INFERNALIANA. Французская готическая проза XVIII–XIX веков - Казот Жак (чтение книг .TXT) 📗
Никогда не доводилось бывшему приказчику мадам Гобен и унылому обитателю меблированных комнат Бюно даже издали увидеть что-либо подобное — никого не мог бы он сравнить с этой восхитительной девушкой.
Он застыл перед ней в изумлении, словно увидел наяву идеал красоты, явившийся ему во сне, — и в это мгновение напрочь забыл обо всех недавних событиях, угрожавших как настоящему его, так и будущему.
Луиза, которая не расставалась с отцом в последние месяцы его жизни, хорошо знала, как сожалел он о том, что слишком долго не подавал о себе вестей семье, оставленной во Франции. Поэтому, когда мать представила ей дядю, она постаралась встретить его как можно более сердечно, дабы хоть этим уплатить отцовский долг.
Именно ради бывшего бухгалтера старалась она быть особо любезной и обольстительной. Сев рядом с ним, она обняла его, наговорила множество комплиментов и всячески обласкала; затем повела его смотреть дом, и тут Франсуа Нежо впервые с восхищением заметил ту атмосферу роскоши и благополучия, которую нельзя создать за один день, ибо достигается она неспешным ходом лет и долгой привычкой к богатству. Девушка назвала ему имена своих любимых птиц, равно как и приказчиков матери — сколько она помнила себя, эти двое стариков, неизменных, как само время, всегда находились на одном и том же месте. Она рассказала ему о городе, об американских нравах, о своих подружках, — словом, обо всем, что могло бы, по ее мнению, вызвать у него интерес.
Для Франсуа Нежо эта еще полудетская болтовня звучала словно небесная музыка: он все больше таял под воздействием приятной беседы и ласковых слов, спрашивая себя, были ли последние три месяца его жизни сном или явью; не свалилось ли на него богатство в меблированных комнатах Бюно с тем, чтобы открыть перед ним новые горизонты, возродить его к жизни, вернуть потерянную юность и счастье, которым он в свое время пренебрег; в душе его вновь забрезжила надежда, он почти успокоился и даже обрел способность радоваться. Он говорил себе, что не следует считать смерть брата крушением всех планов на будущее; что этим двум женщинам явно не под силу управлять делами столь значительной компании — именно он станет им опорой по праву ближайшего родства. Он с восторгом предвкушал, как поселится рядом с очаровательной племянницей, превратившись со временем в ее единственного друга; он уже начинал, как прежде, строить воздушные замки: уже видел себя богатым и счастливым, представлял, как увезет Луизу во Францию, где она будет блистать, словно Полярная звезда, среди парижских светил… но тут раздался удар гонга, призывавший к ужину.
Ему вновь предстояло встретиться с невесткой, а также познакомиться с прочими обитателями дома — тем не менее он последовал за племянницей в столовую почти радостно, почти уверенно.
Мадам Доминик Нежо возвестила о нем как о своем девере. Когда он вошел, она поочередно представила ему сначала двух старых приказчиков, уже давно считавшихся членами семьи, а затем молодого человека, который, появившись последним, сразу же устремился к Луизе.
Итак, вдова сказала:
— Вот господин Менар, вы уже видели его, братец. Это не приказчик, а старый друг нашего дома. Господин Ноден. Он прекрасно разбирается в торговых делах, и я чрезвычайно ценю его советы. Господин Шарль Муатесье, сын Гийома Муатесье из Бостона, мой будущий зять.
Отчего при последних словах у Франсуа Нежо вдруг заныло сердце, а надежды на счастье испарились? Вероятно, никто — и меньше всего он сам — не смог бы этого объяснить, однако в душе его сразу зародилась ненависть к юноше, который, сидя подле Луизы, разговаривал с ней весьма непринужденно, как человек, получивший право на счастье. Это чувство возникло на какое-то мгновение, подобно мысли, что рождается и умирает за четверть секунды, — но мгновения оказалось достаточно, чтобы дядюшка не сумел дружески поздороваться с будущим племянником.
