Программист в Сикстинской Капелле (СИ) - Буравсон Амантий (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗
— Что ты несёшь? — я окончательно разозлился. — Каким образом ребёнок мог убить двоих взрослых студентов?!
— Алессандро, — Доменико глубоко вздохнул. — Я пришёл к тебе вовсе не из-за грозы. Я пришёл сказать правду, которая всё это время мучила меня и сводила с ума. Но после вчерашних твоих слов, если они истинны, я не могу больше держать это в себе.
— Я тебя не понимаю, — честно ответил я.
— Ты сказал… В твоём телевизоре говорили о чём-то ужасном, унёсшем жизни этих учёных. С ними ещё была девочка…
Несмотря на то, что я отдавал себе отчёт о примерном происхождении Доменико, то, что он сказал, почему-то повергло меня в неподдающуюся объяснению панику. Словно сейчас мне показали на завесу, за которой прячется что-то немыслимое и страшное.
— Да, это так. Дочь генерального директора архитектурного бюро. Она пропала без вести.
— Как её звали? — с тревогой в голосе вопросил Доменико.
— Не помню я! Этот выпуск показывали, когда я под стол пешком ходил.
— Тогда послушай то, что я тебе скажу, Алессандро, — Доменико резко поднялся и схватил меня за плечи. — Я и есть та самая девочка. Моё имя — Доменика Мария Кассини, и родилась я в Риме в тысяча девятьсот восьмидесятом году…
Комментарий к Глава 20. Лакей-неудачник и последовательность трудных задач Имеется в виду язык C++
====== Глава 21. Ночь откровений ======
Мой друг, мой нежный друг!
Твоя… Люблю…
(А.С. Пушкин, «Ночь»)
Приехали. Нет, я, конечно, всего ожидал, но вот чтобы сам признался?! После почти двухнедельного штурма с моей стороны. Вполне могло оказаться, что «виртуоз», пообщавшись с парнем из будущего, немножечко помешался, но только сказанное не звучало как бред. Я чувствовал уверенность в каждом слове… нет, в каждой букве, и я поневоле поверил в истинность его высказываний.
Но если ты, Доменико, и есть та самая девочка, об исчезновении которой говорилось в новостях, значит ты… О, неужели правда?
Что ж, об этом я догадывался с самого начала. Признаюсь, при этих словах будто камень упал с сердца, и мне захотелось закричать от внезапно нахлынувшей волны радости, но вместо этого я просто улыбнулся до ушей. Я вдруг почувствовал себя маленьким мальчиком, который, несмотря на плохое поведение, вдруг получает на Новый год долгожданный подарок, как проявление чьей-то высшей милости, способной многое прощать. Это ощущение невыразимой благодарности вновь вспыхнуло в давно зачерствевшей душе технаря.
— В чём дело? Опять эта идиотская улыбка? — возмутился Доменико. — Я тебе серьёзные вещи говорю, а ты смеёшься!
— Ты даже не представляешь, насколько серьёзны они для меня, — с этими словами я коснулся рукой его… её щеки, с тем, чтобы отодвинуть с лица прядь медных волос.
Она растерянно смотрела на меня, словно не зная, что сказать. Я только слышал с какой частотой колотится сердце в её груди.
— Ты… Правда веришь, что я из твоего времени? — наконец спросила она. — Безо всяких доказательств, которые так любят подобные тебе поклонники математики?
— Знаешь, Доменика, — наконец сказал я, — я ведь почувствовал это сразу, как только мы познакомились. А найденная под кроватью улика стала подтверждением моей гипотезы.
— Ты серьёзно? — как же был прекрасен её удивлённый взгляд! Но вскоре удивление сменилось негодованием. — Так ты знал… Знал и молчал?! Да ты знаешь кто?
— Кто? Гирканский тигр? — с усмешкой спросил я, вспоминая гневно-шутливую переписку Фаринелли и Метастазио.
— Ты… хуже! Деревянный мальчишка с длинным носом из гадкой сказки!
— Имеешь в виду Буратино? Прости, Пиноккио, — исправился я, вспомнив, что первый вариант актуален только для моей страны и ближнего зарубежья.
— Да, его, — с тем же возмущением ответила Доменика.
— Чем же она гадкая? — удивился я, искренне не понимая, чем так плох старик Коллоди.
— Она… неправильная. Папа сказал, — при слове «папа» нежный голос тёплого тембра немного дрогнул.
