Нет, только без глупостей. Какое-то время вам придется побыть здесь.

Я покосился на Амелию.

— А как насчет того, что я могу улететь когда угодно?

— Ах, вы вправе улететь, Таннер…

Это прозвучало не слишком убедительно.

— Он и сам не захочет, когда все узнает, — произнесла Даша, присаживаясь на постель. — Позвольте мне объяснить, хорошо? Когда вас «отогрели», мы тщательно осмотрели вас, Таннер — и прежде всего ваш мозг. Мы подозревали, что у вас будут наблюдаться проявления амнезии, и нам было необходимо убедиться в отсутствии серьезных повреждений. А также имплантантов, требующих замены.

— У меня нет никаких имплантатов.

— Нет, есть. И, боюсь, в них появился некий дефект.

Она щелкнула пальцами, и робот засеменил к кровати. Разумеется, ни на одеяле, ни на простыне ничего не было. Правда, минуту назад я занимался сборкой заводного пистолета, соединяя детали методом проб и ошибок. Половина деталей уже «срослась», когда я увидел Амелию и Дашу, которые пересекали лужайку за домиком. Детали тут же оказались под подушкой, где и лежали в настоящий момент. Боюсь, теперь они уж слишком напоминали оружие. Осматривая мои пожитки, сестры могли поломать головы над странными алмазными фигурками, но вряд ли поняли бы их назначение. Теперь их задача существенно упрощалась.

— Дефект? О чем вы говорите, сестра Даша?

— Сейчас вы сами увидите.

Раздался щелчок, и голова робота раскрылась, как будто развалилась его черепная коробка. Сходство усиливалось из-за шаровидного экрана, который оказался внутри: его заполняло медленно вращающееся объемное изображение мозга, почему-то сиреневого цвета. В его глубине клубились какие-то призрачные молочные облачка. Разумеется, это был мой мозг. Но мне проще было узнать себя на портрете кисти художника-абстракциониста.