Каменные сердца (СИ) - Мельников Иван Викторович (читать книги онлайн регистрации .txt) 📗

Кроме того, сидючи в теплой водичке, лучше думается. Мысли текут меж ушей нескончаемым и неконтролируемым потоком, а ты, знай себе, лови то одну, то другую, рассматривай и отпускай снова. Вот например: роботы в Идэне запросто демонстрировали малолеткам фильмы, под завязку набитые насилием (допускали романтические сцены, невнятные рассуждения об устройстве мира и месте в нем человека, но ни единого намека на секс не встречалось нигде. Годам к десяти мальчики и девочки представляли, что делает с телом пистолетный выстрел или удар меча, как оно выглядит после падения с большой высоты и даже как избавиться от трупа с помощью стада свиней. Однако эти же дети до шестнадцатилетия полагали правильным, если младенец попадает в кадр сразу после свадебного поцелуя. Кстати, от нас не скрывали нелицеприятных явлений типа пьянства, курения, утреннего поблева — персонажи фильмов и книг исправно страдали перечисленными недугами. Кто придумал эти уродливые нормы? Мир вне Купола куда честнее. Человек с пеленок познает его взахлеб: папино похмелье с последующими побоями, присутствие при рождении младшей сестры, ожидание старшего брата в борделе, жестокость людей, их любовь, их слезы, смерть — все на виду. Доступность информации не уберегает от ошибок и заблуждений, потому что редко кто поясняет происходящее, но нет странной кособокости в воспитании, присущей идэнцам. Хотя, вероятно, малыши из пустошей, попади они в Идэн, порадовались бы деликатности, с которой новые знания поступают к ним в головы.

Потом у меня в мозгу замельтешили бессвязные образы, веки начали слипаться. Нет, сон в остывающей воде — это мерзко. Я окунулась с головой, а, вынырнув, обнаружила перед бочкой одну из работниц заведения.

— Тебе помочь, малыш? — проворковала дама (да она мне в мамы годилась!).

— Нет, я сам! — как можно жестче ответила я, скорчив вдобавок очень недовольную рожу. — Просил же не беспокоить!

Шлюха презрительно хмыкнула и удалилась. Эх, привлекла-таки моя мордашка нежелательное внимание персонала — пора валить.

Я вылезла, закинула в свою купальню вещи для стирки и принялась за дело (штаны после прогулки по шинкэтской канализации проще было бы выкинуть), как вдруг у меня за спиной с громким стуком распахнулось окошко. Дверь-то я заперла, но поклонницы Тома, судя по всему, нашли другой вход! Перехватив мокрую рубашку, я приготовилась принять посетительницу, но, узнав Туве, плюхнула мокрый жгут обратно в мыльную воду.

— Томми моется, вообще-то! — воскликнула я.

— Когда твоей анима нужна была помощь, я отрывалась и от более важных дел, — намекнула гостья и уселась на единственный в комнате стул.

Ее протянутая рука, в которой блестела баночка с глиной, не оставляла мне шансов притвориться, будто мне неясна цель визита. Стоп, но дикарка до сих пор только «исцеляла» меня, а для себя ничего не требовала — Туве всегда наносила рисунки сама. Что изменилось?

— Теперь мой черед разукрашивать тебя? — я решила все-таки уточнить.

— Твои узоры тоже слегка поблекли, я их обновлю, не беспокойся.

— Спокойна, как танк. Просто меня немного смущают твои ритуалы, — проворчала я, принимая баночку из ее ладошки.

Вечерний холод пустошей, залетая с ветром в распахнутое окно, неприятно перебирал стылыми пальцами по мокрой коже. Хренов дикарский обряд из-за этого я провела небрежно, намазав поверх еле различимых загогулин, треугольников и зигзагов новые. Туве лишь печально вздохнула, заметив мою неаккуратность, но никак не прокомментировала. Сама она, как и в предыдущие разы, подошла к церемонии обстоятельно.

И вот я стою, зябко ежась, Тувины пальцы чертят у меня на бедре замысловатую волну, а в осколке зеркала возникает отражение Акселя. С визгом я занырнула в грязную уже воду к своей одежде. Дикарка от неожиданности шлепнулась на пол и выронила банку. Емкость с глиной покатилась к цыганину, он остановил ее ногой и несильно пнул назад к хозяйке.

— О, да вы тут развлекаетесь — тискаетесь да обнимаетесь? — он шагнул внутрь и прикрыл дверь. — Ловка ты, девочка, хоть и строишь целочку! — прибавил Аксель, обращаясь к Туве.

