Торнан-варвар и жезл Тиамат - Лещенко Владимир (лучшие бесплатные книги .txt) 📗
Как с удивленными лицами сотник передавал какому-то типу в пышной хламиде конфискованные у Мариссы грамоты…
Как явился другой тип в такой же хламиде, но носившей следы всего, что тот съел за завтраком, – видать, побывал на кухне или увидел порубленных телохранителей…
А потом их приволокли обратно в дом и поставили на колени перед тощим, уже не первой молодости человеком, выглядевшим как книжник или учитель, – это и был наследник престола Лукерий Товис. Он только растерянно озирался да подслеповато щурился, рассматривая их сквозь отшлифованный кристалл бледного аметиста.
Наконец его адъютант осведомился: не хотят ли они воспользоваться своим правом и попросить у царственной особы милости и справедливого суда?
– Хотим, хотим!!! – прежде чем Торнан сообразил что-либо, завизжал Чикко, брякаясь на пол перед принцем. – Просим у царственной особы милости и справедливого суда!
Наследник аж вздрогнул, торопливо закивал и исчез за спинами драбантов.
– Ну и чего ты добился? – спросила Марисса, когда их, стянутых цепями, сунули в подвал усадьбы.
– Того хотя бы, что нас не вздернули сразу, – пояснил Чикко и замолк.
Выглядел он постаревшим лет на пятнадцать – священный танец высосал из него все силы. Видать, за все надо платить.
Потом их десять дней везли в закрытых повозках через всю империю, к столице – каждого в своей повозке, прикованного на цепи за ошейник. И вот привезли сюда, в эту тюрьму, стоявшую напротив дворца, слева от которой был храм местной богини истины и правосудия – Йусты, а справа – здание Имперского Трибунала.
Честно говоря, Торнан думал, что их доставят к местному владыке и тот прикажет их немедля казнить – вот и все правосудие и справедливость. Но нет – их судили по всем правилам, в соответствии с местными законами, в которых всякая буква была священной, и отступить от нее было никак невозможно.
Следствие длилось уже почти два месяца, да еще так, что временами ему казалось, что суд никогда не настанет.
Дело в том, что обвинение стало в тупик. Не говоря уже о том, что убийцами были люди самой почитаемой в Логрии богини, к тому же не просто люди, а посол храма с сопровождающими лицами, была еще занятная закавыка.
Имперские законы не зря называли законами на все случаи жизни. Они предусматривали ни много ни мало – сорок девять видов убийства.
Убийство простое, убийство жестокое и совершенное с особой жестокостью.
Убийство жреца, офицера, сборщика налогов, убийство благодетеля облагодетельствованным и бывшего хозяина – вольноотпущенником.
Убийство с расчленением трупа и без такового. Убийство из ревности, мести, похоти естественной и извращенной. Убийство любовника мужем и мужа – любовником. Убийство с целью кражи скота и просто кражи. Убийство гостей хозяином и хозяев – гостем (однако Торнан не провел ночь под крышей покойного герцога, а стало быть, не мог считаться его гостем).
Но вот убийства с целью спасения жизни той, кто предназначался к обряду великого гостеприимства, законы не предусматривали. И знаменитое альбийское правосудие, которым эта забавная империя так кичилась, застопорилось.
Их допрашивали вместе и порознь, по двое и вновь поодиночке. Допрашивали одного в присутствии двух других или кого-то одного, допрашивали двоих в присутствии молчащего третьего, и вновь по одному. Их то сажали в одиночные узилища, то вновь возвращали в эту камеру.
Следователей интересовало буквально все. Они задавали Торнану, на его взгляд, совершенно идиотские вопросы. Например, не домогался ли покойный Антеус Мариссы, не оскорблял ли богов, в которых Торнан верит, не было ли родовой вражды у их предков до седьмого колена включительно, не могли ли каким-нибудь образом Торнан и Антеус состоять в родстве?…
Затем комиссия жрецов-демонологов тщательно выясняла вопрос: а не есть ли все случившееся следствие козней злых духов? Целых три дня два почтенных старца, представившихся членами Альбийской академии, внимательно изучали Чикко, расспрашивали о чем-то, сверяясь со свитками и рисунками, пока не подтвердили – да, это есть доподлинный фомор, и ошибки быть не может. Почему-то это тоже было важно для судей.
