Записки нечаянного богача 2 (СИ) - Дмитриев Олег (книги регистрация онлайн TXT, FB2) 📗
Нас проводили по коридорам, всем своим видом, казалось, нарочно поддерживающим и всячески укрепляющим когнитивный диссонанс и классовую ненависть, особенно после таёжной заимки. Я изо всех сил напоминал себе, что каждый волен жить и обустраиваться так, как ему угодно, и что материал, цвет и фактура стен в чужом доме, как и картины, висевшие на них, не имели ко мне никакого отношения, что характерно, как и я — к ним. Судя по восторженно-испуганному взгляду мамы и угрюмому — брата, они думали явно о чём-то другом. Комнаты были попроще. Эдакий Гранд Хайят Мариотт, но без подлинников на стенах — люкс, но не лакшери. Зато в каждом номере по две ванных комнаты, а на кровати была разложена одежда, в которую Аня с Надей тут же вцепились. В связи с тем, что кровать была тоже нескромного размера, шмоток на ней поместилось аж шесть комплектов, по два для каждого. Антона, маму и брата развели по отдельным номерам, но тут же, по соседству. Не успели мы привести себя в порядок, как в номер, деликатно постучав, вошёл Фёдор.
— Михаил Иванович освободится через полчаса, готов? — спросил он меня.
— Давно. То есть тьфу, всегда! — испортил я клич пионера.
— Давай тогда одевайся, я в коридоре, — и эрудит покинул холл.
— Дим, а надолго мы тут? — спросила Надя, выходя из ванной в белом гостиничном халате. Следом шлёпала босиком с недовольным видом дочь.
— Я очень надеюсь, что завтра дома будем. Ань, что с лицом?
— Я обратно хочу, пап! В лес, на озеро. Тут всё красивое, но какое-то ненастоящее. И всё чужое! — умный ребенок в двух словах уместил всё то, что беспокоило меня с момента посадки вертолёта на территории Второвской усадьбы.
— Для начала надо до дома добраться, Анют. Ты же ещё Лобо с остальными зверюшками не познакомила, — переключил я её, да и себя, на темы попроще. А Наде сказал:
— Мы сейчас обсудим с Михаилом Ивановичем, но пока план был такой: я встречаюсь с Мурадовым, мы находим компромисс и расходимся. Возвращаюсь, забираю вас домой, садимся за ноут и находим билеты на завтра-послезавтра куда-нибудь туда, где океан, белый песочек, тёплое солнышко и не ловит ни один телефон. Недели на три, думаю.
— Отличный план. Ты от него далеко, главное, не уходи, и не увлекайся! — погрозила пальцем жена.
— Чем? — уточнил я.
— Да, собственно, всем, — легко ответила она. — А то знаю я тебя, хлебом не корми — дай куда-нибудь встрять. Не надо пока, Дим. Дай нам немножко хоть передохнуть.
До кабинета Второва шли с Фёдором молча, пешком. Я как-то думал, что, принимая во внимание масштабы поместья, машину подгонят прямо в коридор. Но оказалось не так и далеко — дошли до холла, свернули, ещё раз свернули, зашли в лифт и вышли из него. Правда, не покидало ощущение, что ехал он вниз. А в коридоре, куда мы попали, не было ни единого окошка, чтоб проверить догадку. Эрудит приложил большой палец правой руки к косяку одной из дверей, ничем не отличающейся от соседних. И на косяке, если я не ослеп, не было ни панелей, ни датчиков. Но в двери раздался щелчок электронного замка. Мы вошли и оказались в кабинете, ничего общего, как по мне, не имевшим с образом страшного и ужасного серого кардинала. Комната подошла бы, пожалуй, средней руки дворянину конца XIXвека, или крепкому номенклатурному работнику первой половины XX, они довольно часто жили в одних и тех же интерьерах. Правда, первые оставляли их не по своей воле. Хозяин сидел за большим письменным столом с зеленым сукном. Слева от него стояла настольная лампа с зеленым стеклянным плафоном. Ножка и подставка были из белого мрамора, из него же была сделана сидевшая будто под солнечными лучами белочка. Точно такая же лампа была у моей бабушки, и точно такой же плафон я в детстве расколотил, играя в комнате теннисным мячиком, который тогда почему-то называли «арабским».
