Пути Господни (СИ) - Шабельник Руслан (читать полностью бесплатно хорошие книги .TXT) 📗
Непривычно бурная деятельность.
Непривычная для техников, большую часть жизни проводящих в уютных креслах рубки.
Согнув худое тело, в помещение вошел Этьен Донадье – старшина техников. Появление начальства сопровождалось равнодушными, приветливыми, недовольными, но в любом случае далекими от подобострастия взглядами.
Кастор Шейко – один из заместителей Донадье – лысеющий коротышка в вечно не сходящейся на выпирающем пузце куртке, нарисовался перед шефом.
- Ну как? – Донадье смотрел поверх головы зама, на работающих.
- Как и говорил – приборы похожи на наши, некоторые просто идентичны, словно рубка Ковчега в миниатюре. Хотя и достает малопонятного, - Шейко кашлянул, - пока малопонятного.
Донадье кивнул.
- Назначение?
Шейко пожал плечами, натянутая на животе куртка задралась, обнажив серую ткань исподнего.
- Первоначальное предположение – данный э-э-э, агрегат предназначен для покидания Ковчега, пока подтверждается. Хотя, не совсем понятно, зачем…
Старшина снова кивнул, на этот раз, отпуская докладчика.
Переминаясь с ноги на ногу и показно кряхтя, Шейко остался на месте.
- Вас что-то беспокоит? – водянистые глаза начальства оторвались от галереи приборов и впервые взглянули на собеседника.
- Э-э-э, что Великий Пастырь? На наше открытие?..
Глаза вернулись к приборам.
- Продолжайте исследования.
От приборов глаза переместились к отверстию иллюминатора – небольшому окошку, чудом втиснутому в усеянную агрегатами стену.
Желтая звезда, размером с горошину, лимонным мазком выделялась на точечной панораме.
***
Я обозвала свою соседку Клавдию Лейб шлюхой, так как она является шлюхой. Всему блоку известно, что к ней захаживает Никитов из аграриев, а также Отец Гварди – наш священник. И извиняться не буду, а свои обвинения сестра Лейб пусть засунет себе в задницу, или какое иное, более приспособленное для них место.
С уважением Вознесена Стахова – цех обслуги.
- Учитель, я хочу служить тебе!
Неофит был молод, очень молод. Рыжая борода пробивалась на румяных щеках редкой порослью. Голубые глаза под пшеничными бровями смотрели осмысленно, разве с небольшой примесью восхищения.
Он боялся его, их – фанатичного блеска, обожания, готовности возложить на алтарь нового учения жизни. Свою и чужие.
- Учитель, я…
Поморщился. Вроде обычное, более того – привычное слово. Отчего же словно корявый бур входит в тело, наматывая на кромки слогов нервы и сухожилия.
Поначалу боролся, даже злился, кричал.
- Не называйте Учителем!
- Как называть? – вопрос оставался без ответа.
В конце-концов «учитель» - всего лишь слово. Не хуже прочих.
Смирился.
- Я не учу борьбе, или как изменить мир. Если желаете свержения власти, существующего строя – нам не по пути. Ненависти – не по пути. Ищите выгоду – не по пути. Мое учение – учение человеколюбия, учение покорности. Желаешь изменений в мире – изменись сам!
- Ненавижу церковников, поубивал бы их всех! Гады!
На миг, короткий миг восхищение неба глаз затянуло тучами ненависти.
Учу человеколюбию – а вот. Скудная влага слов уходит в песок. Песок, которого не может быть, не должно быть на Ковчеге.
Не допускаю ли ошибку? Не даст ли нива человеколюбия всходы новой, более жестокой власти?..
***
Идет священник по коридору, кричит, в ладоши хлопает.
Навстречу техник.
- Святой отец, что вы делаете?
- Еретиков отгоняю.
- Так ведь нет же их.
- Потому и нет, что отгоняю.
Из сборника «Устное народное творчество»
Их было двенадцать.
Было, есть и будет.
Двенадцать месяцев в году.
Двенадцать цехов.
Двенадцать членов Совета Церкви.
Поначалу – по количеству цехов – по представителю от каждого.
