Зеркало для героев - Гелприн Майк (библиотека книг .TXT) 📗
Потом на мир обрушился холод. Он льдом затянул моря, снегом выстудил землю и ветрами распахал небо. Холод закалил нас и научил выживать. Исполинские земные люты, гигантские морские злобни и чудовищные небесные свирепени вымерли. Мы, птериксы, остались. И завоевали мир.
Крылья моих предков уменьшились в размерах и срослись с плавниками. Конечности увеличились и распрямились. Птериксы перестали летать, но выучились плавать. А потом и ходить.
Мои предки разожгли в гнездовьях огонь. Они выковали на нём оружие. Построили корабли и вышли в море. Считается, что с тех пор, как отступили холода, существуют две древнейших профессии. Потомственные воины и потомственные мореходы по праву гордятся ими. О третьей же профессии, не менее древней, принято стыдливо умалчивать.
Это несправедливо. Птериксы владеют миром не только потому, что покорили сушу и море. А может быть, и не столько. Я уверен: мы правим оттого, что приручили свинов. Первые свиноводы появились в наших стаях ещё до того, как заточил боевой топор первый воин и поставил парус первый мореход.
Мой отец был свиноводом. И его отец. И отец его отца. И сотни, а может быть, тысячи предыдущих поколений. Я — потомственный свиновод и горжусь этим.
Большинство птериксов сторонится нас. Они брезгуют нами, обходят нас стороной. Зло шутят, что от свиноводов смердит так же, как от их подопечных. Что мы, якобы, спим вместе со свинами в хлевах, хлебаем из их корыт, а то и вступаем с ними в постыдные связи. Что, дескать, свиноводы все как один тупы, ленивы и невежественны. А ещё прижимисты, изворотливы и нечисты на крыло.
Сплетники и злословцы лгут. Большинство из них даже не задумывается о том, что, не будь свиноводов, беспечная сытая жизнь в сотнях тысяч гнездовий враз бы закончилась.
Природа обделила свинов разумом. Но их самцы сильны, проворны и неприхотливы, а самки плодовиты и покорны. И пускай свины нечистоплотны и уродливы, но именно они возделывают поля, гнут хребты в каменоломнях и копях, впрягаются в ездовые повозки и охраняют гнездовья от незваных гостей. Наша жизнь без свинов немыслима. Не говоря уже о том, что свинина нежна, питательна и приятна на вкус.
Меня зовут Сапсарь. Мне тридцать девять солнечных кругов, от трёх брачных союзов у меня двенадцать птенцов — четверо птериксов, остальные птеры. Я первый смотритель свиноферм Северного побережья и один из самых компетентных и умелых свиноводов в стране.
* * *
Комета прошла по небосводу на рассвете, за четверть лунного круга до начала брачного сезона. Меня она застала на пути в питомник для молодняка — предстояло отобрать с полсотни экземпляров для традиционных свинских боёв в первый день брачных игр. Я со старшим птенцом трясся в запряжённой тройкой ездовых повозке, когда огненная стрела с юга на север прошила небо.
Коренник, здоровенный лохматый свин по кличке Чуп, взвыл от страха и забился в оглоблях. Истошно завизжали оба пристяжных. Признаться, и я изрядно опешил. Кометы к беде — об этом я не раз слыхал от Идолги, третьей по счёту подруги, которую выплясал у учёного столичного хлыща четыре брачных сезона назад.
Коршуль, мой первенец, опомнился раньше меня.
— Смирно стоять! — гаркнул он, вытянув Чупа плетью. — Грязнули немытые! Что будем делать, отец? — повернулся Коршуль ко мне. — Не к добру это.
Раскроивший небо напополам огненный шов истончался и таял. Я почесал в затылке хватательным оперением левого крыла.
— Поедем дальше, — решил я. — Дел невпроворот.
