Царствующие жрецы Гора - Норман Джон (книги полностью txt) 📗

— Не понимаю, — ответил я.

Она высвободилась и подошла к входу. Когда до входа оставался примерно ярд, красные выпуклости засветились.

— В Сардаре, — сказала она, поворачиваясь ко мне и дрожа, — меня отвели в туннель и надели на голову отвратительный металлический шар с проводами и огоньками, а когда меня освободили, мне показали металлическую пластинку и сказали, что на ней записан мой мозг, все мои воспоминания, самые старые, самые первые — все там.

Я слушал внимательно, зная, что девушка, даже принадлежащая к высшей касте, мало что может понять из происшедшего с ней. Цари-жрецы разрешают представителям высших каст на Горе доступ только к знаниям второго уровня. Низшие касты получают только отрывочные сведения знаний первого уровня. Я полагал, что есть и третий уровень, предназначенный только для самих царей-жрецов, и рассказ девушки подтверждал мое предположение. Я сам не разобрался бы в действии машины, о которой она говорила, но ее назначение и теоретические принципы в целом мне были ясны. Она говорила о сканере мозга, который делает трехмерные микросрезы, особенно наиболее глубоких и наименее подверженных изменениям участков мозга. Получившаяся в результате пластина-запись более индивидуальна, чем отпечатки пальцев; она так же уникальна и неповторима, как ее жизнь; в сущности это и есть физическая модель ее жизни, изоморфный аналог ее прошлого, всего, что она испытала.

— Эта пластинка, — сказала она, — хранится в туннелях царей-жрецов, а эти, — она вздрогнула и указала на выпуклости, несомненно, сенсоры какого-то типа, — ее глаза.

— Должна существовать какая-то связь, может быть, луч между пластинкой и ими, — сказал я, осматривая выпуклости.

— Ты странно говоришь, — заметила она.

— А что произойдет, если ты пройдешь между ними?

— Мне показывали. — Глаза ее были полны ужаса. — Провели между ними девушку, которая, по их мнению, не исполняла свои обязанности.

Я неожиданно вздрогнул.

— По их мнению?

— По мнению царей-жрецов, — просто ответила она.

— Но ведь есть только один царь-жрец, — сказал я. — Он называет себя Парп.

Она улыбнулась, но не ответила. Печально покачала головой.

— Ах, да, Парп.

Я думал, что когда-то здесь было больше царей-жрецов. Может, Парп последний из них. Не может быть, чтобы такое огромное сооружение, как зал царей-жрецов, построил он один.

— Что случилось с девушкой? — спросил я.

Она содрогнулась.

— Как ножи и огонь.

Теперь я понял, почему она так боялась покинуть комнату.

— Ты пыталась закрываться? — спросил я, глядя на бронзовый сосуд у стены.

— Да, — ответила она, — но глаза знают. — Она печально улыбнулась. — Они видят сквозь металл.

Я удивился.

Она подошла к стене и подняла бронзовый сосуд. Закрывая им лицо, как щитом, приблизилась к входу. Выпуклости снова засветились.

— Видишь, — сказала она, — они знают. Они видят сквозь металл.

— Понимаю.

Я молча поздравил царей-жрецов с эффективностью их оборудования. Очевидно, лучи, исходящие из этих сенсоров и расположенные в части спектра, которую не воспринимает глаз человека, способны проникать через молекулярные структуры, как рентгеновские лучи проникают сквозь тело человека.

Вика угрюмо смотрела на меня.

— Я пленница в этой комнате уже девять лет.

— Мне жаль, — сказал я.

— Я пришла в Сардар, — рассмеялась она, — чтобы завоевать царей-жрецов и отобрать у них богатство и силу.

И, расплакавшись, побежала к дальней стене. Стоя лицом к ней, она продолжала плакать.

Потом повернулась ко мне.

— А вместо этого у меня только каменные стены и стальной ошейник рабыни!

И беспомощно в гневе попыталась сорвать ошейник. В ярости она дергала его, плакала и наконец перестала. Конечно, знак рабства остался на ней. Сталь рабских ошейников Гора не поддается рукам девушки.

Она успокоилась.

С любопытством посмотрела на меня.

— Раньше мужчины делали все, чтобы доставить мне удовольствие, теперь я должна доставлять удовольствие им.