Теперь – в силу традиции от времени ставшей незыблемей закона, важней устава, строже статьи.
Авраам Никитченко обвел взглядом присутствующих: улыбчатого Левицкого, вечно хмурого Бенаторе, круглолицего с маленькими колючими глазками Миллгейта, нервного Лейба… ближайшие соратники, главные враги.
Каждый, даже страшащийся собственной тени Лейб, метил на его место. Не раз и не два, в мечтах или радужных снах видя себя здесь, на возвышении, в кресле Великого Пастыря.
Провозглашая здравицы, они молили Учителя о болезни, желая долгих лет, высчитывали дату ухода. И он, будучи на их месте, молил, считал…
Власть – это плащ, который мы находим слишком широким на чужих плечах и слишком тесным на наших. *(П.Декурсель)
За все надо платить.
Осознаешь правоту мудрецов, только испытав на себе.
Пожив достаточно, или в случайном озарении, изрекаешь мудрости сам.
Ничто так не объединяет, как общие враги.
Перед лицом общего недруга недоброжелателя объединяются в союзы. Союзники становятся друзьями.
Если опасности нет, ее следует выдумать, тем более что поводов в избытке.
Великий Пастырь смотрел на присутствующих. Недоброжелателей. Потенциальных друзей.
- Техники в последнее время позволяют себе чрезмерно много вольностей.
Зерно упало в благодатную почву.
Власть априори не терпит ограничений.
- Ведут себя, будто особенные!
- Опаздывают на проповеди!
- Требуют привилегий!
- Не выказывают должного почтения!
- Открыто насмехаются над служителями Матери Церкви.
Ничто так не объединяет, как общие враги.
- Этому следует положить конец! – Левицкий, верный Левицкий фразы научился повторять дословно. К памяти бы еще чутье произносить вовремя…
- Терпеть больше нельзя! Их место и назначение – обслуга, и на это место следует указать… или возвратить, - вторым голосом вступил Стеценко. Вот у кого чутье, но хромает память.
Увы – совершенен только Учитель.
- Но-о-о… давно не было процессов…
Все понимали, куда клонил Никитченко.
- Тем более – паства расслабилась, почувствовала свободу. Верных последователей – укрепим, колеблющимся – укажем путь истинный!
- Техников не так просто… зацепить. Необходим повод.
- Сказано в Заветах: «Не жди случая, создавай его сам».
- А если что, устроим провокацию! – Левицкий, прямой, как коридор.
Присутствующие, в том числе и Великий Пастырь, позволили себе нахмуриться. Некоторые вещи, даже если они очевидны, не стоит произносить вслух.
- Техники, они… они могут… обидеться… - голос разума – голос труса. Голос Лейба.
- Прощать, карать и обижаться, особенно обижаться – наша, исключительно наша привилегия. Я имею в виду служителей Матери Церкви. Привилегия, она же обязанность прочих – служить Матери Церкви, в нашем лице. Кого-то еще интересуют чувства слуг?
Редкое, почти невозможное единодушие – головы качались почти в унисон.
- Таким образом, по данному вопросу, насколько я могу судить, мы достигли взаимопонимания.
- Осталось воплотить в жизнь.
- И да поможет нам Учитель!
***
Выход из строя основного реактора.
Переход на вспомогательный.
До устранения неисправности рекомендуется сократить численность человеко-особей до первой минимальной массы.
Да уверенности в себе – побольше.
Да кошель и суму – потолще.
Может жить хоть на малость дольше.
Да фигуру еще стройней.
Старший Хозяин растянул губы.
- М-м-да.
Хорунди нравился Старший Хозяин. Он добрый. Он никогда не бил Хорунди. Только кричал. Но Хорунди сам виноват. Не стоило вытирать пыль с бумаг на столе Хозяина, не стоило их брать в руки и перекладывать. Но пыль, проклятая пыль. Хорунди хотел, как лучше.
Да желудок и нервы крепче,
А загривок и шкуру – толще.
Нрав, характер немного круче.
Чтоб кулак мог войти сильней.
А еще красок жизни – ярче.
Да неведомых чувств пожарче.
Да язык поострей в отдаче,
Чтобы жалить в ответ больней.
