Программист в Сикстинской Капелле (СИ) - Буравсон Амантий (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗
Как я и ожидал, Доменико явился по мою душу со свойственной итальянцу «пунктуальностью» — в три двадцать пять. Услышав шаги, я сбросил одеяло и сделал вид, что сплю.
— Алессандро, пора вставать, — послышался знакомый мягкий, но строгий голос. Со свечой в руке Доменико зашёл в комнату и остановился (я это понял даже с закрытыми глазами, так как стук каблуков по каменному полу смолк в районе двери).
— Нет, не может быть. Я сплю или схожу с ума, — услышал я взволнованный шёпот.
Неожиданно, подумал я. Признаюсь, я ожидал от «виртуоза» совсем другой реакции — возмущения или чего-то подобного. Однако глаза я по-прежнему не открывал.
— Господи, за что мне такое искушение? Что я такого совершил, что теперь вынужден мучиться, созерцая живое воплощение своих недостойных желаний?
Что?! Я не ослышался? Меня бросило в холодный пот при этих жутких словах, показавшихся мне жесточайшим сарказмом. Эта женщина надо мной издевается, прикидываясь «виртуозом», а затем так бессовестно врёт, картинно восхищаясь ущербным телом кастрата-дистрофика?! Нет, право, это уже даже не смешно.
Как же тебе не стыдно, подумал я, не зная, что мне и делать: открыть глаза и сказать, что я всё слышал или вовсе сделать вид, что без сознания. В конце концов, я всё-таки решился на первое.
— Браво, Доменико, — открыв глаза, ответил я. — Стихи Микеланджело? Или Шекспира?
— Ах ты, негодяй! Подслушивал! — Доменико не на шутку рассердился.
— Подслушивал? Да тебя на другом берегу Тибра слышно! Что за спектакль? — уже по-настоящему возмутился я, вставая с кровати и заворачиваясь в простыню, перебросив один конец её через плечо, подобно одеянию римских патрициев.
— Не твоё дело, — проворчал маэстро, опустив глаза.
При блёклом свете свечи я заметил, как горят его щёки. Не могу поверить, что столь жалкое зрелище могло вызвать у тебя какие-либо эмоции. Или, может быть, ты никогда не видела обнажённых парней, за исключением тех 3D-атлетов с потолка Сикстинской Капеллы?!
— Что ж, не буду беспокоить ваше величество, — невозмутимо ответил я, хотя и пребывал в крайнем замешательстве: сколько можно водить меня за нос?
— Прекрасно. А теперь одевайся и марш в гостиную, репетировать.
— Командуй своим младшим братом Эдуардо, но не мной. Я тебе не ребёнок.
— Да ты хуже, ведёшь себя, как младенец. Никакой совести.
— Причём здесь совесть? Пусть ты и хозяин здесь, это не даёт тебе права без стука врываться в комнату ко взрослому человеку и при этом ещё и ругать его.
Вспомнились слова цирюльника Фигаро: отколотить человека, да на него же ещё и сердиться, — вот черта поистине женская! Да, Доменико, я окончательно тебя раскусил.
— Что за идиотская улыбка? — раздражённо спросил Доменико, нервно теребя в руке чётки из муранского стекла.
— Мне всё известно. Я знаю больше, чем ты думаешь, — с таинственным видом сообщил я, приблизившись к маэстро и взяв его за руку. Нет, на этот раз я намерен поставить все точки над «v»*.
— Поздравляю. Ты, как всегда, узнаёшь всё последним. Это известно всей Капелле, — нервно усмехнулся Доменико, убрав свою руку из моей.
Как?! То есть, запрет на пение женщин в хоре не более чем формальность, которая на деле не работает? Я в шоке.
— Ты хочешь сказать…
— Я хочу сказать, ни для кого не секрет, что мне нравятся юноши. Но не такие грубияны и растяпы, как ты.
Как же, подумал я. Конечно тебе нравятся юноши, ты ведь даже не похожа на лесбиянку, в отличие от старика Ардженти!
Доменико развернулся и, хлопнув дверью, вышел из комнаты, оставив меня в полной растерянности: ведь долгожданной правды я так и не узнал. Сложный человек, подумал я. И непредсказуемый.
Одевшись, я спустился в гостиную. Доменико сидел за клавесином и остервенело играл какой-то немыслимый ужас в стиле прелюдий Шостаковича. Ясное дело, человек нервничал.
