Пересечение вселенных. Трилогия (СИ) - Порохова Зинаида (серии книг читать бесплатно TXT) 📗
Долгие годы Тинджол в своих медитациях видел разные уголки планеты. И, в первую очередь — военные конфликты, стихийные бедствия, в которых гибли люди. Это было тяжело. Его Душа жалела этих несчастных. Особенно детей. Потом он научился заслонять их собой или вовремя уводить в сторону. Иногда ему удавалось спасти кого-то и это его радовало. Потом он понял, что такие моменты отнимают у него слишком много сил — порой он, возвращаясь в себя, был на грани умирания. И вскоре понял — чтобы не погибнуть самому, ему надо очень много молиться Свету и Духу Планеты, управляющему судьбами. И как можно меньше тешить свою плоть — сном, пищей, тёплой одеждой, приятной беседой. Хувараки — послушники дацана, стали поговаривать, что Тинджол малость тронулся — не спит, не ест, ходит в отрепьях, отказываясь от нового кашаи, и подолгу не вступает в разговоры. А его лицо, казалось, навечно, застыло в маске печали. Даже слёзы сами собой текли из его покрасневших распухших, как у кролика, глаз. Но здесь было не принято поучать других. На это имел право только настоятель монастыря — ширээтэ Цэрин. Но он и сам нередко вёл себя подобным образом, приводя себя в порядок только перед приездом важных гостей. О которых всегда знал заранее, хотя никакой связи с внешним миром в дацане не было. Послушники — хувараки, знали — если Цэрин выходит из своей кельи в шёлковых одеждах, крепких кожаных сандалиях, с красивыми чётками в руках и заказывает к обеду особые сытные блюда, это значит — к обители подъезжают важные гости. И так всегда и случалось. Поэтому на вид Тинджола, частенько портящий внешнее благолепие совместных молитвенных бдений, никто по-настоящему не обращал внимание. Значит — так надо. У каждого монаха было много других тем для раздумий. С собой бы разобраться, куда уж о других раздумывать.
Потом однажды во время медитации к Тинджолу пришёл сам Дух Планеты — в виде похожего на него лысого старика, и объяснил ему, что всё в этом мире, где царят войны и бедствия, происходит по определённым законам. Что таков результат сил, разбуженных самими людьми. И нет в этом мире ни правых, ни виноватых. И то, что он, Тинджол, отменил где-то своими действиями, спасая и прикрывая кого-то, отзывается другими бедами и в другом месте. Таков закон равновесия. Хватит Тинджолу черпать горе, от которого оно не убывает, а только усиливается, пора ему привнести в этот мир радость, которой в нём так не хватает. И показал ему те сферы вне Земли, где царит счастье и покой.
После этого среди братии дацана опять возникло волнение из-за нового облика Тинджола. Теперь он всегда был весел, чисто одет, всем улыбался и при всяком удобном случае желал каждому в отдельности счастья и мира. Поудивлявшись, братия решила, что значит так и надо. Брат Тинджол достиг просветления и это большая радость для них. Ведь настоятель — ширээтэ Цэрин, отнёсся к этому положительно.
Так вот, в этот день Тинджол не пошёл на обед. Он был сегодня в особом приподнятом настроении. Как будто ждал гостей. Хотя, какие у него, сироты, монашествующего с детства, могут быть гости? А единственные близкие люди для Тинджола — это братия монастыря. И они всегда рядом. Но, несмотря на это, Душа Тинджола была наполнена радостью и ликованием.
Приняв позу лотоса на циновке в своей келье, он чего-то ждал.
И поэтому не очень удивился, когда рядом с ним из воздуха выткался высокий юноша с европейской внешностью. Раньше они не виделись, хотя он иногда незаметно навещал его, чувствуя с ним близкое родство. Да и бояться чего-либо в этом мире он давно отвык — Тинджол доверял ему. И мир был к нему дружелюбен.
— Таши-деле, Тинджол! Нга минг Юрий ин, — поздоровался юноша по-тибетски, назвав своё имя, которое Тинджол и так знал. — Да пребудет с тобой Свет, Тинджол! — сказал он.
— Таши-деле, Юрий. Сарва-мангалам! — улыбнувшись, поздоровался с ним Тинджол, пожелав ему благополучия. — Я ждал тебя. Пойдём, сегодня у нас на обед сшо-го — картофель и овощи — тсхе. — И подал ему свою миску. Другой у него не было. Ничего, он поест из горсти. Главное — оказать почёт дорогому гостю.
