Суд Проклятых - Романов Марк Александрович (книги TXT) 📗
20.3. Конец Канцлера
28 августа 2278 года.
Вырванная зарядом метапластида старинная шлюзовая бронедверь, глухо ухнув, рухнула всеми своими двумя тоннами искорёженного металла на покрытый облезшим пластиком пол. Вверх взлетели клубы пыли и мелкой крошки сгоревшего во взрыве пластобетона, заполнив весь объём шлюзовой камеры убежища Канцлера непрозрачной белой взвесью, сквозь которую с трудом пробивались лучи мощных галогенных светильников.
Когда-то здесь была база проекта «Марс-2100», от которой остались только сухие пещеры, вырубленные в теле древней красной скалы. Потом, при преобразовании планеты по земному типу, начавшемся в конце двадцать второго века, каверны залили бетоном и оборудовали шлюзовую камеру, реакторный отсек, в котором и по настоящее время осталась сильнейшая наведённая радиация, хранилища, жилые отсеки, и прочее необходимое для жизни сотни учёных-терраформистов. Спустя годы это убежище служило пристанищем контрабандистам, Церкви Алой Скалы, колонистам третьей волны, силам Протектората и, наконец, десятилетие назад стало запасной Ставкой марсианского Правительства, о которой знали немногие.
В шлюзовой камере, раздвигая не успевшую осесть пыль коконами силовых щитов, появились два тяжело вооружённых штурмовика в серой броне, осторожно ступавшие по осколкам бетона и металла, поводя по сторонам широкими раструбами полевых дезинтеграторов. За ними, прижимая к лицу кислородную маску, вошёл высокий широкоплечий мужчина в дорогом тёмно-вишнёвом с золотом камзоле, слегка истрёпанном и немного измазанном в какой-то гадости. Он осмотрелся по сторонам, и, сверившись с коммом, уверенным движением приказал солдатам двигаться дальше.
Следующая дверь, тоже механическая, как и большинство дверей в помещениях убежища, развеялась серебристым прахом под синхронными вспышками дезинтеграторов, пропуская увешанных оружием бойцов с эмблемами Спецхрана и правительственной охраны, за которыми неспешно двигался их командир в своём нелепом камзоле, изрядно припорошённом пылью. Давя скрипевшими ботфортами ошмётки пластика и стеклопанелей, он ненадолго остановился, прислонился к стене и достал из внутреннего кармана массивную флягу, блеснувшую тусклым золотом. Сдвинутая на широкий лоб маска открыла массивные черты лица, искажённого гримасой ненависти.
Гаррисон гулко глотнул из фляги, и, пряча её обратно, внутренне пожалел о том, что здесь не получится покурить сигару — не время, да и, честно сказать, не место. «Когда идёшь на медведя с одной рогатиной, не время мечтать о тёплом унитазе и любимых шлёпанцах, — подумал он, переводя дух. — Так ещё мой прадедушка говорил, упокой Ушедшие душу этого засранца… Интересно, кто такой этот медведь, и на кой чёрт ему рогатина?»
Мимо него, топоча, пробегали бронированные пехотинцы, увешанные оружием, в канале связи слышались отрывистые команд и чей-то мат, а Авель всё стоял, и напряжённо думал о смысле жизни, медведях и прадеде, который умудрился в возрасте почти двухсот лет напиться текилы до голубых чертей, и спрыгнуть с крыши принадлежащего семье Гаррисон делового центра… С тех пор Авель очень не любил бывать в Марс-Сити.
Он встряхнул головой, как очень большой пёс, пытаясь избавиться от неожиданно навалившихся странных мыслей, и вспомнил о долге. Сейчас нужно было сделать очень неприятную, но необходимую часть работы. Последнюю, как Гаррисон надеялся: «Потом будет легче. Когда МАСК возьмёт под контроль правительство, и Марс, наконец, станет по-настоящему свободен от всех — тогда, может быть, я смогу, наконец, отдохнуть от этих бессмысленных ужимок и прыжков туда-сюда… как крыса на сковородке между станцией связи с Той Стороной, представителями МАСК, Протекторатом и герильясами Сопротивления, язви их в душу. Как меня всё это достало, кто бы знал…»
С этими словами, продолжавшими звучать внутри, Авель Гаррисон отряхнул пыль с манжет камзола, расправил шейный платок, отбросив надоевшую и натёршую переносицу кислородную маску, и достал из скрытой кобуры позолоченный длинноствольный плазмер. Вздохнув, он снял оружие с предохранителя, и медленно двинулся к своей цели: там, впереди, за тяжёлыми сферическими дверями из титанокерамики, ждал своей участи Канцлер Марса, его бывший друг, начальник и коллега-заговорщик по «Клубу Трёхсот», кровавый тиран и диктатор… Гастон Ле Рой.
