Записки нечаянного богача 2 (СИ) - Дмитриев Олег (книги регистрация онлайн TXT, FB2) 📗
— Перекусим, Лёнь?, — поинтересовался я у заслуженного артиста, и мне показалось, что нотариус еле слышно икнул.
— С удовольствием, Дим, — ответил тот немедленно, — и даже выпьем!
— Я больше не пью. Вообще никогда, — чистым высоким голосом проговорил его друг, слегка отрешенно глядя на удаляющийся ярко-алый задний борт «Бардака».
Глава 13
В поисках утраченного. Невыносимая легкость бытия
Английская кухня мне никогда особо не нравилась, кроме, пожалуй, их ростбифа. И напитки, кроме джина, я не любил и не понимал. Но в тот вечер это было совершенно неважно. Елось все, пролетая внутрь небрежно пережеванным или просто отгрызенным от куска. Вкус не ощущался ни в еде, ни в выпивке, но это потом.
В начале мы провели, оформили и нотариально заверили сделку. Дольше говорить эту фразу, на самом деле — просто расписались по очереди с Володей в документах. Ушлый Головин, как раз заходивший в паб с довольным лицом, глянул мне через плечо и присвистнул, увидев восьмизначную цифру. Нотариус и его дамы посмотрели на Тёму неодобрительно, но промолчали. Лорд многословно поблагодарил величавого мужчину и его спутниц, каждую по отдельности, и всем вручил по подарку перед расставанием. Нотариусу досталась какая-то богатого вида бутылка виски в синей коробке с вензелями. Женщинам — по корзинке фруктов и сластей, в которых гордо высились бутылки шампанского, и тоже не «Советского», я такого даже в магазинах не видал.
Володя слушал краткую версию наших сегодняшних приключений, как будто теннис возле корта смотрел — вертел головой с раскрытым ртом от одного рассказчика к другому. Ланевский сдерживал эмоции, но это давалось ему с явным трудом и было заметно. Когда Дымов сказал, что дед из рук не выпускает подаренное золото, только и говорит, что про фотокарточки, которые я обещал прислать, и велел пригласить меня к ним на дачу, Лорд вделал мне ногой по голени так, что я чуть не подскочил, а сам при этом и бровью не повел, аристократская морда. Конечно, я согласился, оговорив место и для Сереги. Володя ответил, что дача у них хоть и старая, но большая, так что к ним можно даже с семьями, друзьями и знакомыми. Наверняка, песни Высоцкого он знал не хуже, а как бы еще не получше, чем я.
Когда он выходил из паба, ему навстречу буквально влетела жена Владимира, Наталья. Не замечая никого, она в слезах промчалась через весь зал к мужу и принялась ощупывать его и целовать, причитая. Мужики смущённо отводили глаза от трогательной семейной сцены. Оказалось, в интернете уже гуляли истории, одна страшнее другой, про массовую драку кавказцев со стрельбой в самом центре Москвы, разгонять которую власти направили целый танковый батальон. Ролики, бившие рекорды по просмотрам, как обычно не имели ничего общего с действительностью, но кадр с Головиным, катящим на броне с сигарой на фоне страшного дома на Лубянке, понравился всем. Кроме главного героя, конечно, хоть он там и был в балаклаве. Но ярко-алых БРДМ, да ещё с гражданскими номерами, вряд ли было больше одного не то, что в Москве — в мире, поэтому во всей его маскировке смысла было исчезающе мало.
Потом мы ели, пили и пели. Владимир и правда не прикасался к спиртному, которое натурально лилось рекой. Щедрый Головин, видимо, решив, что терять ему уже нечего, выдал всем своим увольнительную на неделю, а после долгого и изнурительного торга с Ланевским — ещё и премиальные. Бойцы эти два факта встретили предсказуемо: троекратным «Ура!», двумя короткими, и одним раскатистым настолько, что едва не раскатали весь кабак по бревнышку. Или не разнесли по камушку, не суть. В процессе торга Артём даже проникся заметным уважением к Серёге, который за каждую мою копейку бился, как лев.
Потом снова ели, но уже меньше, зато пили и пели со значительно возросшим энтузиазмом. Потом Наталья и Володя уехали домой, а мы с Лёней начали петь караоке. Туда же подтянулись и Тёма с Серёгой, и ещё пара-тройка преторианцев «Незабываемых путешествий».
