Князь Тьмы - Майклз Барбара (полная версия книги .TXT) 📗
— Почему? Ах да... Приятно сознавать, что хоть кого-то я обманул. Они все, наверное, смеялись надо мной. Особенно Тифани.
От этих его слов Кэт почувствовала непростительное, но по-человечески понятное удовлетворение. Однако вслух произнесла:
— Перед ней трудно устоять, она такая красавица.
— Нашла время выпрашивать комплименты. Будь я проклят, если стану дальше раздувать твое самомнение... Иногда я сам себе удивлялся, как мог не влюбиться в нее. Но поверишь ты или нет — я не влюбился. Потом, когда собрал некоторые факты, все встало на свои места, и я понял.
— А я до сих пор не понимаю. Хотя всегда знала — с ней что-то не так. Мы ведь живем вместе. Я замечала некоторые странности — слово, взгляд... вроде бы ничего особенного, но если бы ты знал Стивена, ты бы тоже с подозрением смотрел на ребенка, которого он воспитал.
— Да, конечно. Он всерьез свихнулся на своем хобби. И у Тифани есть все признаки принадлежности к культу. Взять хотя бы то, что в тринадцать лет она поменяла имя, а это как раз тот возраст, когда девочек обращают...
— А как тебе само имя?
— Я понял, что это неспроста, когда прочитал о нем. Да еще этот кружок фольклористов... Не кружок, а исполнительный комитет сатанинского ордена. Когда я думаю, как они водили меня за нос — с самого первого дня, — меня просто зло берет! А я сидел довольный, как жертвенный баран, и упивался своей смекалкой! Интересно, чем они занимались на этих сборищах?
Шершавая кора колола ей спину и затылок, но в общем положение было не такое неудобное, каким могло быть. Хотя Мартин привязал ее надежно, веревки не причиняли боли — когда она стояла смирно, конечно.
— Питер, я хотела сказать про Марка. Чтобы ты знал... Это произошло случайно, Питер. Я не хотела.
— Я знаю.
— Откуда?
— Потому что я знаю тебя. Хотя Макдональд снял бы с меня скальп за такие слова.
— Макдональд? Кто это?
— Мой редактор.
— Так ты журналист? Подожди... Журналист Стюарт... Я читала о тебе — несколько лет назад. Был какой-то суд... Говорили, что ты шпион.
— Так они обычно и говорят. Ну, на самом деле я был кем-то вроде того. По крайней мере, я состоял в заговоре и хотел помочь преступнику бежать из тюрьмы. К несчастью, меня тоже посадили. Побег провалился.
— Я помню. Я читала, что ваш лидер был приговорен к расстрелу.
— Да, я дружил с Яном еще в школе. Поэтому Макдональд и послал меня туда, когда мы получили информацию, что готовится восстание. Репортажи с места событий — все в таком роде. Я поехал. Я хотел отговорить Яна. Мы знали, что затея обречена, что русские не отпустят их, потому что тогда они потеряют всех своих союзников. Ян тоже это знал. Но к тому времени люди достигли той степени отчаяния, когда ничего больше не оставалось, как только выйти на улицы. Мы были почти спасены, но тут Яна ранило, и он не мог идти. Я еще счастливо отделался, потому что меня запросто могли поставить к стенке. Но иногда я жалел, что остался жив.
— Особенно когда получил известие о смерти Марка. — В голосе Кэт слышались слезы. — Или ты узнал об этом только на свободе?
— Нет, мне передали это письмо. Кое-что до меня доходило, особенно плохие новости. Хуже всего было то, что перед отъездом я получил от Марка отчаянное письмо, где он жаловался на какую-то стерву, которая разбила ему сердце и бросила его. Он мой сводный брат, поэтому у нас разные фамилии. Он младше, и я всегда чувствовал ответственность за все, что с ним происходило, особенно после смерти нашей матери, даже зная, какой он мерзавец. Марк вечно попадал в неприятные истории, и я должен был его выручать. С каждым разом это становилось все труднее. В конце концов, я устроил его курьером в посольство в Вашингтоне, подальше от себя. Я не знал, что еще можно сделать. Письмо было в его духе: жалобы, просьбы и проклятия в твой адрес. Но я не мог разорваться, а Яну было труднее, поэтому я и помчался на восток, а не на запад.
— И с тех пор ты винишь себя за это.