Мы снова затряслись по неровной колдобистой дороге, покрытой раздавленными в блин свинскими яблоками. Неспешно всходило на востоке рыжее солнце, волновались на ветру янтарно-жёлтые овсяные поля. Я оглянулся — над прибрежными холмами уже поднялись дымки — то пробуждались ото сна свиноводческие гнездовья. Я призадумался. До брачного сезона крылом подать. Идолга неплохая подруга, мать и хозяйка, но, пожалуй, настало время дать ей вольную и привести в гнездо новую птеру. Разумеется, я не из лощёных столичных жлобов, взявших в моду менять подруг каждый сезон и путающихся в разномастном потомстве. Однако Идолга уже не столь молода, союз со мной у неё пятый по счёту. Чтобы разгорячить застоявшуюся кровь, нужна подруга порезвее и помоложе. С другой стороны, не каждая пойдёт за свиновода, пускай даже зажиточного, основательного и искусного в брачном танце. Так что выплясывать новую подругу придётся с умом.
Я печально вздохнул. Расставание с Идолгой будет не из лёгких — что ни говори, а за четыре сезона я привык к её грациозной, раскачивающейся походке, к её обстоятельным, неторопливым речам, к её рачительности и здравомыслию. К её образованности и эрудиции, наконец, не чета моим. Будь моя воля, я бы, заключив новый союз, оставил Идолгу при себе. Увы, многожёнство у нас под запретом, не то, что на Южном архипелаге, где птеры рождаются гораздо чаще, чем птериксы, и, таким образом, состоятельный хозяин может выплясать себе в гнездовье столько подруг, сколько пожелает.
Говорят, в варварских стаях, что гнездятся в никогда не тающих северных льдах, института брака нет вовсе. По слухам, подруги у варваров чуть ли не общие и высиживают потомство, зачатое невесть от какого отца. Ещё поговаривают, что благородный брачный танец у обитателей вечных льдов выродился едва ли не в побоище. Якобы птериксы, подобно диким свинам, дерутся до крови, а то и до смертоубийства за право оплодотворить подругу. Впрочем, слухи они слухи и есть: мореходы редко рискуют отправиться в полное опасностей путешествие к северным льдам, а из тех, кто всё же рискует, мало кто возвращается.
Я призадумался о том, держат ли северные варвары свинов, и если держат, как те умудряются выживать в столь суровых условиях. Пришёл к выводу, что если и держат, то свины у них должны быть особенными, с морозостойкой шкурой и щедрой жировой прослойкой под ней. Было бы недурственно заполучить пару-тройку таких производителей и скрестить с местными самками для улучшения породы.
Для большинства птериксов свины все на одно рыло: рядовой обыватель вряд ли отличит элитного племенного осеменителя от жилистого полевого работяги или жирного мясного хряка, выкармливаемого на убой. Я же без труда различаю своих подопечных. И не только по росту, цвету щетины на черепе или увечьям на туше. У каждого свина свои повадки, своя походка, форма рыла, выражение и цвет глаз. У них даже манера и тембр хрюканья разные.
Мы миновали, наконец, овсяные поля и достигли жилых строений. Я окинул привычным взглядом неказистые бревенчатые свинарники в два ряда. В них селились хлеборобы, сторожевые, золотари, носильщики и прочая скотина без особых навыков и умений. Элитные экземпляры — кулачные бойцы, осемените — ли, ездовые, гончие обитали в постройках более основательных и ухоженных. Особняком стояли хлева для супоросых самок, поросячьи ясли и питомники для достигшего половой зрелости молодняка.
Смотритель питомников вышел нас встречать. Он приветственно махнул крыльями и сдержанно поклонился. Подобострастие свиноводам не свойственно — не то что столичным снобам, исходящим при виде начальства на гуано.
— У нас тут, господин Сапсарь, происшествие, — сообщил смотритель. — Гук вечером Борла загрыз. Подстерёг, зараза, за свинарником и в горло вцепился. Самку не поделили.
Я досадливо помотал головой. С неоскоплёнными хряками вечно беда — природные агрессивность и воинственность берут своё, несмотря на тысячи поколений одомашненных предков.
До полудня я придирчиво отбирал будущих кулачных бойцов, нещадно гоняя молодых хряков по пустырю, заставляя их схватываться друг с другом и охаживая строптивых розгами. Селекция — занятие непростое и требующее от свиновода изрядных знаний и навыков.
Скоро на побережье стекутся десятки тысяч птериксов и птер, желающих найти свою половину на новый сезон. Свинские бои не только зрелищны и азартны, они помогут первоходкам преодолеть робость. Ничто так не будоражит собственную кровь, как вид сочащейся и хлещущей из ран чужой.
