Зеркало для героев - Гелприн Майк (библиотека книг .TXT) 📗

«Гады, — хрипел, умирая, самец, которого свита рубила саблями. — Гады… Пингвины… Сволочи».

Когда суматоха на берегу улеглась, убитых свинов баграми оттащили прочь, а тучи заполонили небо и погасили луны, я разделся, ступил в воду и нырнул. Мне было тоскливо, и слякотно, и горько на душе, и я сам толком не знал, какая сила заставила меня вскарабкаться на распластанный капустный лист, оказавшийся твёрдым, слегка пружинящим под ногами. Опасливо ступая, я добрался до овального отверстия в передней грани усечённой пирамидки. Переминаясь с ноги на ногу, постоял в нерешительности, набрался духу и шагнул в проём.

Внутри был невесть откуда исходящий тусклый свет и забранное белой тканью ложе, на котором жалостливо поскуливали двое поросят шести-семи лун от роду. Они явно были из одного помёта, похожие друг на друга, хотя и не одинаковые. Я долго молча смотрел на них. Затем упрятал обоих под мышки, зафиксировал держательным оперением, выбрался наружу и на спине поплыл к берегу.

— Ты поступил правильно, Сапсарь, — сказала Идолга, осмотрев поросят и велев срочно звать из яслей кормилицу. — Я думаю, эти свины особенные.

— Куда уж особеннее, — проворчал я. — По всему видать, в северных льдах…

— Они не с северных льдов, — прервала Идолга. — Я думаю, это не наши свины. Не из нашего мира. Что, если ты оставишь их при себе? Твой долг — выкормить их.

Я помедлил. Другая на её месте закатила бы истерику, а то и скандал. Я оценил сказанное. И решил, что не стану давать Идолге вольную.

— Наш, — поправил я её. — Это наш с тобой долг.

2. Коршуль

Приезжий покупатель был важным, дородным, с серебрёным держательным оперением и золочёным хватательным. С первого взгляда было видно, что он из аристократов, потомственных вельмож, приближённых к столичному правящему гнездовью. А то и прямиком из него.

— Я слыхал, — неторопливо проговорил покупатель, — у вас имеется особый товар, господин свиновод.

— Коршуль, к вашим услугам, — представился я и поклонился чуть ли не до земли — в воздухе явственно запахло хорошим кушем. — Имеется, мой господин.

Четыре солнечных круга назад мой отец взлетел в облака. Я унаследовал должность первого смотрителя побережья, но вскоре уступил её за весьма приличную сумму. Меня никогда не прельщала перспектива подобно непрактичным предкам вкалывать, не покладая крыльев, на казённых должностях. Я решил заняться коммерцией. Тем более, что преуспеть в ней у меня были все основания.

Вместе с гнездовьем и должностью я унаследовал двух говорящих свинов по кличкам Чик и Гук. Редкостных наглецов и бездельников, возомнивших о себе, будто они чуть ли не благородные птериксы. Едва, однако, отец отправился в полёт, я нашёл обоим подходящее применение. Осеменители из этих лентяев получились отменные. А произведённое от них потомство — попросту выше всяких похвал.

— И где же он, ваш товар? — осведомился приезжий.

— Неподалёку, мой господин, — я махнул правым крылом на юг. — Соблаговолите проехать со мной? Много времени путь не займёт.

Я кликнул Креченя, своего первенца, и велел запрягать. И не какую-нибудь там повозку или бричку под стать тем, на которых немало разъезжал в юности с покойным отцом. А самую настоящую карету с сиденьями из дублёной свиной кожи и наёмным кучером на козлах.

Резвые ездовые промчали нас по просёлку, не тряскому и колдобистому, как во времена отца, а ровному, ухоженному, вымощенному щебёнкой.

— Нам сюда, мой господин, — сказал я, когда кучер осадил ездовых. — Что именно вас интересует? Имеются новорожденные поросята в большом количестве. Годовалые подсвинки, этих чуть меньше: товар ходкий и не застаивается, но выбор всё равно велик. Осталась также дюжина-другая трехлеток, но не стал бы их рекомендовать: лучшие экземпляры давно разобраны. Вам, мой господин, позвольте осведомиться, для каких нужд?