— Ты хитрец, привычный к обману, твой взгляд на мир однобок, — строго проговорила дикарка, вставая. — Потому ты видишь в важном ритуале подвох.

— Конкретно сейчас я вижу перед собой рыжую извращенку, но долго терпеть ее присутствие не намерен, — с напускной угрозой процедил цыган, шагнув к Туве. — Ну-ка кыш!

Я от души посмеялась, наблюдая за галантным выпроваживанием посторонних. Аксель сделал обманное движение, будто хотел поймать девушку за ухо, та прянула и чуть не боднула мою бочку. Тогда цыганин поднял Туве, поддержал под локоток, пока она перекидывала ноги через высокий подоконник, удостоверился в благополучном приземлении и попрощался с ней, помахав шляпой. Потом он захлопнул ставни, развернулся и оглядел мою ухмыляющуюся физиономию.

— Тебя ни на минуту нельзя оставить? — спросил Аксель.

— Хороший товар не залежится. Кто долго думает, может пролететь с покупкой, — нахально заявила я. — Впрочем, я тебе жаловалась, еще будучи Томом: бабы за пацаном табунами ходят.

— Эта-то не к мальчишке приперлась, — в голосе цыганина просквозило всамделишное недовольство. Он помолчал, а потом, приоткрыв дверь, крикнул: — Заносите!

Послышалось громыханье, и в комнату вкатилась роскошная металлическая ванна, наполненная горячей водой. Она заняла едва ли не все свободное пространство. Дамы — а кому же еще выполнять тяжелую работу, ведь не здоровенному же вышибале фигней заниматься? — доставившие чудо сантехники, столпились в дверях, постреливая глазками на Акселя. Кажется, цыганин не замечал презрения в их взглядах, а его хватило бы, чтобы отравить добрую дюжину мужчин. Когда он вручал им полагающуюся награду за труды (по-моему, чересчур щедрую), я решила пролить свет на положение.

— Кстати, Акс, чегой-то ты уединяешься с молоденьким пацаненком? — лукаво поинтересовалась я.

Цыган побледнел. Нет ничего страшнее для мужика, чем обвинение или подозрение в гомосятине. Свои тылы сильный пол готов защищать до умопомрачения, именно поэтому , как поименовал бы их Декстер, не притрагиваются к домашней работе, ведут себя грубо, не моются, одеваются небрежно и считают пидорками всех, окромя себя. Аксель по многим признакам, вернее, их отсутствию, уже мог быть причислен к сообществу мужеложцев, и совместный досуг с малышом Томми забивал последний гвоздь для прикрепления таблички «петушок» над цыганом. А дурная слава по пустошам разлетается ой как быстро. Я самую малость полюбовалась вытянувшимся Акселевым лицом, на котором мелькнула мольба.

— Ладно, не смотри на меня так. Придется спасти твою репутацию — с нынешнего момента ты мой должник! — я вылезла из бочонка и несколько раз повернулась, позволяя стушевавшимся кумушкам оценить прочие прелести.

— Пожалуй, девочки, вам еще причитается за сохранность нашей маленькой тайны, — к Акселю снова воротилась прежняя веселость, он присовокупил к внушительным расписное блюдце и без церемоний вытурил мамзелей из номера.

Я невозмутимо споласкивала одежду в бочке. Позади раздался тихий всплеск, дополненный блаженным вздохом, — Аксель окунулся в ванну, беспардонно сбросив свои шмотки мне под ноги. Полагаю, с жирнейшим намеком.

— Не стану я за тебя отдуваться! Сам постираешь! — возмутилась я.

— Замочить, по крайней мере, ты способна? — насмешливо уточнил цыган, брызнув мне на спину воды.

— Мочить да жарить у нас все горазды, так что давай-ка сам. А то после начнется — замой пятно на рубахе, выжми джинсы! Утюга нет? Может, еще шнурки погладить? — да, развоевалась я не на шутку.

— Мэйби, если тебе нравится бултыхаться в этом болоте — пожалуйста. Занимайся хоть всем перечисленным сразу. Только вот у меня вода остывает. Созерцание женщины за работой тоже, конечно, доставляет определенное удовольствие, но вообще-то постирушки включены в счет. Можешь и свое барахло подкинуть, — Аксель произнес тираду таким тоном, будто уговаривал капризного ребенка съесть вкуснейшее лакомство, от которого мелкий упырь смел еще рыло воротить.