Море Имен - Онойко Ольга (онлайн книги бесплатно полные TXT) 📗
…И Полохов, Вася-демиург, преградил ему путь.
– А ему там удобней, – напомнил голос в голове Алея. – Ему так понятней.
Морозец сбежал по спине. Алей открыл глаза, судорожно встряхнулся, озираясь, и запоздало вспомнил, что слышит Васю только он сам.
«Вася» – неуверенно подумал он.
– Я, я. Ты руки-то не распускай, ордынец.
«Извини».
– Да я-то тут при чём? – удивился демиург. – Я так, поржать пришёл. Сколько этических ограничений придумывает человек, который мало что может, и как они разлетаются сразу, только он власть почует. Да не хнычь ты, это естественно. Меня в своё время тоже дрючили. Ты вспомни, что ты сам мне говорил раньше. Или не мне? Осени? Чёрт, я не помню, неважно. Ты вроде хотел лайфхакинг бросить, потому как не знал, во что выльются систематические взломы Пределов в масштабах мироздания. Мироздание, скажем прямо, как-нибудь это переживёт. Но всё равно не надо шаловливыми ручонками в чужих судьбах копаться. Ты не Золотой Шар, чтобы счастья всем даром. Ломать – не строить.
– Я понял. – Забывшись, Алей сказал это вслух, и на него обернулись. Вася немедля исчез.
Алей остался наедине с тремя хмурыми спутниками.
Корней быстро утратил к нему интерес и вновь задремал, устроившись поудобнее в водительском кресле. Иное дело Волен. Он и раньше бросал на Алея заинтересованные взгляды. Теперь он смотрел на него неотрывно, улыбаясь вежливо, но чуть развязно. В первобытной иерархии, которая определяла и строй мыслей, и всю жизнь Волена, ранг Алея был ниже его собственного, но Алей принадлежал Летену, альфа-самцу и вожаку стаи, и потому к Алею надо было относиться с почтением, не забывая, впрочем, о настоящем положении вещей… «Тьфу ты», – подумал Алей беззлобно. Невероятно хитрые и в то же время невероятно примитивные соображения Волена его скорее смешили. Разум Волена открывался легко. Легче было читать его напрямую, чем искать что-то в информационном пространстве. «Дважды судим. Первый раз по малолетке. Оба раза – за многочисленные кражи. Ещё в двадцати одной краже не сознался, три приписаны другому вору, восемнадцать остались «висяками». Освобождён условно-досрочно за примерное поведение. Зачем он Летену?»
Но мысли Воронова читать было намного сложнее.
Сложив телефон и сунув его в карман, подошёл Летен. Сел в машину рядом с Алеем, откинулся на спинку сиденья, потянулся, крякнув. По лицу его скользнула тень улыбки.
– Понял? – переспросил он у Алея, и Алей машинально кивнул. – Тогда поехали.
«Блик! – подумал Алей. – Он решил, что я уже нашёл дорогу». Но возражать он не стал. Он уже знал, где сейчас Иней, а провесить тоннель мог за долю секунды.
– Куда теперь поедем? – спросил Корней.
– Куда угодно, – ответил Алей. – Нужен отрезок дороги или глухой переулок, где машину некоторое время никто не будет видеть.
Корней поразмыслил, почёсывая нос.
– Глухой переулок? – пробормотал он. – Глухих много, но чтоб такой, где никого нет… На Шаболовку, что ли, поехать, где цеха? Нет, там машин много. В парках народу полно. Придётся за город.
– За город, так за город, – согласился Летен и окликнул: – Волен!
Волен торопливо обернулся через спинку сиденья.
– Ты сегодня много чего увидишь, – сказал Воронов. – О том, что увидишь, молчать до гроба. Понял?
Улыбка бывшего зэка сделалась ещё шире, он захихикал:
– Обижаешь, начальник!
– Начальник твой на зоне, – очень мягко поправил Воронов. – Меня Летен Истин зовут.
Волен съёжился и побелел.
Корней тронул машину с места и включил музыку. На диво хороший вкус оказался у него: в джипе зазвучал Мендельсон, «Рондо каприччиозо». Джип выехал со двора, миновал известковый белый проулок с чередой ржавых гаражей, притормозил, пропуская маму с детской коляской. На улице было светло, зелено и пустынно, но вдали гуляли ещё две молодые мамы, навстречу им шёл старичок с палочкой. Солнце сияло ярко – ярче не бывает… Корней вырулил к шоссе и поехал по направлению к Новому Пухово. Алей бездумно смотрел в окно. Считав тоннель Волена, он смог отгородиться от неприятных ощущений и теперь просто ждал. Сколько ещё продлится преследование? День, два? Ясень не позволит настигнуть себя так легко. Но старший сын стал равен отцу. Скоро он его догонит… «И всё-таки папа был прав, – подумалось Алею. – Конечно, методы у него скверные. Но он добился своего. Я иду за ним след в след. Только к Морю я его не поведу, ни за что. Я не хочу».
