Программист в Сикстинской Капелле (СИ) - Буравсон Амантий (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗
Комментарий к Глава 70. Сказочная ночь S 'agapó, ti zoí mou – я люблю тебя, жизнь моя (греч.)
«Божественный огонь» – фрукт хурма
====== Глава 71. Дело о таинственной проказнице и триумф шахматиста ======
Проснулся я оттого, что кто-то тихо, но настойчиво стучал в дверь. Первым, что я почувствовал при пробуждении, было то, что я лежу головой не на подушке, а… Нет, не может быть, неужели мне всё это не приснилось? Неужели это правда, и я всю ночь провёл в объятиях возлюбленной, а потом уснул, положив голову ей на грудь? О, но тогда это самое прекрасное, что когда-либо со мной происходило!
Осторожно, чтобы не разбудить Доменику — а она так глубоко и сладко спала после нашего волшебного действа — я сунул ноги в домашние туфли и набросил валявшийся на диване халат из синего бархата, который мне подарили на свадьбу. Да уж, я здесь скоро совсем расслаблюсь и буду разгуливать по дому, как достопочтенные князья — в одном халате, «а жена моя, вместо того, чтобы служить идеалам любви, закажет при мне лапшу и начнёт её кушать», мысленно процитировал я героя одного известного фильма. Нет, Доменика скорее бы пасту заказала, если бы в этой дворцовой общаге можно было выбирать, а то ведь — что подали, то и ешь, а не ешь — так соси лапу. Эх, делать нечего, поплёлся открывать дверь.
Столь ранним посетителем оказался лакей Кар-Карыч. Старик был несколько обеспокоен и сообщил, что Пётр Иванович ждёт нас на утренний чай в своих покоях. Вот тебе и раз! Похоже, что чай я буду пить по меньшей мере с розгами, поскольку ничего хорошего это внезапное мероприятие мне не предвещало. Интересно, сам догадался, что мы его надули, или же донёс кто-то из слуг? В любом случае, я нехотя стал будить возлюбленную.
— Доброе утро, Алессандро, — с приятной улыбкой потянулась Доменика.
О, как же она в этот момент была грациозна и изящна! Чувственные линии обнажённого тела сводили с ума и вновь напоминали о прошедшей ночи, которую хотелось повторить прямо сейчас, с утра пораньше, наплевав на все приглашения. Но я не мог ослушаться.
— Доброе утро, Доменика, — с нежным поцелуем поприветствовал я супругу, после чего подошёл к окнам, чтобы отодвинуть занавески и впустить в комнату лучи тусклого света.
Приоткрыв завесу тяжёлой ткани и взглянув в окно, я почувствовал, как сердце сжалось от давно забытого детского восторга.
— Любимая, смотри, снег выпал! — воскликнул я и распахнул занавеску пошире.
Снег. Настоящий, белый и пушистый, хлопьями падал на землю, уже покрытую его тонким слоем. Деревья за окном напоминали коралловые рифы, а кусты казались большими снежными шариками.
— Как красиво, — прошептала Доменика, подойдя к большому окну. Завёрнутая в белоснежную простыню, она сама сейчас казалась Снежной Королевой.
— Прости, что не дал тебе выспаться, но в этом виноват не я, — чуть помедлив, я, наконец, сообщил: — Дон Пьетро ждёт нас на утренний чай в своей комнате.
— Ах, Алессандро, — вздохнула Доменика. — Я знала, что рано или поздно придётся платить за счастье. Но странно, почему он хочет видеть нас обоих?
— Вот сейчас придём к нему и узнаем, — предположил я.
По-быстрому умывшись и одевшись — в очередной костюм из старого Мишкиного гардероба, я помог Доменике зашнуровать платье, а затем она выставила меня в коридор, чтобы не мешал приводить себя в порядок (да уж, девушкам для этого требуется гораздо больше времени, как я уже понял). Через какие-то полчаса мы уже спешили по длинному холодному коридору к центральной части дворца.
В коридоре, кроме слуг, никого не было. Видимо, все давно уже встали и ушли завтракать в обеденную залу. На всякий случай я всё-таки решил заглянуть к Марио и Ефросинье, чтобы выяснить все подробности насчёт снотворного. Остановившись у двери в покои недавних новобрачных, я осторожно постучал, и недовольный женский голос спросил: «Кто?» Я ответил, ключ в замке повернулся, и на пороге возникла невероятно сердитая Ефросинья — в рубашке, с пенсне на носу и с пряжей и спицами в руках: не иначе, как носки своему благоверному вяжет!