Однако ужин прошел весело, ибо Луиза, общепризнанная королева дома, оживляла беседу своим радостным щебетаньем. Доминик Нежо скончался почти полгода назад, а животворящая природа обладает способностью быстро изгонять печальные воспоминания из юной души. Девушке без труда удавалось быть очаровательной рядом с любимым женихом и дядей, которого ей хотелось приласкать. Старые приказчики, боготворившие ее, во всем ей поддакивали, а ослепленный Нежо смотрел и слушал с восхищением.
Только мадам Нежо выглядела озабоченной. За десертом она посоветовала дочери прогуляться на пирс вместе с приказчиками и Шарлем. Общий разговор продолжался примерно полчаса; затем все вышли, оставив Франсуа наедине с невесткой.
— Увы, братец, — сказала вдова, — вас ожидало здесь жестокое разочарование, не так ли? Вы узнали печальную новость.
— Это правда, сестрица… после такого долгого путешествия я надеялся увидеться с братом, но, к несчастью, опоздал… однако вы… ваша дочь… вы обе так тепло встретили меня, что… я не смею сказать… и потом…
Нежо умолк, не зная, как закончить начатую фразу. Он чувствовал, что наступил момент для объяснений, и не мог унять дрожь.
— Муж почти не рассказывал мне о своей семье, — заговорила вдова, — поэтому вас не должно удивлять, что приезд ваш явился для меня полной неожиданностью. Признаюсь вам даже, что, если бы капитан «Вулкана», а это один из моих друзей, не удостоверил вашу личность, я бы задумалась, стоит ли принимать вас, несмотря на некоторое сходство ваше с братом. Поймите меня правильно, на мне лежит большая ответственность и…
— Но, сестрица, я могу показать вам письмо Доминика. Он сам предложил мне приехать сюда, упомянув и вас, и племянницу, и дела компании, и прочее. Удивительно, что он ничего не сказал вам об этом!
— Господи, да ведь это письмо было отправлено девять месяцев назад. Муж мне что-то такое говорил, но я не придала серьезного значения фантазиям больного… и, должна признаться, совершенно об этом забыла.
— Так прочтите, сестрица, — сказал Нежо, извлекая письмо брата, дабы покончить с неприятным вопросом.
Пока невестка читала, бедный деверь с содроганием и тревогой следил за выражением этого решительного энергичного лица, за облаками, набегавшими на этот широкий лоб.
Его охватывало яростное нетерпение при мысли, что по капризу судьбы будущее оказалось в руках этой женщины, для которой он ничего не значил — еще вчера она даже не задумывалась, существует ли он на свете.
Прочитав письмо, вдова стала вертеть его в руках, находясь в очевидном замешательстве. Наконец она прервала молчание, сказав:
— Итак, братец, вы приехали сюда в надежде заняться коммерцией?
— Ну да, сестрица, — пролепетал Франсуа, заикаясь от волнения.
— А вы разбираетесь в торговых делах?
— Конечно, сестрица, ведь я тридцать лет служил кассиром и бухгалтером.
— Вот как? Это совсем неплохо. Уверена, что вы очень скоро сможете найти приличное место.
— Найти?! — вскричал он, подпрыгнув на стуле, как если бы коснулся электрического провода. — Найти?! Что вы подразумеваете под этим? Я приехал в дом брата, по его приглашению, полагая, что место для меня уже готово!
— Разумеется! Пока я буду стоять во главе компании, вы можете не опасаться за свою судьбу. Но я выдаю дочь замуж по истечении траурного срока, после чего завершаю все дела. Конечно, по моей рекомендации мой преемник может оставить вас… я даже могу внести это как условие договора, если вы желаете…
— Стало быть, — промолвил Нежо, не веря своим ушам, — вы предлагаете мне место приказчика?
— А что же вы еще хотите, братец?
— Значит, — продолжал он вне себя, почти задохнувшись от гнева, — я приезжаю сюда из Франции, продав последнее, чтобы меня вновь приковали к гроссбуху и платили жалкие гроши, которые я и в Париже мог бы иметь! И это при том, что Доминик оставил громадное состояние! Когда же вы удалитесь от дел, забрав свои миллионы и мою племянницу, я останусь на птичьих правах в чужом доме… вдали от Франции! О нет, мадам! Нет, этого не будет!
— А что же будет, сударь? — осведомилась вдова, пристально глядя на него.
