Разрушитель божественных замыслов (СИ) - Сухинин Владимир Александрович "Владимир Черный-Седой"
— Ты, вошь камерная, если еще раз ударишь дворянина, то тут же обосрешься.
Тюремщик сперва оторопел от моих слов, но потом с яростью на лице замахнулся. Недолго думая, я выпустил порцию страха и расслабил его кишечник. Результат превзошел все мои ожидания. Видимо, Шиза и Лиан не мелочились. В «предбаннике» в приемнике тюрьмы раздались громкие звуки и все, кто здесь находился, испражнялись в штаны: и садист, чиновник, и стража. Вонь затопила помещение, а я недовольно скривился. Перестарался.
— Ну что, дурак, теперь что скажешь? — Со смехом обратился я к нему. — Еще бить хочешь? Тюремщик, зажав ноги и согнувшись в три погибели, боясь пошевелиться, оторопело смотрел на меня. Потом неожиданно заорал благим матом, — Убиваюют! — Из вершителя судеб он моментально превратился в жалкое, обгадившееся ничтожество.
В приемник ворвались другие стражники и маг. Они вдохнули воздух и зажали носы руками. Потом вытолкали меня из помещения и захлопнули за нами дверь.
Теперь дышать стало легче, но я и в «предбаннике» не мучился, Лиан поставил свой фильтр, и я дышал чистым воздухом. А вот остальным досталось.
— Что там произошло, тан? — Спросил молодой маг, верно только в том году закончивший академию.
— Не знаю, мессир, меня хотели избить, но почему-то вместо этого обгадились, — со всем своим спокойствием ответил я. — У вас что, принято бить аристократов и студентов магической академии? — вопросом на вопрос ответил я.
— Я буду жаловаться и поверьте, чего бы мне ни вменяли, я найду способ донести своему отцу, нехейскому барону, что здесь, в тюрьме Бродомира, обидели несовершеннолетнего нехейца. — Я открыто угрожал, так как знал, нехейцев не остановят стены и должности. Они придут и все здесь сравняют с землей. Надо будет, за одного нехейца они возьмут город штурмом. Своим авторитетом они не рисковали и границ дозволенного не знали. Такие они были от природы.
Маг побледнел и тут же поспешно сказал:
— Подождите, я доложу по команде. — Быстро покинул коридор и вскоре явился в сопровождении того же маленького серого человечка. Теперь на лице серого не было былой предупредительности, он зло посмотрел на меня и стал почти шипеть, не в силах удержать рвущееся из него раздражение.
— Не надо угрожать, юноша, кроме вас есть еще ваши друзья, что здесь еще в городе находятся. Ваша невеста тоже здесь. И мы можем решить вопрос не так мирно, как хотелось бы.
— Да пожалуйста! — засмеялся я, — вы меня только освободите от обузы. Меня в степях обманули и подсунули орчанку. Так что, спасибо за помощь. Я не мог отказаться от нее, не навлекая на себя гнев степных вождей, так пусть он падет на королевство с вашей помощью. Жду Вас в своей камере. — Я смеялся ему в лицо. Казалось, коронера хватит удар, он стал красным как варенный рак. Его давление подскочило, и он стал хватать ртом воздух.
Потом тихо, еле слышно, выдавил: — в общую камеру его.
Опять тюрьма и снова общая камера. Моя жизнь разбита на этапы, как у рецидивиста, от тюрьмы до тюрьмы, а между ними гонки, схватки и спасение девиц. Какой-то замкнутый круг получается. Кроме того, довольно странный арест по навету. На основании «теплой» встречи, желания тюремщиков меня избить и то, что меня снова сажали в общую камеру, я понял, что справедливого разбирательства ожидать не стоит. Еще я стал догадываться, что без Рока здесь не обошлось. Сей смотритель за светлым миром решил привести в исполнение свои угрозы, не затягивая с вопросом моего устранения. Даже изменил своей привычке, делать все неспешно, растягивая, как обычно, на годы и столетия свои дела. Неужели я так сильно ему насолил? Или это месть за Худжгарха? Об этом стоит подумать на досуге. Кроме того, надо как-то обеспечить безопасность своей новой родни. Не думаю, что угрозы серого были пустым звуком.
Камера куда меня привели, оказалась небольшой с одним окошком, у потолка, возле которого сидело двое. В самой камере было десять арестантов. Куча прелой соломы и затхлый вонючий дух от немытых тел. Вот и вся обстановка.
