Мир Валькирий. Адаптация (СИ) - Ковальчук Алексей Алексеевич (книги без сокращений TXT) 📗
– Нет, тебе идти на казнь не надо. Там другой человек приговорен, – Ольга улыбнулась. – А вот присутствовать обязан, – твердо добавила она. – Ты же просил за дочь этой женщины? Я должна показать тебе, как выполняю свои обещания.
– Э–э–э.... да я абсолютно тебе верю, – все еще растерянно произнес я.
– Это хорошо, что ты мне веришь, – задумчиво протянула Ольга. – Но мне все-таки хотелось, чтобы ты все увидел своими глазами.
Я задумался. Вы когда-нибудь присутствовали на казни? Сомневаюсь, что это может быть приятным зрелищем. Меня передернуло. Имхо, учитывая, что XXI век на дворе, такие вот средневековые традиции выбивают из колеи. Зачем Ольге мое присутствие? Навряд ли ей требуется моя поддержка. Когда она в образе КНЯГИНИ ГОРДЕЕВОЙ, там за версту несёт такой силой, что поддержка нужна скорее окружающим, чтобы не разбежались от страха. Тогда что это? Урок для меня? Типа, не лезь, малыш, куда не просят. Возможно! Больше похоже на правду. Лады, сходим. Не потому что интересно, а потому что, если проявлю слабость и сдам назад, потеряю больше, но уже в глазах Ольги.
– Ну пошли, поприсутствую, – криво усмехнулся я.
В этом зале я еще не был: на глаз где-то сто квадратных метров, потолки высотой метров шесть. До блеска надраенный паркетный пол, вдоль стен шесть колонн, – по три слева и справа от входа – украшенных искусной резьбой с изображениями разных животных. Огромные витражные окна с обеих стороннаходились как раз между колоннами и давали много света. Три хрустальные люстры свисали с потолка. Ну и дополнял картину простой деревянный трон. Или не трон. Трон, в моем понимании, должен находиться на подиуме и быть похожим на произведение искусства. А это кресло стояло просто на полу у противоположной от входа стены, тоже украшенной резьбой и огромнымбарелефом росомахи из чистого золота прямо по центру. Именно этот зверь изображен на гербе клана.
Я снова перевел задумчивый взгляд со стены на кресло. Или все же трон? Нет. Для трона оно какое-то простое слишком. Из темного дерева, практически без украшений, с полукруглой невысокой спинкой. И только на подлокотниках, в том месте, где удобно положить ладони, были изображены по четыре длинных когтя. А назову–ка я его мега–креслом, ибо странное оно какое-то.
Пока шли по залу, Ольга попросила встать справа от кресла и на шаг позади. С этой позиции был хорошо виден весь зал, и при этом я мог спокойно любоваться профилем своей девушки. В той же позиции, что и я, только слева от кресла, стояла Рада, воительница в ранге "Альфа". Как я позже узнал, помимо функций телохранителя, девушка выполняла еще разные деликатные поручения, являясь, по сути, карающей рукой своей госпожи. Та еще, блин, должность.
В зале находилось еще шестеро охранниц, две стояли по краям входной двери, а остальные четыре распределились напротив каждого окна. Кстати, что-то я Леры два дня уже не встречал. Как раз после сцены в подвале начхран всего поместья перестала попадаться на глаза. Надо будет у Ольги ненавязчиво поинтересоваться, а то, может, она её того, в распыл? Вряд ли, конечно, Ольга резкая девочка, но косяк Леры, допустившей моё неожиданное появление в подвале, на ликвидацию последней явно не тянул. Хотя здесь, то еще средневековье. Может, Лера столько пунктов нарушила, что тоже попала под статью о предательстве?
Я резко выдохнул. Н–да женский мир с тотальным матриархатом – это что-то с чем-то. И тут, прерывая мои размышления, входные двери распахнулись, и в сопровождении еще одной охранницы в зал вошла девочка. Так вот ты какая, симпатяшка, из–за которой я пережил несколько неприятных мгновений. Я порадовался, что такая красотуля ещё поживет. Густые, слегка вьющиеся каштановые волосы, ярко–изумрудные глаза, пухленькие, красиво очерченные губки. Года через два–три это будет бомба, а через пять–шесть лет – вообще сверхновая. Девочка тем временем приблизилась, остановилась в пяти шагах от Ольги и присела в глубоком реверансе.
– Лиза, – поизнесла Ольга.