Никто не удивился и в дацане, увидев высокого юношу, вошедшего вместе с Тинджолом в трапезную. Здесь, как и везде в Тибете, было не принято навязываться с расспросами. Захочет — сам расскажет. Только ширээтэ Цэрин, ненадолго задержал на юноше взгляд и, улыбнувшись, кивнул ему.
Юрий, почтительно сложив у груди руки, поклонился настоятелю, а потом и всем хуваракам — послушникам, и сел со своей миской на циновку, рядом с Тинджолом. Здесь ели руками и затем тщательно вылизывали пальцы — чтобы ни крошки еды не пропало. Юрий тоже так поступил. После трапезы ширээтэ Цэрин, поднявшись, знаком пригласил юношу за собой, а Тинджол, идя вслед поодаль, остался ждать его на улице.
Пройдя двор, Юрий и настоятель вошли в просторную комнату — кабинет Цэрина, и присели на подушки возле низкого столика. Следом вошёл молодой монашек-келейник и поставил перед ними хог-ди — чайник и две пиалы. Цэрин, молча, разлил в них понемногу зелёного чая, знаком пригласив Юрия
пить его. Чай оказался горьковатым и очень вкусным — с ароматом каких-то нежных цветов. И вдруг Юрий ощутил себя, наконец, дома. Не как в своей квартире — в привычном мирке, а именно дома. Там, где рядом находятся близкие по Духу люди. И где чувствуешь себя защищённым и счастливым.
Да, удивительное место — тибетский дацан, рай на земле.
— Оставайся здесь, сколько захочешь, — улыбнулся ему ширээтэ Цэрин. — Тебя здесь никто не найдёт. Даже Контора.
Юрий удивился. Он думал, что ему придётся долго объяснять этому монаху, далёкому от внешнего мира, все перипетии своей странной жизни. Но оказалось, что это не нужно. Тогда он захотел проверить ширээтэ и заговорил с ним мысленно. Но,… у него это не получилось. Впервые в жизни!
— Кто вы? — спросил он изумлённо.
— Ты и так слишком много знаешь, Юрий. Не каждому человеку это полезно, — улыбнулся Цэрин. — Тебе тут будет хорошо. Поживи немного среди хуварак.
— Тху-дже-че, спасибо вам, ширээтэ Цэрин! — поклонился ему Юрий.
Он понял, что всё, что хотел ему сказать ширээтэ Цэрин, он уже услышал. И, допив свой чай, Юрий с поклоном вышел.
Тинджол также не задал Юрию ни одного вопроса. Он просто отвёл его в свободную келью, расположенную недалеко от его, и принёс ему тонкий матрас, грубое одеяло и поношенную монашескую кашаи — тогу. А затем, улыбнувшись, с поклоном вышел.
Полежав немного на своём матрасике, Юрий облачился в выцветшую оранжевую кашаи — символ начального Духовного Пути, и вышел наружу. Из своего дома.
Территория дацана была обширна и ухожена. Везде росли невысокие деревца, цветущие кусты и блеклые горные цветы. Очевидно, их поливом никто не занимался — воды в высокогорном дацане было мало. Дома и пагоды сияли белизной побелки и радовали ярким орнаментом, хотя и не могли похвалиться строгостью линий. Всё было сделано из грубого камня и глины, украшено примитивными рисунками красных, охровых и синих цветов. Молитвенные барабаны стояли строем на краю уступа, будто строгие монахи, ждущие добрых дел и хоть малейших движений к спасению Души. Ото всего этого веяло такой чистотой и любовью, так что казалось — красивее этого дацана нет ничего на свете. За каменным ограждением далеко за горизонт уходили суровые заснеженные вершины. В небе, среди облаков, гордо парил орёл. Утренний ветер с гор пробирал до самых костей. Тут Юрий услышал со стороны низкого и длинного здания заунывное хоровое пение мантр, сопровождаемое бряканьем барабанов и звоном колокольчиков. Оно очень гармонировало с окружающим пейзажем и в то же время уводило куда-то ввысь. Может даже выше полёта орла…
Юрий быстро вошёл в это здание, сел на свободный коврик в одном их рядов братии, расположившихся вокруг Цэрина, сидящего на возвышении, и мгновенно влился в общее пение мантр и строк из сутр.
Ему показалось, что он провёл в этом дацане всю свою жизнь. А Москва, Контора, Елисеев, блондин Альберт и всё прочее ему только приснилось. И что так теперь будет всегда…
