Вегетация - Иванов Алексей Викторович (список книг TXT, FB2) 📗
Экипаж «инженерного танка» не мог отстреливаться от противника, что находится за кормой: тому, кто вылез бы из люка пассажирского отсека, мешала башенка подъёмного крана. Харвер топал в пыли, снова приближаясь к «танку» сзади. В кабине харвера Егор Лексеич деловито сунул пятерню в перчатку гаунтлет-пульта. Харвер расправил суставчатую ручищу с чокером и жадно потянулся к «танку». А на «танке» другой алабаевец, хватаясь за скобы и поручни, на ходу пробрался по корпусу к башенке крана. Кран ожил. Его стрела, удлиняясь, выехала над кормой «танка» и отбила ручищу харвера.
«Танк» отмахивался крановой стрелой, не позволяя харверу цапнуть себя за загривок. Алабаевец болтался в трясущейся башенке, но ловко орудовал рычагами. Стрела качалась перед харвером в клубах пыли, не подпуская к «танку», камни из-под гусениц врага стучали по корпусу комбайна, жёстким хвостом перед харвером топырился утыканный резцами траншеекопатель: «танк» ощетинился, защищаясь всем, что имел. И Егор Лексеич разозлился.
Ручища харвера изловчилась поднырнуть чокером под стрелу, и чокер схватил её будто снизу за горло. Егор Лексеич бросил комбайн вперёд. Харвер начал заламывать стрелу вверх; подъёмный поршень стрелы вытянулся из гидроцилиндра до предела; харвер нажал ещё, и опорная платформа крана от толчка выскочила из поворотного кольца. Харвер убрал руку — кран остался парализован. И тогда харвер уже беспрепятственно двинул руку вперёд, смял башенку, точно картонную, вместе с алабаевцем внутри, и потащил всю сложную и растопыренную конструкцию крана через корму «инженерного танка». Бесформенная груда металлолома жестоко пропахала корму, своротив и заднюю кабину, и механизм траншеекопателя, рухнула вниз, на камни, и поволоклась за «танком», словно ком железных внутренностей.
Харвер легко переступил через него, заходя к «танку» с борта. А «танк» всё мчался вперёд, напоминая огромную раненую крысу. И харвер принялся громить его чокером, кусать и рвать на ходу: выдирал из него куски, лоскуты и лохмотья — обломок крыла над гусеницей, боковину от кожуха моторного отделения, резервный топливный бак, угол крыши пассажирского отсека. Тонкие ноги харвера мелькали мимо окошек «танка» стальными молниями.
У «танка» ещё уцелела водительская кабина. Егор Лексеич берёг её на сладкое, ведь там сидел сам Алабай. Егор Лексеич ощущал мощь харвестера, будто собственную мощь, наслаждался своим гневом и торжеством возмездия. Как этот городской говноед посмел пойти залупой против него, бригадира Типалова, который столько лет царил в этих диких лесах?..
Егор Лексеич уже занёс над кабиной «танка» тяжёлый чокер — карающий меч своего правосудия. Алабай не стал дожидаться рокового удара. Откинув дверь кабины, он выпрыгнул наружу, упал, сгруппировавшись, и перекатился в сторону, уворачиваясь из-под ног харвера. Вслед за Алабаем метнулся его рыжий пёс — и тотчас угодил под стопу комбайна: за стопой на вдавленных камнях вспыхнуло кровавое пятно. А на кабину рухнул сверху раззявленный чокер. Брызнуло стекло прожекторов; чокер пробил крышу, скомкал в горсти и кресло водителя, и колонку управления и вырвал всё с потрохами.
Дизель «инженерного танка» продолжал работать, но правую гусеницу заклинило. «Танк» по инерции ещё промчался вперёд и затем начал медленно поворачивать вправо, словно закрутился на месте от нестерпимой боли. Возле правого борта нагребало вал из каменных обломков — и наконец этот вал остановил слепое движение могучей машины. Двигатель заклокотал в агонии, подавился и умолк. Из кривой дыры моторного отсека пополз синий дым — будто отлетающая душа механической твари. «Инженерный танк» сдох.
Лощину затопила взрыто-белёсая полоса пыли — след от сражения машин. И в светлой мгле смутно обрисовался тёмный силуэт мотолыги.
67
Щебёночный завод (V)
Время, оказывается, не застыло на месте, и солнце сдвинулось под уклон небосвода. Оно ещё не начало краснеть, но отяжелело, и всё вокруг обрело свою тень — каменные глыбы, машины, люди. Восточные склоны холмов стали рябыми, и выявилась фактура отвалов — их сыпучесть, выпуклость, объём.