Я ничего не ответил.

Она смотрела на меня, смотрела дерзко, как будто приглашала воспользоваться властью над нею, приказать ей сделать то, что мне понравится. И у нее не было бы выбора, только подчиниться приказу.

Наступило долгое молчание, которое я не хотел нарушать. Жизнь у Вики и так тяжелая, я не желал ей вреда.

Ее губы слегка изогнулись презрительно.

Я хорошо чувствовал призыв ее плоти, очевидный вызов во взгляде и в позе.

Казалось, она говорит: ты не сможешь покорить меня.

Интересно, сколько мужчин уступили ей.

Пожав плечами, она подошла к спальному возвышению и взяла белый шелковый шарф, который я снял у нее с горла. Набросила его, закрыв рабский ошейник.

— Не носи шарф, — мягко сказал я.

В глазах ее сверкнул гнев.

— Хочешь видеть ошейник? — зашипела она.

— Можешь оставить шарф, если хочешь.

Она удивленно смотрела на меня.

— Но я считаю, что его не нужно надевать.

— Почему?

— Потому что без него ты красивее, — сказал я. — Но еще важнее, что, пряча ошейник, ты его не снимешь.

В глазах ее блеснул огонь, она улыбнулась.

— Ты прав. — Она с горечью отвернулась. — Когда я одна, я делаю вид, что свободна, что я знатная леди, убара большого города, может быть, даже Ара. Но когда в мою комнату входит мужчина, я снова только рабыня. — Она медленно сняла шарф и бросила его на пол, потом повернулась ко мне. Высокомерно подняла голову, и я увидел, что ошейник очень красив на ее горле.

— Со мной, — мягко сказал я, — ты свободна.

Она презрительно взглянула на меня.

— До тебя в этой комнате побывала сотня мужчин, — сказала она, — и они меня научили, хорошо научили, что на мне ошейник.

— Тем не менее со мной ты свободна, — повторил я.

— И после тебя будет сотня.

Вероятно, она говорила правду. Я улыбнулся.

— А тем временем я дарю тебе свободу.

Она рассмеялась.

— Спрятать ошейник, — насмешливо передразнила меня, — не значит снять его.

Я тоже рассмеялся. Она достойный собеседник.

— Хорошо, — согласился я, — ты рабыня.

Я пошутил, но она вздрогнула, как от удара.

Вернулся вызывающий тон.

— Тогда воспользуйся мной, — горько сказала она. — Научи меня, что означает ошейник.

Я удивился: Вика, несмотря на девять лет, проведенные в заключении в этой комнате, оставалась упрямой избалованной высокомерной девушкой, сознававшей всю власть своего тела, всю силу свой красоты, способность привлекать мужчин, мучить их, приводить в ярость, заставлять исполнять ее малейшие прихоти. Передо мной была та же прекрасная хищная девушка, которая когда-то пришла в Сардар, чтобы овладеть царями-жрецами.

— Позже, — сказал я.

Она подавилась от ярости.

Я не желал ей зла, но она не только прекрасна, она еще и раздражает меня. Я понимал, что она, умная, гордая девушка, не может смириться со своим положением. Она должны выполнять приказы всех, кого царям-жрецам вздумается послать в ее комнату, но я все же не находил в ее трудном положении извинения для враждебности по отношению ко мне. Ведь я тоже пленник царей-жрецов и не по своей воле пришел в ее комнату.

— Как я оказался в этой комнате? — спросил я.

— Тебя принесли.

— Цари-жрецы?

— Да.

— Парп?

Вместо ответа она рассмеялась.

— Долго ли я спал?

— Долго.

— Сколько?

— Пятнадцать анов.

Я про себя свистнул. Горянские сутки делятся на двадцать анов. Я проспал почти целые сутки.

— Ну, что ж, Вика, — сказал я, — мне кажется, сейчас я могу тобой воспользоваться.

— Хорошо, хозяин, — ответила девушка, и в голосе ее звучала ирония. Она расстегнула пряжку на левом плече.

— Готовить можешь?

Она посмотрела на меня.

— Да! — выпалила в ответ. Раздраженно возилась с пряжкой, но пальцы ее дрожали от гнева. Она не могла застегнуть пряжку.

Я застегнул ее.