Космический Апокалипсис - Рейнольдс Аластер (книги онлайн .TXT) 📗
— В компьютер, — продолжил за него Кэлвин. — Вот что такое Гадес. Это компьютер, сделанный из атомизированного вещества, из звездной материи, призванный обрабатывать информацию и хранить ее. И Свет — это вход в компьютер, путь для подключения к компьютерной матрице. Думаю, что в какой-то момент мы оказались внутри нее.
Но то, что было на самом деле, было еще невероятнее. Когда-то звезда, имевшая массу в тридцать—сорок раз больше массы земного Солнца, подошла к концу своего ядерного существования. После нескольких миллионов лет расточительного расходования энергии звезда взорвалась и превратилась в сверхновую, а в ее сердце чудовищное гравитационное давление сжало кусок материи в пределах радиуса Шварцшильда, и там образовалась черная дыра. Черной дырой она называлась потому, что ничто — даже свет — не могло вырваться за пределы критического радиуса. Материя же и свет могли падать в черную дыру, увеличивая ее и без того огромную массу и силу притяжения. Возник замкнутый круг.
И вот появилась цивилизация, нашедшая форму использования этого явления. Ей была известна техника, с помощью которой черную дыру можно было преобразовать в нечто несравненно более редкое и куда более парадоксальное. Во-первых, пришлось подождать, пока вселенная не станет значительно старше, чем была, когда черная дыра образовалась, подождать, пока большая часть звезд не превратится в очень старых красных карликов — звезд, чьей собственной массы не хватало для того, чтобы инициировать ядерную реакцию. Затем около дюжины таких карликов были согнаны к черной дыре и образовали вокруг нее хоровод, который стал питать дыру звездным веществом, проливая его за поглощающий свет горизонт.
Это Силвест понял или уговорил себя думать, что понял. А вот следующую часть — ядро всего проекта — охватить умом было куда труднее. Ведь утверждение, которое содержит внутреннее противоречие, понять всегда труднее простого. Он понял лишь, что, попав на рубеж черной дыры, частицы вещества продолжали падать туда по своим траекториям и орбитам, которые заставляли их в конце концов вращаться вокруг ядра невероятной плотности, являвшегося сердцем дыры. Скользя по этим силовым линиям, пространство и время начинали как бы сливаться, переходить друг в друга, пока их уже нельзя было разделить. И, что самое главное, был там один набор траекторий, где они просто полностью поменялись местами, и траектория в пространстве становилась траекторией во времени и наоборот. А один подвид этой связки позволял открыть туннель, по которому можно было перебрасывать материю в прошлое, в частности, во времена начала формирования черной дыры.
— Я вспоминаю книги из двадцатого столетия, — пробормотал Кэлвин, который явно следил за течением мыслей Силвеста. — Этот эффект был известен — вернее, предсказан — уже тогда. Видимо, он проистекал из математических уравнений, описывавших черные дыры. Только тогда к нему никто серьезно не отнесся.
— У тех, кто создавал Гадес, подобных предрассудков не было.
— По-видимому, ты прав.
А дальше произошло то, что свет, энергия, потоки частиц проникали по этим особым траекториям, все глубже уходя в прошлое с каждым оборотом вокруг ядра. С точки зрения остальной вселенной ничего не происходило — ведь ее отгораживал барьер дыры, и обнаружить нарушения закона причинности было невозможно. Согласно математическим положениям, о которых вспоминал Кэлвин, таких нарушений и быть не могло, так как траектории не должны были выйти наружу в окружающую вселенную.
И все же происходило именно это. Математики проглядели, что тут был особый случай: некоторые подвиды-подвидов-подвидов траекторий — ничтожные доли процентов их всех — фактически несли кванты назад, к зарождению черной дыры при возникновении сверхновой в результате взрыва ее предшественницы.
И в этот момент незначительное давление, нацеленное наружу, созданное частицами, прибывшими из будущего, задерживало гравитационный поток.
Эта отсрочка была почти неизмерима, она вряд ли длилась дольше, чем самая малая теоретически возможная доля кванта времени, но все равно она существовала в реальности. И как бы ни была она мала, ее было достаточно, чтобы послать рябь причинного шока обратно в будущее.
Рябь причинного шока сталкивалась с поступающими извне частицами и создавала решетку причинных связей — стоячую волну, симметрично уходящую в прошлое и будущее.
Попавший в эту решетку объект теперь уже не мог быть уверен, что попадет в черную дыру. Начальные условия для него были пограничными; такой подвешенности можно было избежать, если бы объект оставался над радиусом Шварцшильда или коллапсировал бы в стабильную конфигурацию слабых кварков и вырожденных нейтронов.
И объект начинал бесконечно метаться между двумя состояниями. Неопределенность выкристаллизовывалась, и то, что оставалось, было чем-то совершенно уникальным в нашей вселенной, разве что подобные события происходили и в других черных дырах, где могли возникнуть сходные парадоксы причины.
Объект останавливался в какой-то стабильной конфигурации, и потому его парадоксальная природа не была непосредственно заметна из внешней вселенной. Внешне он напоминал нейтронную звезду, во всяком случае, на глубину до нескольких сантиметров ее коры. Ниже звездное вещество было катализовано в сложные формации, способные производить вычисления с быстротой молнии. Подобная самоорганизация вырабатывалась спонтанно в результате пребывания в двух противоположных состояниях. Верхняя часть коры — перекипевшая и переработанная — могла хранить информацию на уровне теоретически максимально возможной в нашей вселенной плотности вещества. И она мыслила.
И она мыслила.
Глубже кора незаметно переходила в мерцающую бурю несостоявшихся возможностей, где внутренняя часть коллапсировавшего объекта плясала под музыку отсутствия причин. И пока кора занималась бесконечным моделированием и столь же бесконечными расчетами, ядро сближало прошлое с будущим, позволяя информации беспрепятственно перетекать из одного в другое. Таким образом, кора превратилась в один из элементов колоссального параллельного процессора, причем другими его элементами были остальные версии его самого, но лежащие в прошлом и будущем. И он знал.