Более того, каждому из обвиняемых были назначены адвокаты – специальные люди, получающие жалование в храме Йусты, которые следили, чтобы их «законные права» не претерпели никакого ущерба. Они тоже задавали вопросы и что-то записывали.
Пару раз пришел местный жрец Тиамат – толстый, еще молодой скопец, бормотавший какую-то чушь насчет того, что госпожа посол совершила нечто ужасное и он теперь не знает, чем помочь, и хотя, конечно, он обратится к императору, но…
И так далее, и тому подобное.
Во время допросов отчаяннее всего вела себя Марисса, думавшая, видно, что ей терять нечего. Она поносила обычаи империи вообще, а обычай великого гостеприимства в особенности, взывала к Тиамат, называла судей людоедами и детоубийцами…
Те не гневались, а терпеливо записывали все ею сказанное.
Сам Торнан отвечал на вопросы прямо и односложно. Да, убил. Да, столкнул в печь. Да, чтобы спасти девушку. Да, считает, что обычай мерзкий и неправильный. Нет, не жалеет. Да, так ему велит учение его богов. Нет, добавить нечего.
В словопрениях он никогда не был силен. Хитрее и умнее всего повел себя, как ни странно, Чикко. Знал ли он, что задумали его спутники? Да откуда ж он мог знать? Они не сговаривались и с ним не советовались. Что? Если бы посоветовались? Посоветовал бы не делать того, что сделали.
Колдовал? Ну да – когда на него ни с того ни с сего напали слуги хозяина. Он же не знал, что произошло. Черная магия? Да откуда ж?
Нет, ни про какого Содагуи он не знает. И про Заббала тоже не слышал – ни на родине, ни в Логрии. И кто такой Шогг-Лаггарат, он тоже сказать не может. Это она? Все равно…
Да помилуйте, он всего лишь скромный шаман вымирающего островного народца – с чего бы ему быть причастным к какой-то там древней тьме?
Хотел ли кого-то убить? Нет, не хотел и не убил. Зачем служит храму Тиамат? За серебро.
Следователи не могли нарадоваться на столь покладистого и миролюбивого заключенного.
Похоже, фомор сумел как-то разобраться в этом хитром альбийском правосудии, в котором и сами имперцы не шибко, похоже, понимают.
Время шло, и временами какое-то тупое отчуждение завладевало Торнаном, погружая его в зыбкое отупение. Он словно смотрел со стороны на себя, вернее, на варвара из северных лесов, убившего вдруг ни с того ни с сего почтенного человека, бывшего в своем праве – распорядиться собственной родной дочерью как ему угодно. И теперь варвара будут судить. Что его ждет? Странный вопрос! Если бы он сам у себя дома судил убийцу князя или тысячника?…
Но вот все кончилось. Завтра их судьбу решит высочайший суд страны – Верховный Трибунал Всевеликой Альбийской Империи.
– Друзья, – вдруг сказал Чикко. – Есть у одного народа занятный обычай – когда подступает смертный час, нужно вспомнить все недоброе, что тяготит тебя, и попросить за это прощения у своих богов. И, говорят, это облегчает душу при жизни и помогает в посмертии. Давайте же исповедуемся перед нашими богами и друг перед другом.
Торнан и Марисса помолчали, безмолвно соглашаясь.
– Давайте я начну, – сказала девушка. – Я принимала зелья, запирающие чрево, противные Богине, которой молилась. Я спала с мужчинами без обряда и даже без любви, я дралась и пьянствовала. Я убивала людей, даже и не помню сколько, а сама не дала жизнь никому, и после меня никого на земле не останется. И еще… Я осталась одна-единственная у тети, и больше у нее никого нет. И если я умру, то ей будет тяжело и горько… Вот и все мои грехи.
Замолчав, Марисса спрятала лицо в коленях.
– Ну, что мне сказать, – проговорил Чикко. – Мой первый и главный грех в том, что я уклонился от службы своему народу, для которой был рожден на свет. А служил, выходит, лишь своему отростку. Я не чтил отеческих богов, а чужеземных презирал или вообще насмехался над ними. Ну, что я воровал и помогал ворам почти всю жизнь, пока живу в Логрии, это не так тяжело, хотя и в этом грешен. И я даже не знаю, что будет со мной после смерти, потому что боги, наверное, не захотят иметь со мной дело. Больше ничего такого за собой не помню. А если боги вспомнят еще что-то – каюсь и за это.