Я подождал пока дверь в камеру закроется, и только потом прошел к тем двоим, что сидели у окна. Они с интересом смотрели на меня, ожидая что будет дальше. А дальше я подал знак воров и бандитов, скрещенные пальцы на руках, сами руки сложены на груди.
Этот знак показал мне Кувалда: — если, когда придется сесть еще раз в тюрьму, — инструктировал он меня, — показывайте, милорд, воровской знак лихих атаманов. — Заправилы камеры с огромным удивлением посмотрели на меня и кивком пригласили присесть.
— Ты кто? — Хрипло спросил невысокий, худой, но словно свитый из жил сокамерник.
— Студент из Азанара, — ответил я, усевшись рядом с ними. Они внимательно меня изучали, и тот же недоверчиво спросил: — под кем ходишь, студент?
— Под Рыбой. После этих слов напряжение несколько спало.
— Рыбу знаем, про Студента тоже наслышаны, Кровельщик поведал. Из благородных он. Какого-то авторитета с бригадой замочил, не помню, как звали, не подскажешь кого? — Жилистый лукаво посмотрел на меня.
— Медведя я грохнул и ребят его. Охоту на меня устроили, падлы. Демону продать хотели, пришлось защищаться.
Жилистый протянул лапу и с явным уважением представился:
— Веревка. А это Прун, — показал он на молчаливо сидящего товарища. Мне пришлось пожать его руку.
— За что тебя сюда, Студент?
— Говорят, мешал посольству у орков, кого-то предал. Но, думаю, граф Саккарти счеты сводит.
— Знаем эту гниду, — кивнул Веревка. — Он как прибыл в Бродомир, так много наших посажал, а потом за серебро выпускал. Почти весь общий котел на него спустили. В карты играешь? — спросил он.
Я усмехнулся: — после того, как обыграл Туза, со мной играть не хотят.
Жилистый почесал затылок: — надо же, самого Туза, знаем мы его, был тут. Он засмеялся, — тогда и мы играть не будем.
Прун все это время молчал, сидел истуканом, не прислушиваясь, и не проявляя интереса к разговору. На его бородатом лице блуждало тупое равнодушие. Но неожиданно он ожил, и обратился ко мне. Показал на окно и спросил: — вон видишь окошко, студент?
Я поднял глаза к потолку и потерял из виду обоих. Прун в это время молниеносно выбросил руку и попытался меня ударить. Надо отметить, он был очень быстр, но недостаточно для меня. Перехватив его руку за кисть, не глядя на него, я отвел ее в сторону и, продолжая движение, ткнул в жилистого в район горла. Веревка ухватился за горло и захрипел. Я повернул кисть и услышав треск, отпустил руку, только после этого посмотрел на Пруна. Тот схватился за руку, из которой торчал острый край кости и взвыл, Рядом хрипел и сучил ногами жилистый, из его горла торчала ручка заточки.
— Окно, как окно, Прун, — спокойно сказал я. — Не понял только, зачем ты Веревку убил? Эй там! — крикнул я сидящим у дверей в камеру, — позовите стражу, скажите, что человека убили. — Я отодвинулся от обоих бандитов и стал ждать.
На стук и крики в камеру залетели стражники и, раздавая удары дубиной, устремились к нам. Пожилой тюремщик, не доходя пару шагов остановился, покачал головой и сказал, обернувшись назад:
— Позовите господина дежурного надзирателя. А Вы, господин хороший, — обратился он ко мне, — объясните, что здесь произошло.
— Даже не знаю, что сказать, господин надзиратель, — я сознательно повысил стражника в должности и сокрушенно покачал головой. — Они беседовали. А потом этот, — показал рукой на стонущего Пруна, — ударил этого, — показал я на Веревку. — Все произошло очень быстро. Больше ничего я заметить не успел.
Разговаривая со стражником, частью своего слоеного сознания в это же время размышлял о странностях моего заключения. То, что Прун и Веревка собирались меня убить в камере и для этого меня сюда поместили, мне стало понятно. Но я не понимал, почему так быстро, до всякого разбирательства и предъявления мне официальных обвинений? Может быть, у них нет мало-мальских доказательств моей вины, а по письму графа осудить меня навряд ли получиться. Зато можно отгрести кучу неприятностей. Местное законодательство я знаю лучше их. Нет, тут что-то другое.