Изуродованный «инженерный танк» покрылся налётом осевшей пыли, словно бы уныло проторчал в этой лощине уже сотню лет. А харвер выглядел как новый: технологичный, сложный, отсвечивающий гладкими корпусами из ситалла. Это были машины разных поколений — грубая и варварская механика против тонкой и жестокой электроники, и не мудрено, что «танк» проиграл.
Война бригадиров завершилась разгромом Алабая. Дело было не в гибели «танка». У Алабая осталось всего два бойца плюс Вильма и Щука. С таким войском не повоюешь. Егор Лексеич сам удивился, как мощно он расправился с противником — разбил наголову. Что значит опыт. Понторез Алабай связался с тем, кто ему не по зубам. И теперь его бойцы сидели на камнях возле «танка» не столько подавленные поражением, сколько смущённые своей открывшейся глупостью. Зачем они поверили Алабаю? Он же щенок перед Типаловым!.. Одной лишь Щуке всё было похер. Она весело улыбалась и Егору Лексеичу, и его людям — старым знакомым. Дескать, круто опять встретиться, кенты.
— Недооценил я тебя, Егор Алексеич, — дружелюбно признал Алабай.
Он держался так, будто все они участвовали в каком-то соревновании и Типалов победил, однако в остальном они равны и друг другу не враги. Егор Лексеич понимал, что это форма защиты. Алабай боится и как бы наводит его, Типалова, на мирный настрой: дескать, разойдёмся по-спортивному.
— Что делать будешь, чемпион?
Егор Лексеич стоял над сидевшими пленниками, заложив руки за спину.
— Тебя — вальну, — сказал он Алабаю, — про других ещё не решил.
Алабай засмеялся, точно оценил хорошую шутку.
Возле мотолыги Матушкин возился с бризоловой плиткой: ему поручили сделать кофе. Алёна разбирала кучу продуктов — трофеи из «танка». Калдей что-то жрал из пакетика, чипсы или орешки. Костик и Фудин с автоматами в руках охраняли пленников. Фудин смотрел на них назидательно, а Костик нетерпеливо переминался: ему любопытно было, как дядя Егор убьёт Алабая.
— Слушай, командир, возьми нас с Тимуром к себе, — обратился к Егору Лексеичу один из «спортсменов». — Мы же тут за деньги, а не за идею, — боец хмуро глянул на Алабая: — Извини, конечно, Эдик.
— Без обид, Лёнька! — охотно согласился Алабай.
Вильма, закрыв глаза, прижималась к его плечу. Казалось, она ничего не слышит, ни во что не вникает — она просто счастлива быть рядом.
— Откуда я знаю, что вы мне подляну не кинете? — спросил Егор Лексеич.
— Да накидались уже…
— Ну-ну.
— И меня тоже возьми, начальник! — подсунулась Щука.
Егор Лексеич не удостоил её ответом.
Маринка с перевязанным бедром лежала в мотолыге на ящиках и ни о чём не думала. Душа у неё опустошилась. Маринке требовалось время, чтобы понять, как она теперь относится ко всем — к дядь Горе, к Серёге, к Митьке, к бригаде… И к командировкам тоже. Все её обманули, всё было не так.
А Митя с Серёгой примостились на большом валуне и наблюдали. Обоим им было ясно, что Егор Лексеич кончит Алабая. Митя не испытывал никаких чувств: просто два паука грызутся в банке. Серёга же мрачно курил. Бригадира «спортсменов» он не жалел. Там, на щебёночном заводе, Алабай избивал его с явным удовольствием — хвастался приёмчиками. Но сейчас Серёгу что-то давило изнутри. Ему словно бы стало тесно на этих просторных отвалах. Чё, вот так, что ли, жить-то надо — мочить друг друга, драть бабки, пиздить, нагибать, наёбывать… Чё, по нормальному-то нельзя? Волчары они, что ли? Маринку вон дядя подранил и на смерть послал… Да и его самого тоже…
Егор Лексеич протянул руку, и Фудин передал ему автомат.
— Может, этих двоих заставить, шеф? — он кивнул на пленных.
— Заткнись.
Егор Лексеич знал, что городские отличаются от лесорубов. Городских нельзя повязывать кровью. Городские не хотят запачкаться. Если вынудить их грохнуть своего бригадира, то потом они легко грохнут и чужого — то есть его, Типалова. Что ж, пусть чистенькие бегают. Верней служить будут.
