Разрушитель божественных замыслов (СИ) - Сухинин Владимир Александрович "Владимир Черный-Седой"
— Я поговорить, студент, — сказал он, заметив какое впечатление произвело его появление в нашем лагере.
Я улыбнулся и с искусственной добротой в голосе, словно заботливый отец произнес:
— Слушаю тебя, сынок.
Жулик захлопал глазами, уставился на меня, как на неведомое чудо и возмутился:
— Какой я тебе сынок, студент? Ты не перегрелся у костра случаем? — он удивленно и с раздражением завозился на скамеечке, которая жалобно заскрипела под его весом. Маленькие глазки походного интенданта открылись шире и стали меня буравить.
— Ну как же, любезнейший! Еще не так давно вы изволили заметить, что я для вас отец и мать и даже больше! — теперь удивление постарался изобразить я. И с отеческим осуждением, как взрослый на малолетнего проказника вперил свой взгляд. Снабженец молча почесал лысый затылок и, подумав немного над моими словами, с кривой улыбкой, которая показывала его недовольство ответил:
— Так это… я, так образно выразился. Так сказать, в знак благодарности за помощь.
— Аа, — разочаровано протянул я, — тогда другое дело. Что на сей раз привело Вас уважаемый к нам в табор?
— Приданное орчанки, студент, — незамедлительно и по-деловому ответил толстяк, сложил свои пальцы, похожие на сосиски в замок и продолжил: — хочу его выкупить у тебя.
Ганга, хлопотавшая у костра и магистр, который всегда крутился рядом с нашей поварихой при ее готовке, внимательно на него посмотрели. Я посмотрел на них и перевел взгляд на толстого жулика и протяжно произнес:
— Интересно.
— Миллион золотых, уважаемый, и это не обсуждается, — с самой доброй улыбкой, какую мог натянуть на свое лицо, ответил я.
— Чтооо? Студент, ты не ударился головой? Ему цена тысяч пятьдесят-шестьдесят, а ты миллион просишь, — толстяк даже подпрыгнул на скамейке, услышав мои непомерный требования.
— Тогда вон с Гангой разговаривай, — став сразу равнодушным и, потеряв интерес к снабженцу, ответил я.
— Это ее приданное, — вытянул ноги и стал греть у костра, больше не обращая на того внимания. Снабженец кивнул согласно головой и повернулся к орчанке.
— Рена, что у вас в повозках? — масляным голосом спросил он. Девушка гордо вздернула голову и резко ответила.
— Я — тана!
— О, простите великодушно! — засуетился толстяк, — конечно, конечно, тана. Так что в повозках? — Его голос был смазан медом и сочился сахаром. Пухлые щеки раздвинулись в улыбке, а глазки спрятались за двумя большими холмами образовавшихся во время его улыбки.
— Я не знаю, — ответила орчанка и кивнула в мою сторону головой, — он знает.
Снабженец вновь повернулся ко мне, несколько сбитый столку, но настроенный весьма решительно продолжить разговор.
— Может Вы, тан, скажете, что там? — быстро сориентировался пройдоха и вместо студента, как обычно он обращался ко мне, назвал меня таном.
— А Вам зачем? — сделал я вид, что не понимаю, для чего ему нужна эта информация.
— Как зачем? — толстяк стал терять терпение, я уже сказал, что хочу купить содержимое обозов.
— А я уже ответил, Вам, уважаемый, что это стоит миллион, — я говорил обманчиво устало и безразлично, хотя знал, что в повозках товара наберется на тысяч сто, сто пятьдесят. Шелк и жемчуг был только в фургоне Ганги, на остальных были отлично выделанные шкуры, парусина и пеньковые канаты, что очень ценились и в Вангоре, и в империи у корабелов. По качеству не уступали тем, что делали лесные эльфары, но стоили гораздо дешевле.
— Но это же несерьезно! — воскликнул снабженец и зло зыркнул в мою сторону, но, кстати сказать, только на мгновение. Потом его взгляд опять стал обычным удивленным и любопытным, в них мелькнула неуверенность от начала такой торговли.
— Там не может быть товара на МИ-ЛЛИ-ОН, — произнес он по слогам и очень твердо, слово миллион.
— Не может, — согласился я. И еще больше удивил толстого торгаша.