Потом, кажется, планировали захват чеченского кафе: Головин с многозначительным видом катал по столу четыре картофелины и две пустые бутылки, постоянно сбивая свой же стакан с вискарем, который Лёха, на пятый или шестой раз устав наливать, заменил на бутылку. Пятилитровую. На таких специальных качельках, чтобы разливать, не поднимая.
Потом ещё пели, но уже что-то из военных песен. Затем — из походно-туристических, под гитару, которую притащил откуда-то совершенно обалдевший бармен Игорь, просивший звать его Гариком. Инструмент Лёня как-то хитро и виртуозно запитал к караоке и аудиосистеме, я такого никогда не видел и не слышал. Как, впрочем, и песен «Перевал», она же «Видно, нечего нам больше терять», и «Милая моя, солнышко лесное» в исполнении заслуженного артиста. Но пел он так, что не передать, конечно.
Потом мы с ним дуэтом вдарили ту самую песню про «Бог об этом не просил», под которую и состоялось наше нечаянное знакомство. Надо же, ещё и дня не прошло, а как будто минимум год пролетел. Он всё уверял, что у меня идеальный слух и отличный голос, буквально пару месяцев занятий — и вперед, выступать в концертный зал «Россия». Головин, уже лежа на столе щекой, обещал организовать охрану. Ланевский, кажется, брался прямо там распечатать и продать билеты, и гарантировал аншлаг. А потом я не помню.
Утро встретило меня предсказуемо. Подобные загулы хороши, наверное, лет до двадцати пяти, а после становятся с каждым годом всё губительнее.
Единственной мыслью было позвать Самвела и попросить его чудо-хаш. Но рот, сухой и шершавый, как пустой черепаший панцирь в песках Сахары, издавать любые звуки отказался. Приоткрыв левый глаз я, сквозь выступившие от солнечного света слезы, с изумлением понял, что лежу в собственной спальне. Звать армянина сразу расхотелось — объясняй потом Надюхе, какого это Самвела я зову по утрам так протяжно, как Илья Ильич Обломов — своего Захара.
Внутренний фаталист, кажется, не вполне проспавшийся, затянул «Ныне отпущаеши», стараясь походить на шаляпинский бас, но отчаянно промахиваясь мимо нот и слов. Скептик, держась двумя руками за голову, умолял его заткнуться. Реалист видимых признаков жизни не подавал, но присмотревшись, было видно, что он едва заметно покачивает носком правой ноги в такт звучавшей отходной. Словом, живых не было никого, а смерть кружила над телами жадным вороном, стремясь выклевать последние мозги. Но вдруг открылась дверь, и в нее вкатился, невыносимо мерзко позвякивая, сервировочный столик. Я и не знал, что у нас такой есть. Держала его Надя, поглядывая на меня с заботливой тревогой:
— Дим, есть аспирин, вот, я две таблетки развела. Есть рассол, огуречный и капустный. И пиво есть холодное, ты что будешь?, — негромко спросила она.
Фаталист, оборвавший пение на хрипло-высокой ноте, скептик с зажатой башкой и реалист, так и не открывший ни одного глаза, хором взахлёб разрыдались от умиления и нежности. А я решил, что, скорее всего помер. Или что всё ещё сплю. И для проверки нетвердой рукой отвесил сам себе леща. Звон осыпающегося стекла, адская боль и отборная ругань внутри черепа уверяли — это был не сон.
Попасть стаканом с капустным рассолом в голову удалось почти сразу. Поймать на столике его, негодяя, утратившими всю верность руками было невыносимо сложно. Выручила жена, вручив мне подлеца и придав моим ладоням нужное положение. С ее лица не сходили опасение и забота. Мужчины в таком состоянии похожи на младенцев — крайне умильны, если ещё не успели выбесить, и пользы в быту от них ровно столько же. Стакан с аспирином взять я смог уже самостоятельно, едва не заслужив от Нади ожидаемое: «ай, кто тут у нас такой молодец? Давай — за ма-а-аму!».
В общем, к пиву мы подошли уже приняв условно вертикальное положение на подушках, не опасаясь расплескать ни рассол с аспирином, на фаталиста со скептиком. Реалист мгновенно захрапел по-богатырски, но этот храп уже не убивал, а лишь успокаивал. И Надя начала тихо и задушевно, как сказку на ночь, рассказывать про трех богатырей, которых вчера вечером привел к ней на крыльцо Василий Васильевич, начальник охраны.