С ответом покупатель не спешил. Он степенно выбрался из кареты, окинул взглядом два добротных трехэтажных строения. В одном из них содержалось потомство Чика — крепкие, резвые и мясистые поросята, правда, не в меру прожорливые и не столь смышлёные, как те, что произошли на свет от его брата. За тех, что породил Гук, я просил дороже, несмотря на то, что были его отпрыски, в основном, хиловаты и тонки в кости. Зато говорить они начинали на удивление рано, чуть ли не раньше, чем ходить.

Сам Гук, тощий, долговязый и всклокоченный, сидел, ссутулившись, у крыльца на свинолавке. При нашем приближении этот поганец и не подумал встать, а лишь сгорбился пуще прежнего. Обоих дармоедов порядком избаловали, вырастив и воспитав их не в хлеву, а в родном гнездовье. Мне пришлось приложить немало усилий, прежде чем удалось выбить из отцовских выкормышей наглость и спесь.

— Встать! — гаркнул я, когда мы с приезжим оказались от Гука в десяти шагах. — Смирно стоять, животное!

Свин нехотя поднялся.

— Доброго здравия, хозяин, — буркнул он.

Немало розог пришлось извести, прежде чем этот паршивец стал называть меня хозяином, а не по имени, как повелось при покойном отце.

— Изволите видеть? — обернулся я к покупателю. — Это тот самый знаменитый осеменитель и есть. Прекрасно говорит, владеет грамотой и счётом, прилежен, трудолюбив, хотя и несколько заносчив. При надлежащей дрессуре его потомок скрасит ваш досуг, от себя рекомендую, впрочем, обращаться с ним постороже. При всех достоинствах свинам свойственны своеволие и упрямство — оглянуться не успеете, как такой сядет вам на шею. Так что, собственно, интересует вас, мой господин?

— Я, пожалуй, взял бы самца и самочку, — отозвался тот. — Моя нынешняя подруга весьма э-э… экстравагантна. Она думает, что произведёт в свете фурор, если станет являться на балы в сопровождении домашних питомцев.

— И она, несомненно, права, — с энтузиазмом поддакнул я. — Говорящие свины скоро войдут в моду, вот увидите. Я распоряжусь подобрать вам пристойные экземпляры. Какой желаете окрас?

Мы проторговались до полудня и, довольные друг другом, расстались. День вообще оказался удачным — до заката я продал ещё четырёх Гуковых поросят и полдюжины Чиковых. Правда, радость от выгодных сделок несколько омрачил Кречень.

— Нехорошо это, отец, — сказал мой первенец, когда я, выпроводив последнего покупателя, от души отходил Гука плёткой, а подвернувшегося под крыло Чика — палкой.

— Что нехорошо? — переспросил я.

— Избивать их. Разве обязательно быть столь жестоким?

Я крякнул с досады. Кречень пошёл во взлетевшего в облака деда и вырос излишне жалостливым. Иногда, глядя на него, я всерьёз беспокоился за будущее затеянного мной дела.

— Ты ещё не оперился, птенчик, — сказал я, — чтобы упрекать отца в жестокосердии. Это же свины. Обделённые природой, неразумные и строптивые животные.

— Мой дед не согласился бы с тобою, отец.

Я философски махнул крылом. Что поделать, птенцы… Им свойственно не слушаться родителей. Сапсарь считал, что выкормленные им питомцы разумны. Но он вот уже четыре круга, как купается в облаках. Тысячи приливов сменились отливами с тех пор. Диковинный корабль, на котором приплыли свины, давно унесло штормом. Вожак гнездовья теперь я. А мне считать свинов разумными не с крыла.

3. Кречень

Ах, как хороша, как грациозна была птерочка. Я протиснулся в круг. Только что закончились свинские бои — жестокое, варварское зрелище. Баграми оттащили забитых до смерти, уползли зализывать раны уцелевшие, и, едва служители замыли кровавые пятна на арене, птериксы хлынули с трибун на побережье.

Я бегло оглядел конкурентов. Пожилой фабричный мастер, видавший виды караванщик, неопределённого возраста мореход и едва оперившийся столичный рантье.

Я растолкал их и пустился в пляс. Я станцевал для неё «Морской бриз» с притопом. Без передышки выдал на цыпочках «Зарю». Закружился в залихватском, отчаянном «Птериксе на перепутье». И, наконец, исполнил строгий, классический «У ваших ног» с двойным подскоком и переворотом через крыло.