— Маэстро Алессандро Кассини? — зачем-то спросил я, но на меня посмотрели с упрёком.
— Просто Алессандро Кассини. Не маэстро, — на глазах её выступили слёзы.
Саня, ну как можно быть таким жестоким? Зачем ты сейчас напомнил человеку о «прошлом будущем», в которое мы, скорее всего, никогда не вернёмся.
— Прости, я не хотел причинить тебе боль, — только и смог ответить я.
— Неважно. Ты уже причинил, но эта боль во спасение. За все эти годы, под влиянием маэстро Кассини и кардинала Фраголини я постаралась стереть из памяти все воспоминания о прошлой своей жизни. А потом вдруг каким-то образом появился ты и невольно вернул мне память.
— То есть, ты тоже сразу поверила мне? Но почему не сказала? — я был немного раздосадован, но старался не показывать этого.
— Что я могла тебе сказать? Особенно там, в Ватикане, где каждый камень обладает тончайшим слухом. Даже то, что ты услышал, не должно было быть сказано никогда. Мне запретили даже заикаться об этом, рассказывая ужасные истории о пытках и Инквизиции…
— Тебя просто запугали. Но сейчас тебе нечего бояться: ведь ты сейчас держишь за плечи человека с точно такой же историей. Почти с такой же.
Доменика, да, я теперь буду называть её так, опустилась на подушку, лицом ко мне, а я в очередной раз взглянул на неё. Луч луны бросал нескромные взгляды на это прекрасное лицо, которое мне хотелось созерцать бесконечно.
— Но как ты догадался, что я женщина? Ведь среди «виртуозов» встречаются гораздо более женственные юноши, которых приезжие иностранцы часто принимают за девушек.
Да, согласен, Доменика своей фигурой немного напоминала скорее спортсменку, гимнастку, но это не придавало ей грубости. Наоборот, было что-то неуловимое в этом сочетании женского атлетического телосложения и невероятной хрупкости и изящества. В конце концов, уровень обоих гормонов — эстрогена и тестостерона в женском организме выше, чем у virtuosi.
Я ничего не ответил, но лишь взял руку Доменико… Доменики в свою и прижал к своей груди — гладкой, чуть припухшей и напрочь лишённой всякой растительности.
— Вот здесь находится то самое устройство, которое способно любить и понимать.
— О, Алессандро… Ты… Наконец почувствовал это, да?
Я молча кивнул. Да, я чувствовал это сердцем — коль позволите сравнение с центральным процессором — всеми его ядрами, а не каким-нибудь периферийным устройством.
Её слова привели меня в такой невыразимый восторг, что я и думать забыл о нашем таинственном перемещении во времени и пространстве. Все вопросы потом, сейчас же я просто не мог упустить эту возможность.
— Доменика, я давно хотел сказать тебе, но не смел, боясь тебя смутить, — ответил я, пытаясь достичь гармонии с самым прекрасным человеком в мире. — Ты самая прекрасная женщина из всех, кого я когда-либо знал.
— Алессандро, ты бредишь, — её щёки покраснели, было понятно, что чувствует она при этих словах.
Я не стал больше ничего говорить. На сегодня и так было много чего сказано и сделано, и мне не хотелось об этом думать. Молча и аккуратно я лишь коснулся губами горячих и нежных губ моей печальной музы.
О, как же это было прекрасно! Твои уста были приоткрыты, и я беспрепятственно и мягко вошёл языком в открывшиеся специально для меня врата наслаждения, скользя по белоснежным рядам и внутренним поверхностям щёк.
Я обнимал тебя нежно за плечи и неизвестно сколько раз целовал твои волшебные губы, и на каждый поцелуй ты отвечала взаимностью, подаваясь навстречу моим прикосновениям.
Это ощущение было ни с чем не сравнить. В этих волшебных поцелуях не было страсти, только невыразимая нежность. В силу своих физических особенностей я по понятным причинам не чувствовал тяжести в определённых органах, которых я был лишён, и, как следствие, не испытывал никакого оживления и затвердевания в «неисправном проводе», но вместо этого я чувствовал невероятную лёгкость. Казалось, я сейчас взмахну крыльями и улечу в бесконечность. Вся моя душа словно растворилась в этих серебристо-стальных глазах, словно в двух тёмно-стеклянных озёрах Скандинавии, и я был готов целовать её вечно. Только теперь я осознал то преимущество, которое взамен привычных ощущений получают такие, как я: бесконечность наслаждения, не ограниченная ничем.
