Конан и грот Дайомы - Мэнсон Майкл (прочитать книгу TXT) 📗
План его был вполне реальным, ибо смертельной вражды между ванирами и киммерийцами не было. Они то ссорились, то мирились; иногда вместе воевали с асами, иногда ходили в набег на Гиперборею, а временами случалось и обратное: киммерийцы и асиры, вступив в союз, обрушивались на Ванахейм. Многое зависело от вождей, от их междоусобиц и счетов друг с другом. Бывало так, что ван ненавидел вана сильнее, чем асира или киммерийца, и охотно принимал помощь иноплеменников, чтобы пустить кровь сородичу. И потому Конан полагал, что сможет с кем-нибудь сговориться – тем более, что в этих северных краях имя его пользовалось известностью и даже почетом. Вот только бы пикт не сделался помехой… Если он заявится в ванирскую усадьбу с Тампоатой, может случиться что угодно… Ваниры любили пиктов не больше, чем киммерийцы.
Тампоата же, не ведая о сомнениях Конана, бодро шагал вперед, размышляя вслух об обычаях пиктов и киммерийцев, о древних традициях и богах.
– Рассказывала мне мать, – говорил он, – что вашему Крому нет до людей никакого дела. Как появится на свет младенец, посмотрит Кром на него один-единственный раз, и если тот выживет, тогда богу вашему и заботы нет. А не выживет, так кидают младенца псам… Верно ли это?
– Верно, – подтвердил Конан.
– Плохой обычай. Наш Гулл заботится о всякой живой душе, и потому пикты многочисленны, как песок на морском берегу, а киммерийцев мало.
– Зато каждый словно скала, а песок, как ведомо всякому, расступается перед ударом камня.
– И поглощает его, клянусь волчьими ребрами! Нет, пикты – живучее племя, и никакие удары их не страшат! Возьми, к примеру, Семитху, о коем я рассказывал прошлый раз: смог бы киммериец, подобно ему, возродить целое племя?
– Ваш Семитха – хейворк, людоед, – возразил Конан. – Ничем не лучше кутруба! И племя он породил людоедское. Довелось мне поглядеть на ваших пиктов под Тасцеланом, лет восемь назад. В том, что они аквилонскую крепость сожгли, нет позора; в крепости сидели воины, стрелки да копьеносцы. Но потом начали они резать переселенцев, а тела их подвергать осквернению – полосовать ножами, выкалывать глаза, вырывать кишки. К чему?
– А разве киммерийцы не вырезают у врагов печень? – вскинулся Тампоата.
– Только у воинов. Я же говорил о мирных переселенцах.
– Мирных, как же! Она заняли исконные наши земли за Громовой рекой! Конаджохара и Боссонские топи издревле принадлежали пиктам!
Это было истинной правдой, и Конан ничего не ответил. Наступило молчание; путники медленно пробирались вдоль скал, не забывая поглядывать по сторонам. Безлюдные земли, разделявшие Пустоши Пиктов и Ванахейм, кончились, и теперь они могли в любой момент наткнуться на какую-нибудь усадьбу или на охотника-вана. Слева от них, на расстоянии полусотни локтей, тянулись прибрежные утесы, справа уходила на восток, широкая равнина, покрытая мхом и первыми ростками травы; в ванахеймской тундре наконец начиналось лето, короткое, как хвост сирюнча.
Разговорчивый пикт не мог вынести долгого молчания. Отбросив капюшон на спину, он поинтересовался:
– Про каких хейворков и кутрубов ты помянул? Что это за твари? И водятся ли в здешних местах?
– Хейворки – сыновья Ледяного Великана Имира, – пояснил Конан, – Ростом они втрое выше обычных людей и приходят вместе со снежными бурями. Сила их велика, но и от этих гигантов можно оборониться: не любят они жарких костров, раскаленных камней очага да черного теплого дыма. Опасней дочери Имира, ледяные девы. Пляшут они обнаженными среди вьюг, чаруют путника своим белоснежным телом и замораживают до смерти. Одни говорят, что можно отогнать их заколдованным железом, другие же уверены, что нет от них спасенья! Видел я одну…
– Когда? – с жадным любопытством спросил Тампоата.
– Лет шесть или семь прошло. Ходили мы тогда в набег с асирами на ванов. Все полегли в бою, кроме меня… Тут она и явилась!
– Как же ты спасся? Киммериец пожал плечами.