Гастон, закусив губу, судорожно рылся в Сети, раздавая указания, приказы и рассылая сообщения, которые пробуждали к жизни многократно проверенные и продуманные процессы — политические, технические, финансовые, военные, террористические и просто преступные. Его вертикаль ответственности в марсианском сопротивлении, все пять с лишним тысяч человек, уже начали подготовку к переходу на нелегальное положение и готовились, по большей части, покинуть планету. Миллионы и миллиарды кредитов перечислялись по счетам сотен банков человеческой части галактики, акции сливались на биржах, грозя обрушить рынки, ценности и ресурсы, припасённые на «чёрный день», перемещались в другие места хранения…
«Если уж мне и суждено погибнуть сегодня, — думал Ле Рой, закусывая губу до крови, — то хрен вы у меня получите Марс. То есть, Марс-то вы получите, но вот искать деньги и ресурсы вам придётся самим. Долго. Надеюсь, у вас получится…» Он не собирался лишать мирных и не очень жителей необходимого минимума жизнеобеспечения, но, в случае форс-мажора им придётся серьёзно задуматься о выживании — как когда-то пришлось озадачиться их предкам, очутившимся на враждебной безжизненной планете с почти что голым задом и без связи с Землёй… «Справились тогда — справятся и сейчас… Только я этого, боюсь, уже не увижу»
Гастон потрогал нещадно болевший живот, и поморщился. Потом бросил взгляд на свой защитный костюм, посаженный в кресло, и улыбнулся. «Канальи… — подумал он. — Какие всё-таки канальи эти МАСК…»
Перед глазами канцлера, вопреки распространённому мнению, вовсе не мелькала вся жизнь, или что-то подобное — он спешно завершал работу над активацией сценария «горячей» мести Авелю и тем, кто стоял за левым плечом его бывшего коллеги и соратника. Для запуска последнего этапа недоставало всего одной команды и подтверждающего пароля. Гастон ввёл строку в вирт-интерфейс, но медлил с голосовым паролем… Казалось, ещё не время.
На тускло светящемся голоэкране, который служил единственным источником света в мрачном кабинете, обшитом тёмными панелями и заставленном древним оборудованием связи, штурмовики разнесли из дезинтеграторов массивные створки дверей, и замерли в ожидании. Позади них из проёма шагнул вперёд широкоплечий высокий человек в тёмном камзоле. Гастон скривился, узнав Авеля, который, между тем, поднял руку с блестящим плазмером, и выстрелил в голокамеру. Экран подёрнулся сеткой помех, и изображение расплылось в бесформенные пятна.
— Вот и всё… — прошептал Ле Рой, чувствуя на губах привкус крови. Его шатало, когда он направлялся к маленькому кожаному диванчику, на котором были раскиданы медкомплекты и полевой набор хирурга. — Нужно принять обезболивающее…
Прежде кристально чистый разум канцлера сейчас был полон тумана и боли, сквозь которые проступало безразличие и стремление выполнить свой долг… Именно так и таким, каким он его себе представлял.
Костюм, сидевший в кресле, запрокинув пустой шлем на высокий подголовник, разлетелся в мелкую пыль и металлические брызги от залпа дезинтеграторов и плазмеров ворвавшихся в помещение солдат, и та же участь постигла массивный стол. Дымящиеся металлопластовые панели с грохотом рассыпались по полу, разъедаемые силами атомарного распада, а из глубины помещения к стрелявшим протянулся дымный след гравитационного излучателя, тёмным маревом охвативший бронированные туши, и смявший их, как бумажные фигурки-оригами. Дикий хруст и чавкание льющейся из-под корёжащейся брони жижи, испарявшейся и осыпавшейся на пол чёрным прахом, слились с командой Авеля.
— Все назад! — Гаррисон отшатнулся от проёма двери, когда заряд гравитатора иссяк, и останки погибших солдат посыпались трухой на пол.
