Неизведанные гати судьбы (СИ) - Хиневич Александр Юрьевич (полные книги .TXT) 📗
Посмотрев на устало усевшихся на лавочке во дворе, возмущённого Иван Иваныча и двух его добровольных помощников, мы с Семёном прошли в контору, где у нас находился телефон.
С автомобилем вопрос решился, как ни странно, довольно быстро. Как и говорил мне ранее в ресторане Семён, человек, с которым шёл разговор по телефону, был готов предоставить любой автомобиль, в удобное для Семёна Марковича время, и на какой надобно срок. Услышав такие заверения, нам осталось только оформить документы на мою матушку и мою супругу. Этим мы и занялись не выходя из помещения конторы. Благо листы бумаги, карандаши и перьевые ручки с чернилами, здесь имелись в наличии.
Наши проблемы начали проявляться там, где мы даже и не предполагали, в данных для оформления документов. Сначала у Семёна Марковича возникло непонимание с записью данных моей матушки. Услышав, что её зовут Млада Гедеминовна Старобогатова, Семён машинально записал национальность как «литовка», видать на это повлияло отчество моей матушки. Пришлось ему понятным языком разъяснять, что моя матушка никогда не была «литовкой», а с момента рождения принадлежала древнему Роду Русинов. Его следующую попытку записать её «русской», мне тоже пришлось пресекать. Ибо «русскими», раньше именовали только подданных Российской империи, из многочисленных народов и народностей, причём великороссы, малороссы, белорусы и поляки, официально к ним не относились.
Семён снова не понял того, что я ему говорю. И опять мне пришлось пояснять, что все Рода жителей нашего таёжного поселения, прибыли в данные края из Великого Княжества Литовского. А посему, никто и никогда, из нашего Урманного поселения, не был «русским» или «российским» подданным. То что нас записали «гражданами империи», во время Первой переписи населения, ничего не значит. Мы никогда не присягали на верность императору и Российской империи.
Выход из сложившегося положения удалось найти быстро. Я вспомнил о своём документе удостоверяющем личность. Показав его Семёну, я обратил его внимание на то, что у меня в графе «национальность» записано «Русин». Пришлось ему записывать мою матушку как «Русинку».
Следующая остановка в записи данных произошла, когда Семён услышал, что моя матушка родилась в Лето Семь тысяч триста пятидесятое, в деревне Скоробогатово. Той деревни уже давно не существует, так как по приказу христианского попа, её имперские войска дотла сожгли. Семён Маркович несколько минут сидел и молча смотрел на меня, через стёкла своих необычных очков. Как оказалось, его в подобное состояние привело не моё сообщение об уничтожении деревни, а странная дата рождения моей матушки. Пришлось ему по-простому объяснять, что мы пользуемся своим летоисчислением с древнейших времён. Что у нас в календаре всего девять месяцев, а не двенадцать. Показав Семёну, как можно быстро пересчитать «Лета от Сотворения мира» на «годы новой эры», которыми пользовались большевики, мы перешли к записи данных моей супруги.
Очередная остановка произошла, когда Семён Маркович начал записывать данные моей супруги. Я только успел сообщить, что её зовут — Ярина Родасветишна Старобогатова, в девичестве Русинова. Родилась в Лето Семь тысяч триста девяностое, в таёжном поселении Урманное. Едва я закончил это говорить, как Семён снова впал в небольшой ступор.
— Семён Маркович, в чём сейчас-то проблема возникла?
— Князь, всё дело в том, что я не могу записать её отчество в таком виде.
— Почему? Даже во времена Первой переписи Российской империи, её с таким отчеством спокойно записали. И заметь, ни у одного имперского чиновника никаких вопросов не было.
— Да неправильно как-то отчество твоей жены звучит.
— Так ежели её отца Родасветом назвали, как по-твоему её отчество звучать должно? — задал я своему непонятливому другу вопрос. Честно говоря, меня начали удивлять мелочные придирки Семёна, к данным моих близких, и странное затягивание времени. Вполне возможно, что он искал причину чтобы не попадаться на глаза своему начальству. Меня такое положение дел, ну никак не устраивало, ведь у меня московский чекист ещё был завтраком не покормлен. Пришлось спросить глядя в глаза своего, во всём сомневающегося, друга: — Ты мне вот что скажи, Семён Маркович. Тебя что сейчас больше всего волнует, как пишется и звучит отчество у моей супруги? Или как она быстро сможет Зиновия Адамовича вылечить?