– Дело случая! Шли за мной побратимы, асы Ньорд и Хорса… Они-то и нашли меня, обмороженного, в снегу. Нашли, отогрели и спасли… А потом поведали о колдовских плясках Имировых дочерей… Правда, страшны эти девы лишь мужчинам, а над женщинами у них власти нет.
– Почему? – подала голос Зийна, обласкав Конана взглядом голубых глаз.
– Потому, малышка, что дочери Имира склоняют мужчин к любви и к смерти в своих ледяных объятьях. А женщине обниматься с женщиной толку нет.
– Значит, твоя девушка нас спасет в случае чего, – ухмыльнулся Тампоата. – И сейчас тепло, не время для метелей и вьюг… Стоит ли опасаться?
– Опасаться стоит всегда, – молвил Конан. – В Ванахейме даже летом падает снег.
Они снова замолчали, потом Зийна напомнила:
– Ты еще говорил о кутрубах…
– Кром! Эти твари опасней ледяных хейворков, потому как умеют летать! И еще они вечно голодны и пожирают людей словно баранов, фаршированных фисташками. Но водятся кугрубы в жарких краях, в горах и пустынях Иранистана, так что здесь они нам не страшны.
– И с ними тебе доводилось встречаться? – спросил Тампоата.
– Доводилось. С одним сидел я вместе в стигийской крепости, в темнице. Звали его Шапшум; огромный парень с волосатой шкурой и клыками длиной в ладонь…
Конан сделал паузу, припоминая. Молодой пикт толкнул его локтем в бок.
– Клянусь богами Леса, Неба и Луны! Каждое слово надо из тебя вытягивать, киммериец! Ну, сидели вы в крепости… А что потом?
– Потом вырвались на волю и разнесли ту крепость по камешкам. Правда, разносил Шапшум и жрал стигийцев одного за другим, а я искал в развалинах сокровища.
– И нашел?
– Нашел.
– А куда они делись?
Конан пожал плечами и усмехнулся.
– Куда деваются все сокровища? В сундуки кабатчиков, как ведомо всем… Многое я пропил-прогулял в Аргосе да Шеме, но остатков хватило, чтоб снарядить судно да набрать на Барахах добрую команду… Только и корабль тот, и люди мои пошли на дно по воле злобного колдуна.
– Это какого же?
– Того, в чьи владения мы идем, – коротко ответил Конан. Ему не хотелось распространяться о цели их странствий. Зийна не бросила бы его даже на краю света, а Тампоате достаточно было слов старого Зартрикса: мол, помоги киммерийцу уничтожить зло, что затаилось на севере, в каменных башнях у берега моря. Хоть пикт и был любопытен словно сирюнч, но лишних вопросов не задавал.
За недолгие дни совместных странствий Конан к нему привязался. Прежде глядел он на пиктов сквозь прицел арбалета, либо ловил на копье, либо бил секирой; и мало с кем из них довелось ему обменяться словом. Теперь же пикт шел рядом с ним, и постепенно Конану открывалась душа лесного народа: источники их безумной отваги, их кодекс чести, их предания и обычаи, жестокие, но по-своему справедливые. Правда, Тампоата, сын Никатхи и киммерийской пленницы, являлся необычным пиктом: не угрюмым, как его сородичи, а веселым, не молчаливым, но скорее разговорчивым и любопытным. И он, безусловно, был куда более приятным спутником, чем сероликий Идрайн. Он был человеком!
Сейчас Тампоата толковал об оружии.
– Разве железный топор крепче каменного? – говорил он. – Попробуй, ударь железом по камню – только искры полетят! Так что в крепости они равны. Но железо надо достать из земли и, как говорят, долго калить в огне, а потом трудиться над ним с молотами и другими хитрыми штуками, что позволяют держать раскаленный клинок или топор, острить его край, проделывать в нужных местах дыры. С камнем все проще: нашел подходящий осколок, оббил его, заточил – вот тебе и секира! К тому же железо поедает ржавчина, а камень…
– Пока ржавчина сожрет клинок, им можно срубить много голов, – прервал пикта Конан, поглаживая рукоять зингарского меча. – А если ты мажешь сталь жиром, то ей никакая ржавчина не страшна.
– Жиром! – воскликнул Тампоата. – Жиром! Кормить мертвое железо добрым жиром, который можно съесть! Нет, это не для пиктов!
– Просто пикты прожорливы и ленивы, а потому не желают возиться с железом и выучить кузнечное ремесло.
