Весенний Король (СИ) - Ружникова Ольга (серии книг читать бесплатно txt, fb2) 📗
— Да. — Еще не хватало опускать глаза. Не клонила взор долу и за худшее. Ни перед кем. — Люблю и сейчас. Маму. И отца — хоть никогда его и не видела. И моего мужа.
— Тоже покойного — какое совпадение, — смеется нестарая старуха. Кажется, по воле Евгения ее даже пропустили тогда в императорскую крипту. Попрощаться с Романом. И надолго оставляли там наедине с мертвым воспитанником. Рыдать в одиночестве. — Вы стали последней, Ваше Величество. И заняли Пурпурный Трон. Каково это — победить всех? Пурпурный Престол того стоит?
— Я любила Евгения.
Только почему-то прежде было так трудно это выговорить.
Потому что ладно, когда не верят другие. Ненавидящие, люто завидующие. А когда еще и он сам?
— Вам нет причин лгать мне, — качает седыми косами Феодора, качается в такт огромная тень на стене. Играют блики на выцветшем ковре-рынке. В свете жарко разожженного камина. Раньше здесь были смех и игры, теперь — черное горе, одиночество и бессильная старость. — Я ведь никто, Ваше Величество. Жалкая пыль под вашими ногами.
И никем была и для своего драгоценного Романа. Любовь и впрямь не всегда взаимна. И не только романтическая.
— Я не лгу. Евгений лучше и Романа, и меня. Но у тебя есть право мне не верить. Сердцу не прикажешь. И потому я любила не Романа, а Евгений — не меня. Так бывает часто.
И объяснять это приходится не только малым, но и старым. А еще иногда — себе. Чтобы не так злиться. И без того прозлилась и проненавидела почти пятнадцать лет. И чуть не испортила даже то, что могла сохранить.
Не лютая ненависть ли состарила совсем недавно еще молодую и сильную женщину? Почему она не родила своих детей? Почему из всех принцев и принцесс больше всего любила самого недостойного? Неужели за одну лишь красоту? Или за «резвый нрав», что порой так умиляет некоторых взрослых? В детях, щенках и котятах.
Или больше всего такие Фео жаждут любви от тех, кто не даст ее никогда? Дороже всегда невозможное?
— Роман мог бы еще жить да жить. — Алые блики на измученном горем лице лишь подчеркивают глубокие морщины. И пепельно-серый цвет. — Он умер совсем молодым.
— Да, почти как мои родители. Как когда-то Зордесы. Как умерли бы я, Зоя и Евгений — если бы твой Роман выжил.
Еще тогда не выжили бы Константин и Мария, но их бывшая нянька и без того считает мертвыми. А врага разубеждать не стоит. Любого.
И каким видит сейчас лицо императрицы Феодора — в таких же бликах? Зловещим?
Глухая ночь, горящий камин, одинокая свеча, странный разговор. Они обе потеряли всё.
Нет, у Юлианы есть еще Вики. И такая мелкая безделица, как императорская власть.
А у Феодоры — только ее вечная боль и темная тень. Фео была доброй, а тень — жуткая. Так и тянется длинными, скрюченными пальцами. Вики бы испугалась. Хорошо, что ее здесь нет.
Пусть о девочке заботятся другие няньки. Не то… кто знает, на что способен потерявший всё? Рядом с дочерью злейшего врага. Есть такие прекрасные при жизни цветы — если их сжечь дотла, выгоревший пепел становится смертельным ядом.
У Юлианы подобного довольно — в перстнях. Она нашла их все — после исчезновения Евгения. Просто до этого не искала. А теперь вдруг вновь понадобятся?
Но разве виновен живой, прекрасный цветок, что его сожгли?
— Да, кстати, и мать самого Романа тоже умерла молодой. У нас в семье это традиция.
И Юлиана запросто ее разделит. Как только ошибется. Слишком давно живет взаймы. Евгений спас будущую жену дважды — в детстве и потом, когда оставил в живых. Но рано или поздно скупая судьба предъявляет полновесный счет за всё. С живодерскими процентами. Жаль, не только виновным. А вот им порой — поздновато. Для жертв.
Как похитители пробрались в тщательно охраняемый дворец? Не мог ли им кое-кто подсказать… тот, кто знал здесь каждую лазейку?
Нет. Даже если и так — обозленная, осиротевшая нянька никогда не была ведьмой. И стать ею не могла — даже от самого жестокого горя. А без Черной Змеиной Силы ничего бы у похитителей Виктории не вышло.
— Роман остался совсем один. — Черная тень Фео дрожит над угасающим камином, тень прозрачной слезы — на поблекших ресницах. Слезы кормятся горем, а пламя брошено на произвол судьбы. Некому подбросить дров. Когда Феодора уйдет, Юлиана наконец отправится спать. — Он лишился даже матери. Бедный принц был просто одиноким, непонятым мальчишкой. Ему просто не хватало любви и понимания.
— У него были твои любовь и понимание. И защита родного отца. Тот им гордился. Души не чаял.
— Вы сами знаете, что за человеком был покойный император Борис Второй, — не опустила глаз и нянька. — Его любовь была не менее страшна, чем его ненависть.
— Да. И, благодаря ей, я тоже лишилась матери. А с ней вместе и всего остального. Мы все — все дети императорской семьи — лишились в детстве матерей. Такие уж мы везучие. Но у Романа была ты, а у остальных — лишь мы сами.
— Я? Всего лишь нянька. Прислуга. Не знатная дама. Даже вообще не дворянка.
Пыль под ногами, да.
Зачем ты явилась сегодня? В расчете на казнь по приказу разъяренной императрицы?
— У любви нет титулов. Как и у заботы. Но его мать мне и впрямь жаль. Выживи она тогда в родах — моя мама тоже осталась бы жить. Борис бы не убил моего отца и не приволок его вдову к алтарю за косы. Патриарх не благословил бы всё это. А в итоге Борис не избавился бы от моей матери, не дождавшись любви, наследника или всего разом. Возможно, кто-то тоже считал, что она могла нового мужа от чего-то там спасти. И он ее любил — уж как умел. Это ведь всё оправдывает, да? Роман взял от отца лишь худшее. А заодно еще и от дяди. А я предпочла остаться в живых, а не положить жизнь на спасение безразличного мне избалованного садиста.
— Да, вы пережили и мужа — якобы, любимого. Впрочем, он ведь тоже вас вынудил.
— Нет! — вырвалось само.
Вынудил к браку, но не к чему-то большему. Нет!
— Ты будешь жить, — кривоватая усмешка сама ползет на лицо. Привычная до боли.
Почти с детства. Юлиана выучилась усмехаться раньше, чем вновь — говорить.
Теперь горькая усмешка Феодоры — тень Юлианиной:
— В застенках или в простой тюрьме? На каторге? На золотоносных рудниках?
Усмешка и тень слез. Но не страха.
— В своем домике. Тебе ведь его подарили. Я не отнимаю даров Евгения. Останешься под охраной — для твоего же блага. Но на всём готовом. Можешь заказывать еду и прочее у лучших торговцев. Казна оплатит всё. Ты заслужила. Не трать больше слов. Я не стану мстить бессильной, одинокой старухе. Евгений никогда не пошел бы на это — значит, не пойду и я.
Нянька обернулась у широкой двери, уже ее распахнув. Застыла очередной скорбной тенью — серой в широком алом проеме. Опять — пепел и пламя. Цвета Мидантии.
В потухшем взгляде Фео — легкая тень удивления. Почти безразличного. Столь же серого.
— А ведь вы и впрямь любили императора Евгения. Даже вы. Милосердный Творец вам судья, Ваше Величество.