— Не нужно на меня злиться. Я никому ничего не скажу, — я подошёл к Доменико, но тот даже не поднял на меня глаза.
— Сегодня распевайся сам, у себя в комнате. Я хочу побыть один, — отрешённо ответил маэстро.
— Как скажешь. Не буду мешать.
По дороге в Капеллу Доменико не произнёс ни слова, что было не характерно для него. Синьор Кассини был бледен, как луна, и явно чем-то обеспокоен. Неужели я до такой степени шокировал «виртуоза» своим дешёвым спектаклем?
— Доменико, ты, случаем, не заболел? — совершенно искренне поинтересовался я, когда мы оказались в стенах закрытого города.
— Не заболел.
— В чём дело тогда? Чем я так напугал тебя? Тем, что ты сам каждый день видишь в зеркале?
— Хватит, замолчи, — Доменико заткнул пальцами уши — плюс один пункт в «книгу детектива»*.
— Извини, дружище, но я иногда тебя не понимаю. А от некоторых вещей, так или иначе связанных с тобой, у меня вовсе волосы становятся дыбом.
— Они и так у тебя дыбом, — заметил Доменико. — А по поводу странных вещей, я советую вообще о них не заикаться.
— Хорошо, но как ты объяснишь вот это? — я аккуратно вытащил из кармана завернутую в носовой платок найденную под кроватью пластиковую заколку и, развернув её, показал Доменико. «Виртуоз» побледнел ещё больше и в ужасе прошипел:
— Где ты её нашёл?
— У тебя под кроватью, — как можно тише ответил я.
— Немедленно убери, я не знаю, что это такое! — Кассини замахал руками, а в глазах его прочиталась паника. Что-то этот предмет для тебя значит, но вот что, я понять не мог.
— Да, конечно, — спокойно ответил я, убирая заколку обратно в карман. — Зато я знаю, что это. В моём мире этот предмет юные синьорины используют как украшение для волос.
— Я что тебе говорил?! — возмущённо прошептал Доменико. — Ни слова о твоём мире, особенно здесь. Кто-нибудь услышит и всё, конец нам обоим.
Открыв дверь на лестницу, мы столкнулись с невероятно обеспокоенным Карло Альджебри.
— Что случилось? — удивлённо спросил Доменико.
— Парни, вы не видели Стефано? — обеспокоенно ответил вопросом на вопрос Карло.
— Разве вы не вместе пришли?
— Нет. Его с вечера не было дома. Я обшарил весь Рим, но не нашёл брата!
— Это серьёзно, — ответил я. — Когда ты последний раз его видел?
— Вечером, после богослужения, брат сообщил, что его пригласили на чашку кофе, и ушёл. И до сих пор не вернулся. Наверху маэстро Фьори опрашивает хористов, не видел ли его кто-нибудь из них.
— Не переживай, Карло. Твой брат обязательно найдётся. После мессы мы вместе отправимся на его поиски.
Однако этого делать не пришлось. За несколько секунд до того, как хор грянул первый аккорд, на хоры врывается Стефано Альджебри. Вид у него был помятый, а сам он выглядел очень бледно.
— Стефано! Ты где был, каналья?! — брат-близнец бросился его обнимать.
— Неважно, — вяло ответил Стефано. Видно было, что парню нехорошо.
— Тихо всем! — прошипел Фьори. — Услышат же!
Стоя рядом со Стефано, я с опаской поглядывал на него. Сопранист производил такое впечатление, будто всю ночь на нём, по меньшей мере, пахали. Выглядел он до ужаса плохо. В какой-то момент мой сосед по партии качнулся и в следующую секунду упал без сознания.
— Что, попил кофейку? — раздражённо спросил Доменико, помогая мне поднимать с пола горе-математика и приводя его в сознание.
— Попил, — слабым голосом ответил Стефано.
Впоследствии я узнал, что Стефано в тот вечер как раз нанёс визит той очаровательной синьоре, которая, видимо, соскучившись по мужским объятиям в отсутствие своего равнодушного старика-мужа, выкачала из бедного сопраниста последнюю энергию.
После мессы ко мне вновь подошёл Флавио Фраголини, который всегда проявлял живой интерес ко всему, что я делал.
— О чём говорили достопочтенные синьоры солисты? — вкрадчиво спросил он. О, ужас, неужели подслушивал?
— Ни о чём, Доменико интересовался, чем украшают свои длинные русые волосы девушки из моей страны, я сказал, что не помню.