— У меня всегда было чувство вины перед Марком. Я думаю, это из-за матери. Она постоянно твердила: «Присматривай за Марком, он твой младший брат, ты же знаешь, какой он слабый и беззащитный, не позволяй никому обижать его»... Наша мать была красавица. Я лишь недавно стал задаваться мыслью, почему оба ее мужа не смогли с ней ужиться.
— Неудивительно, что ты не любишь женщин.
— Может, и так... Может, поэтому я так охотно поверил в то, что ты виновата в его смерти. Как это называется? Трансформация вины? Ненавижу этот дурацкий психиатрический жаргон. Сейчас все на нем говорят.
— Нет, ты прав. Я расскажу, как это случилось...
— Не надо. Не хочу ничего слышать. Это не имеет значения.
— Не имеет значения? Убийство? — На последнем слове она осеклась.
— Неужели ты будешь рассказывать об этом сейчас, когда нам осталось жить, может быть, до полуночи? — Питер начинал горячиться. — Для чего? Чтобы я простил тебя? Да если ты сейчас признаешься, что подожгла целый детский приют вместе с детьми, мне будет все равно. Господи, опять не то говорю! Ну как всегда!
— И об этом я хочу тебе рассказать. Девочка была такая славная, Питер. С самого первого дня у нее были синие глаза. Не мутно-голубые, как у всех новорожденных, а синие, как лазурь. И золотые волосы — как твои. И она так забавно ползала в кроватке. И уже начинала разговаривать. Нет, правда начинала. Она была очень смышленая, она...
Кэт не договорила. Питер не торопил ее, давая выплакаться. Потом сказал очень нежно:
— Ты можешь пошевелиться? Можешь вытянуть руки?
Кэт попробовала, потом еще раз, и у нее получилось сдвинуться немного под веревками в одну сторону. Рискуя свернуть шею, она пыталась рассмотреть соседнее дерево. Не только темнота и веревки мешали ей, но и слезы, скопившиеся за несколько месяцев. Краем глаза она уловила слабый отблеск — это его волосы мерцали при свете звезд. Еще одно отчаянное усилие — и кончики их пальцев соприкоснулись.
— Так лучше? — спросил Питер.
— Угу, — всхлипнула Кэт, — не знаю почему, но лучше.
— Почему ты не вышла за него замуж? Марк писал, что делал тебе предложение.
— После смерти Стивена.
— Когда тебе достались все его миллионы... понятно.
— Не только поэтому. Я вообще боялась выходить замуж.
— Почему?
Кэт снова громко всхлипнула. Ей отчаянно не хватало свободной руки и носового платка.
— Потому что мужчины не любят умных женщин, — выдавила она наконец. — И другие женщины тоже.
— А я — люблю, — заявил Питер.
— Ну ты-то конечно. — Кэт даже засмеялась, если ее хриплый и сдавленный всхлип можно было назвать смехом. — Ты особенный.
— Разумеется.
— Но ты и в самом деле такой. А вот Марк — нет. Он считал себя богом. — Кэт невесело хохотнула. — Однажды я застала их с Тифани. Я была уже беременна, и Марк успел поклясться мне в вечной любви. Во мне взыграла ревность, и я вышвырнула его из дома. Я хотела забыть его. Потом родилась моя девочка. Никто, кроме Тифани и Мартина, не знал об этом.
Я не сразу полюбила ее. Первое время я заботилась о ней из чувства долга. Нашла няню, поселила их на квартире в Балтиморе и навещала раз в неделю. Потом я начала скучать по ней, стала ездить чаще и оставаться подолгу. Я не могла без нее. Марк был невыносим. Он к тому времени вернулся в Вашингтон, но каждый уик-энд приезжал сюда, чтобы изводить меня просьбами. Останавливался он у Вольца. Марк знал о девочке, но не знал, где она. Я не говорила даже Тифани. Я была в отчаянии и почти сдалась. Я думала выйти за него замуж, чтобы хотя бы дать дочке фамилию, чтобы на ней не было клейма незаконнорожденной. Но тут она... заболела. У малышей это так быстро...
— И ты винила себя.
— Естественно. Глупо, конечно... Эта женщина... Лучшей няни нельзя было и желать. Она очень ее любила. Но я...
— Ты рассказала Марку?
— Не сразу. Я, кажется, была немного не в себе. Тифани и Мартин знали, они были со мной на... похоронах. Потом Марк настоял на встрече. Это было ночью. Он снова сделал мне предложение. Он говорил, чтобы я подумала о ребенке. Тогда я все ему рассказала. Я сорвалась и стала кричать. И он сказал — знаешь, что он сказал?