– Ваша светлость, – ответила девочка, слегка поклонившись.
– Тебя привели, чтобы ты смогла встретиться со своей матерью. В последний раз, – жестко проговорила Ольга.
Лиза вздрогнула, а глаза слегка заблестели от сдерживаемых слез.
– Что с ней? Почему в последний? – почти прощептала она.
– Об этом она расскажет тебе сама, – отрезала Ольга.
При последних словах двери снова распахнулись, и в зал, так же в сопровождении охранницы, вошла молодая женщина. Похоже, мама Лизы. Да, точно. Именно она стояла на коленях, умоляя пощадить ее ребенка.
Я нахмурился, что-то картинка становится слишком мрачной, очная встреча матери с дочкой почему-то не вселяла оптимизм.
Мать девочки, как-то я не потрудился узнать её имя, тем временем приблизилась к нам и, став рядом с дочкой, отвесила такой же поклон с реверансом. Ольга в этот раз промолчала, только дернула головой, указав подбородком в сторону Лизы.
Молодая женщина, на вид не старше тридцати лет, повернулась к Лизе, опустилась на колени и протянула к ней руки. Девочка тут же бросилась к ней в объятья и сквозь уже не сдерживаемые рыдания спросила:
– Мама... Мамочка... Почему мы с тобой больше не увидимся? Что.. Что случилось?
Женщина, по лицу которой тоже текли слезы, слегка отстранилась и, глядя Лизе в глаза, продолжая держать своего ребенка за руки, тихим, но твердым голосом сказала:
– Прости меня, солнышко. Прости. Я совершила страшное преступление, и мне нет прощения. Я навлекла на нашу семью большой позор. И смыть его можно только кровью. Моей кровью. Я очень сильно подвела тебя. Прости меня, пожалуйста.
– Неужели совсем ничего нельзя сделать? – жалобно спросила Лиза.
– Можно, доченька. Можно умереть! Это единственная плата за мое преступление и другой быть не может. Запомни этот день и никогда не вставай на путь искушения, никогда не иди против чести и достоинства. А теперь отойди, пожалуйста, и дай мне исполнить то единственное, что еще в моих силах. Прости меня, если сможешь.
С последними словами мать оттолкнула свою дочь, а охранница, тут же схватив девочку за руку, отвела ее в сторону на несколько шагов. Лиза не сопротивлялась, просто стояла, смотрела на мать и продолжала беззвучно плакать.
Я тоже стоял, смотрел на всё это действо, в нервном напряжении до крови прокусив нижнюю губу. Вся эта ситуация выбивала из колеи. Что будет дальше? Надеюсь, матери не будут отрубать голову на глазах у дочери.
Тем временем вторая охранница, стоявшая рядом с матерью, вытащила из ножен на поясе узкий и длинный, сантиметров двадцать, клинок и протянула рукоятью вперед продолжавшей стоять на коленях женщине. Та, оставшись стоять на коленях, провернулась лицом в сторону Ольги и слегка охрипшим голосом сказала:
– Благодарю за возможность уйти достойно, ваша светлость.
Ольга, за все это время, как мне показалось, даже ни разу не шевельнувшаяся, на эти слова лишь слегка кивнула головой.
А мать Лизы перехватила нож двумя руками, направив остриём себе в грудь, замерла на пару секунд и резко, на выдохе, вонзила себе прямо в сердце. Тело, – да, теперь уже просто тело, – простояв немного, завалилось вперед и распласталось на полу. Только руки так и остались на рукояти, вцепившись мертвой хваткой.
Я закрыл глаза. Но мрачные картинки продолжили мельтешить перед мной, сменяясь как в каледойскопе. Вот мать вонзает себе в грудь нож. Вот Лиза стоит, закрыв глаза обеими руками. Вот Ольга, молчаливо смотрящая на все это.
Сколько так простоял, не понял. Очнулся от прикосновения к щеке. Открыл глаза и понял, что плачу, как девчонка. Напротив стояла Ольга и вытирала мне слезы тыльной стороной ладони. В глазах её плескалась тревога. Я резко запрокинул голову вверх, чтобы прекратить это соленое безобразие, что двумя ручьями стекало по лицу. Кажется, получается.
– Как ты? – тихо спросила Ольга
Я обвел взглядом зал и никого не нашел. Все уже ушли, только мы с Ольгой вдвоем и остались. Даже труп уже унесли. Присмотрелся к месту, куда упала мать Лизы. Ни пятен крови, ничего. Оперативно, млять.