На как-то ненавязчиво и вполне гармонично встроенной в не самый современный антураж большой ТВ-панели шли какие-то бизнес-новости на немецком. Михаил Иванович в это время говорил с кем-то по телефону, настоящему, старинному, где трубку с витым проводом потом кладут на две железных рогульки. Я расслышал только «морген» и «гольт». Если ничего не перепуталось в голове со школьных лет чудесных, то «морген» — это «утро» или «завтра». Утро давно прошло, значит, завтра что-то должно случиться с золотом, и в деле немцы. В тайгу тут же захотелось ещё сильнее, чем Ане.
Второв рассмеялся, видимо, над шуткой собеседника и попрощался по-дружески: «Ну да, Гюнтер, счастливо!». Последнее слово я помнил, меня за него нещадно ругала наша учительница, Марлен Карловна с простой немецкой фамилией Иванова. Трогательно-романтичная история любви советского военнослужащего и студентки из Дрездена, покинувшей из-за искренних чувств родную сторонку, передавалась школьниками не один десяток лет. Так вот я слово «пока» или «счастливо» произносил как фамилию двоих неуловимых мстителей — Щусь. В правильном произношении фрау Ивановой оно больше походило на «Тшус». Писалось же и вовсе отвратительно:Tschuss. Поди пойми этих колбасников. Но Второв явно таких проблем не испытывал. Я попробовал было определить диалект и акцент, но ни разу не преуспел. Надо было лучше в школе учиться.
— Дима, привет! Проходи, садись. Как разместились? — мощный старик лучился радушием и искренней заботой. У меня почему-то стало кисло во рту, да так, что чуть щеку не свело.
— Здравствуйте, Михаил Иванович! Спасибо, всё благополучно. Дом у вас просто потрясающий, — и снова ни слова неправды.
— А, пустое, — с видимой досадой отмахнулся он. — Вот у меня в Андалуссии дом так дом, всё на месте, всё по делу. Как-нибудь слетаем непременно. А это — как деловой костюм, только значительно больше и дороже. Помесь шубы с пиджаком.
— Меньше жилплощадь иметь статус не позволяет? — заинтересовался я.
— Именно. Положение обязывает, Дима. Поэтому с партнерами я не могу встречаться и беседовать в отелях и ресторанах, если они ниже определенного количества звёзд. И дом не может быть другим, — согласно кивнул он. Да, беда, конечно. Такую домину поди обслужи. Тут убраться, поди, роту надо загонять. С техникой.
— Но иногда бывают и исключения из правил. Редко, правда. Вот сегодня, например, повезло. Нариман не отказал мне в просьбе встретиться, скажем так, на нейтральной полосе.
Я насторожился. Просьбу о встрече Мурадову по моему плану должен был передать Дымов. Но, видимо, план снова в какой-то момент пошёл по схеме.
— Я помню наш разговор перед твоим вылетом в тайгу, — начал Михаил Иванович, откинувшись на спинку кресла. А я наоборот подался чуть вперёд. — Ты объяснил свои опасения, вполне обоснованные и крайне образные. Металлоискатель в чулане — это красиво, честное слово.
Да, я не придумал ничего лучше, чем снова сказать правду. И пока мы сидели за столиком в торговом центре, с подземной парковки которого один за другим выруливали одинаковые микроавтобусы, вгоняя в панику лезгинов, позвонил Второву. И напомнил про ларчик. Ну и про всю ситуацию в целом тоже поговорили.
— Видишь ли, Дима, положение обязывает ко многому. Очень ко многому. Но всегда остается выбор. И его человек делает сам. Может оглядываться на общественное мнение, на религию, на собственные убеждения или фобии с комплексами — у кого что. Может и не оглядываться. Твои поступки, кстати, почти всех моих аналитиков вгоняют в ступор и тоску, они не могут их предугадать. Ты слабо поддаёшься математике, — с улыбкой сказал он.
— Да, мне все математички ещё со средней школы говорили именно это, правда, менее корректно, — отреагировал я.
— Строго говоря, такая труднопредсказуемая переменная в расчётах — большой риск. Все они в этом сходятся, — улыбка сошла с лица мощного старика. На моём она не появлялась после того, как я вежливо поздоровался при входе в кабинет.
— Но не всё в мире можно проверить алгеброй, как сказал классик. Ты ни разу не покривил душой, говоря со мной. Ты не крутишь и не виляешь, Дима. Позволь, я отвечу тебе тем же.