— Тогда зачем… вы, тан, просите миллион? — он был сбит с толку.
Я пожал плечами и ответил:
— Торговаться я не умею, вот и назначаю сумму, от которой можно немного спустить.
Снабженец снова сложил пальцы рук в замок и уставился на меня. Он некоторое время смотрел, что-то обдумывая, и наконец спросил.
— Немного, это сколько?
— Ну не знаю… — я поднял глаза к небу, ища там ответ, потом вернулся к толстяку: — для начала тысяч пять, наверное, — вроде как нерешительно ответил я.
— Пять! Ахнул снабженец, — пять тысяч! Да мы сто лет так торговаться будем. Умрем и не успеем порешать, — подвел он итог моему предложению, собрав в трубочку рот, похожий на куриную гузку.
— А что вы хотите? — теперь сделал удивленное лицо я. — Я не хочу, чтобы мою невесту обманули. — При этих словах Ганга одарила меня самой очаровательной улыбкой, какую только могла сыскать у себя где-то глубоко запасниках души. Блеснули небольшие клыки и скрылись за маской скромницы, потупившей свой взгляд.
Толстяк беспомощно огляделся, остановил свой взор на магистре и сказал:
— Луминьян, может вы поможете мне, а то этот молодой человек не до конца понимает своей выгоды.
— Если мне позволят, то я смогу с вами поторговаться и найти выгоду продавцу и покупателю. — размеренно с достоинством ответил магистр.
Я видел, что натура идриша брала верх над магом и старый готов был броситься в схватку.
— Да, конечно, учитель, прошу Вас защитить наши интересы, — обратился я к нему и сел смотреть, и слушать начинающее разворачиваться представление.
Оба противника стали предельно собраны. Луминьян размял руки. Толстый их потер ладонь об ладонь. Они, как борцы на ковре, приглядывались к друг другу прежде, чем нанести удар своим предложением, прищурив глаза, и оценивали квалификацию соперника по позе, движению рук. В то же время производили впечатление игроков в покер. Вот, так будет правильнее, как борцы на ковре, которые вышли померится силами игрой в покер.
— Уважаемый магистр, я не знаю, что находиться в повозках, но готов все это приобрести за семьдесят тысяч. — Нанес пробный удар толстый.
— Вы просто не представляете, мой друг, что может отдать народ за всенародную невесту. Это Вам не бедная дочь какого-нибудь барона или графа, за которой дают гораздо больше, чем предлагаете Вы. И поэтому понятно стремление моего ученика стать «миллионэром». Ведь невеста является прынцессой. Магистр парировал легко и удвоил ставку, при этом попытался провести болевой прием на руку, прячущую карты.
— Да вы шутите, магистр, — спокойно возразил соперник, уйдя от болевого и делая подножку. — Даже за дочкой короля не дают миллион.
Оба были в своей стихии и обменивались первыми ударами, производя разведку боем. Как показали дальнейшие события, это были титаны торговли. Оба находили веские аргументы и контрдоводы, обосновывая свою цену. Оба совершили по семь подвигов Геракла на почве торговли, показывая чудеса изворотливости и красноречия. Несколько раз дело чуть было не дошло до схватки в рукопашную.
Толстяк божился, что он очень беден и еле сводит концы с концами. Но я подумал, что он не смог свести концы, только потому что они очень длинные. Кричал, что магистр хочет его разорить и пустить по миру его детей и еще громче кричал: — Детей пожалейте! — Потрясая при этом руками.
Ганга сидела с открытом ртом, переводя взгляд с одного на другого. Фома невозмутимо варил кашу, забытую орчанкой. Гради-ил ушел в медитацию. Никто не заметил, как на берег вылезла Краля и подставила брюшко для чесания. Я тоже, не задумываясь, весь поглощенный созерцанием происходящего мастер класса, чесал ее.
За время торговли я узнал много нового. Оказывается, магистр был сыном барона и служанки идриши. А толстяк сыном поварихи и какого-то графа. Оба бастарда учились и содержались в одном приюте и били друг другу морды в детстве. Все это они припомнили в ходе перепалки. Толстяк несколько раз вставал и делал вид, что уходит, а магистр останавливал его, делая новое предложение. В конце концов они сошлись на ста десяти тысячах.