Похоже, что последний заданный мною вопрос, склонил его к нужному принятию решения. Так что, дальше задержек в записи данных моих близких почти не было. Единственная задержка произошла, когда он записывал дату рождения моей супруги.
— Князь, ты можешь мне по-простому сказать, когда родилась твоя жена? — устало спросил меня Семён.
— Посредине весны, а что? Не получается её день рождения на ваш календарь пересчитать?
— Именно так. Ничего у меня не получается. Похоже, что после моего вчерашнего ужина в ресторане, голова вообще ничего считать не в состоянии. Надеюсь, ты не будешь против, если я укажу днём рождения твоей жены — двадцать второе апреля?
— Да я-то не против. Только ты мне поясни, пожалуйста, почему ты выбрал именно двадцать второе число?
— В этот день родился Ленин! — торжественно сказал Семён. — Так что, если у вас в этот день будет многолюдное праздничное застолье, то никто не удивится и не сообщит в ГПУ, о странном сборе большого количества людей. Ведь многие люди, рабочие и крестьяне нашей страны, в эту памятную дату, отмечают день рождения вождя мировой революции товарища Ленина.
— Я понял твою мысль, Семён Маркович. Ты можешь удивиться, но я ничего не имею против даты рождения вашего партийного вождя. Пиши, как решил. Можешь даже моей матушке точно такую же дату написать. Будем их дни рождения одновременно отмечать, — говоря так, я думал о своей матушке и об Яринке, но похоже Семён воспринял мои слова по-своему, ибо довольная улыбка расплылась на его лице.
Закончив записывать, он собрал все сделанные записи, и сказал мне, что вернётся примерно через пару часов уже на автомобиле. О том, что все документы готовы, и он уже выезжает в наше представительство, Семён сообщит мне по телефону. После чего, он быстро покинул контору.
Мне ничего не оставалось, как идти во двор, чтобы узнать у Иван Иваныча, кого он выбрал в качестве гонца в поселение.
Узнав, что в поселение гонцом отправится Родасвет, я нашёл того, и на словах пояснил, что надобно сказать моей матушке и Яринке. Лишь после этого, я отправился покормить запоздалым завтраком Гордея Исааковича. Иван Иваныч с двумя своими помощниками решили составить мне компанию, благо времени, до прибытия подвод с зерном, у них было много.
— Вы пока идите в подвал, — сказал я Иван Иванычу, передав ключи, — а я схожу к поварам за едой. Я вчера с ними уже нашёл общий язык и взаимопонимание.
Старший продовольственного обоза лишь кивнул головой в ответ, и в сопровождении двух бывших жандармов неспешно направился в сторону подвала…
Получив всё необходимое у поваров, я спустился в подвал, но меня в коридоре остановил один из работников нашего представительства.
— Погодите тут, Демид Ярославич, — сказал мне самый старший из мужчин, — не надобно вам видеть, что в комнате произошло…
— Анисим Авдеич, вы можете толком объяснить, что там происходит?
— Сейчас Иван Иваныч выйдет, и всё подробно объяснит. Я только одно вам могу сказать, что кормить там уже некого.
Словно подтверждая слова бывшего жандарма, из подвальной комнаты, где у нас ночью находился московский чекист, вышел побледневший старший обоза.
— Иван Иваныч, что там случилось? — сразу задал я волнующий меня вопрос.
— Покойник там образовался, Демид Ярославич. Не знаю, о чём вы с ним ночью беседовали, но похоже его этот разговор довольно сильно напугал. И наш «гость» очень долго думал над тем, как ему поступить. Жить или умереть?
— Почему ты так решил, Иван Иваныч?
— Потому что наш «гость» принял быстродействующий яд, как только услышал, что замок на двери открывается. Когда я зашёл в комнату он уже отходил в иной мир.