— Что тебе нужно? — строго спросила Ефросинья.
— Я хотел поговорить с Марком Николаевичем по поводу снотворного, — честно ответил я.
— Маркуша спит, — резко ответила княжна.
Я заглянул в комнату и увидел трогательную картину: на широкой кровати с изголовьем у дальней стены с окном, лёжа на животе, крепким сном спит Марио, раздетый и накрытый простынёй. Нет, не стану будить сопраниста — пусть хмель выветрится, подумал я.
— Снотворное Пётр Иваныч выпил и сразу к себе ушёл, — пояснила Ефросинья.
— Что ж, благодарю за ценные сведения. И прошу прощения за беспокойство, — шёпотом ответил я и поспешил откланяться.
На часах одиннадцать утра. Мне казалось странным, что Пётр Иванович до сих пор не соизволил выйти из комнаты. Что, если ему вновь стало плохо? Что, если дозировка снотворного превысила норму, тем самым вызвав проблемы с сердцем? О, нет, зачем же я согласился на эту авантюру! Ведь в те времена, как я слышал, люди не стеснялись подсыпать яд в бокалы своим же родственникам, а я даже не был в курсе намерений Ефросиньи! Но теперь уже поздно что-либо предпринимать, оставалось только надеяться на лучшее.
Тихо постучавшись и получив положительный ответ, мы с Доменикой осторожно вошли в комнату. В глаза мне сразу бросилась внушительная коллекция разного вида холодного оружия на стене, вызвавшая у меня восхищение. На тумбочке у двери красовались огромные лосиные рога — сразу понятно, чем увлекался хозяин во время нечастых посещений родного поместья.
Пётр Иванович, в старом бархатном халате, восседал в кресле за небольшим резным столиком и рассеянно хлебал чай из фарфоровой чашки. Вроде бы он казался на редкость спокойным, но это спокойствие мне не понравилось: такой вид был у одного моего товарища под марихуаной. Взгляд затуманен, мышцы расслаблены, движения замедлены. Наверное, зелье синьора Дури ещё не выветрилось, решил я.
— Что стоите, как не родные? Прошу, — небрежным жестом князь пригласил нас занять два кресла напротив, а затем отослал из комнаты всех слуг.
Какое-то время мы пили чай молча, я порядком не понимал, что вообще происходит, панику гасила лишь Доменика, которая с показной непринуждённостью ела варенье из фарфорового блюдца серебряной ложечкой. Всё это время Пётр Иванович бросал на неё какие-то странные взгляды, которые я никак не мог интерпретировать, а на лице периодически появлялась кривая усмешка, особенно в те моменты, когда она облизывала ложку.
— А вы шутница, маэстро, — наконец, нарушив тишину, понизив голос, по-итальянски промолвил князь. — Не ожидал от вас.
Доменика вопросительно и удивлённо воззрилась на него, но её взгляд встретился с какой-то глупой ухмылкой. Точь-в-точь с такой, какую я вчера видел у Гаврилы, когда его забрали из беседки и притащили на сцену.
— Что вы имеете в виду, ваша светлость? — чуть дрожащим голосом спросила Доменика.
— «Ваша светлость»! — с грубым смехом передразнил её Пётр Иванович. — После эдакого — и «ваша светлость». Ох уж эти мне итальянские штучки!
— Пётр Иванович, вы хорошо себя чувствуете? — с некоторой опаской спросил я по-русски. Ещё не хватало, чтобы с ума сошёл от нереализованной страсти!
— Хорошо, — криво улыбнулся князь, отвечая по-прежнему на итальянском. — Давно мне так хорошо не было. Интересно, где вас этому научили, маэстро. В Риме? Или, может быть, в Консерватории? Если так, то могу поклясться, учителя у вас были превосходные.
— По-моему, он спятил, — тихо обратился я к Доменике на английском, чтобы предок не понял.
— Ты тоже не понимаешь, что происходит? — обеспокоенно спросила Доменика. — О чём он говорит?
— Шекспир, — удовлетворённо скрипнул зубами князь, после чего откинулся в кресле и закурил трубку.
— Пётр Иванович, — собрался я с силами. — Что происходит? Что вы от нас, в конце концов, хотите?
— Об этом тебе лучше поведает твоя новоявленная супруга, — усмехнулся Пётр Иванович.