Показались белые высотки Нового Пухово. Тротуары стали совсем безлюдными, но по шоссе то и дело пролетали одинокие машины. В полуоткрытых стеклянных коробках автобусных остановок ждали люди – где один, где двое. Тем, кто искал полного одиночества на дороге, нужно было ехать дальше.
Клёна с неразлучной собакой Алей заметил издалека. Но полудрёма долгого пути уже владела им, и опомнился он, только когда машина уже проехала дальше, метров полста.
– Корней, извините! – торопливо окликнул Алей. – Можно остановиться? Ненадолго.
Тот что-то хмыкнул и притормозил. Выскакивая из машины, Алей решил, что вышло даже удачно. Чужие люди далеко, с Лёнькой удастся поговорить почти что наедине.
Клён сидел на автобусной остановке, на новой, блестящей металлической скамейке и смотрел себе под ноги. Его колли, примостившаяся рядом, тоже выглядела понурой – не смотрела по сторонам, не принюхивалась. Тихо, согласно грустили рыжая собака и её рыжий хозяин, одинокие, потерявшие лучшего друга.
Алей быстро шагал к ним. Он не знал, о чём, собственно, хочет поговорить, но очень чётко помнил, что Лёнька стал финальным звеном ассоциативной цепочки. Был вокзал, был дождь, был поезд в чужой город чужого мира, но закончился поиск всё же на рыжем пареньке. «Лёнька что-то подскажет, – предположил Алей и тотчас почувствовал, что предположение верное. Сердце заколотилось: – Будет ещё одна ключевая точка. Возможно, решающая».
– Привет, – сказал он, прислонившись к стеклянной стене остановки. – Лёнь, чего грустишь?
Комаров поднял голову, искривил уголок рта. Отчаянно грустный имел он вид. Даже веснушки поблёкли, и точно выцвели голубые глаза. Алею стало бы его жалко – но Алей верил, что скоро вернёт Лёньке-часовому его знамя, и пора была уже не грустить, а ждать и надеяться. Алей улыбнулся.
– Да я не грущу, – неуклюже соврал Комаров. – Я это… с собакой гуляю. Вот.
– А чего один?
– А-а… А Инька в лагере.
– Лёнь, – сказал Алей, – да у тебя же друзей целая школа. Неужели все в лагере? Погулял бы с друзьями.
Комаров скривился и опустил голову низко-низко, чуть ли не носом ткнулся в колени. Алей подошёл и присел рядом.
– Да ну… – пробормотал Клён. Тяжело вздохнул и сказал: – Алик, я честное слово дал.
– Не гулять ни с кем, кроме Иньки? – удивился Алей.
– Нет… Делать вид, что всё в порядке. А я… а я не могу так, – Лёнька болезненно зажмурился. – Мне вот, Алик, мне так в груди тяжело. Я не могу. Поэтому я вот всё время гуляю, только один сижу. Чтобы меньше притворяться надо было. У меня не получается. А ты, – Лёнька чуть-чуть оживился, – ты по делу едешь, Алик? Ты к Иньке едешь?
– Да.
Клён прерывисто вздохнул.
– Хорошо, – сказал он. – Вот хорошо как, когда такой брат есть. Если бы у меня такой брат был, здорово было бы. Ты ведь его спасёшь, Алик, правда?
– Обязательно, – сказал Алей и потрепал Лёньку по морковным вихрам. Лёнька фыркнул – и снова ссутулился.
– Хорошо… – повторил он и вдруг сказал с ожесточением: – Я помню, как ты говорил, Алик: «Ты, Лёнька, сам становись таким классным старшим братом». И чего? Я же маленький. Я, может, потом стану. А надо – сейчас. Если бы я сейчас большой был, я бы тоже Иньку спасал. Почему маленькие только в мультиках могут кого-нибудь спасать?!
Луша заскулила, завиляла хвостом и положила голову Алею на колени. Алей погладил собаку и вздохнул. Почему-то он вспомнил себя: как две недели назад, в квартире демиурга Полохова говорил Васе: «Я должен уметь то, что умеет мой отец, и прямо сейчас. Десяти лет на тренировки у меня нет». Он хорошо понимал Лёньку.
