Метка - Бродвей Элис (книги без регистрации бесплатно полностью .TXT) 📗
– Большинство из нас? – резко переспрашиваю я. Словно в поисках нужных слов, Обель прижимает ладонь ко лбу.
– Иногда гак непросто выбрать верный путь! – шепчет Обель, обращаясь скорее к самому себе. – Понимаешь, Леора… Твой отец… Я пришёл в Сейнтстоун из-за него. Пришёл вслед за ним. Я верил ему, как и многие другие. Он дал нам надежду. Позволил надеяться, что пустые когда-нибудь смогут жить рядом с отмеченными. У меня вырывается хриплый всхлип, и Обель умолкает, внимательно глядя на меня.
– Ты так на неё похожа! Я думал, отец как-то намекнул тебе…
– О чём? Что Белая Ведьма – моя дальняя родственница? Она? Самая первая пустая?
И папа этого не стыдился? – Мой голос взвивается до крика. Мысль настолько нелепа, что я не могу удержаться от смеха, но Обель по-прежнему серьёзен.
– Зачем вы дали мне нарисовать её, если не собирались больше ничего рассказывать? – Меня накрывает волна тошноты, и я цепляюсь за подлокотники кресла. – Не надо было подсовывать мне рисунки, раз не хотели лишних расспросов. Зачем вы это сделали? Думаете, мне нравится быть как-то связанной с чёртовой Белой Ведьмой? Обель страдальчески морщится, но меня уже не остановить.
– Мы все знаем историю. Ведьма проклята, изгнана, забыта! А вы говорите, что я на неё похожа?
– Забыта ли она, Леора? – Обель вглядывается в меня так пристально, будто ищет в моём лице подсказку следующим словам. – Действительно ли она забыта? Похоже, ты знаешь о ней довольно много. Уверен, что и твоим друзьям о ней кое-что известно. – С этим не поспоришь, и я нехотя киваю. – Полагаю, Белая Ведьма – одна из самых знаменитых женщин в нашей истории.
– Вы говорите о ней, словно… словно она сотворила что-то важное. Пустых больше нет, их изгнали, и её тоже. Я не дура, Обель. И уже не ребёнок.
Наставник по-прежнему смотрит на меня холодно и оценивающе, не отводя глаз.
– Ответь мне на такой вопрос, Леора, – продолжает он, и в его голосе проскальзывают нотки отчаяния. – Ты помнишь ту женщину, которая просила нанести ей знак листа в память об умершем ребёнке? Знак листа у подножия семейного древа?
– В тот раз вы заставили меня нарушить закон! – с разгорающимся гневом выкрикиваю я. Но Обель лишь склоняет голову набок, словно ничего особенного не происходит.
– Почему мы нанесли ей знак тайно? Почему ей нельзя помнить малыша открыто? А я скажу тебе почему. Лонгсайт настолько боится пустых, что даже младенцу двух дней от роду, умершему без первого знака, отказывает в праве на память. Он боится, что если мы станем помнить детей без знаков, то захотим помнить и других пустых. Лонгсайт уверяет, что пустые опасны для общества, но он сам опаснее всех, кого я знаю. У меня достаёт сил лишь молча смотреть на Обеля. Поражают не только его слова, но и страсть, напор, с которыми он произносит свою короткую речь. Всегда спокойный и собранный мастер исчез, мой собеседник искренне страдает, говоря о пустых.
– Это неправда! – тихо отвечаю я. Сердце стучит так быстро, что мне никак не собраться с мыслями.
Дальше Обель говорит более спокойным тоном:
– Как ты думаешь, почему правительство так озабочено записями о знаках и метках? Они хотят знать о нас всё! Хотят всех контролировать. Они уверены, что пустые готовят мятеж. Настолько уверены, что готовы обрушить кары на собственный народ. Но чего они так боятся, Леора? – Он придвигается ближе, на лице его застыло сосредоточенное выражение. – Пугала, которое сами придумали, чтобы нагонять страх на детей. Ты когда-нибудь задумывалась, что такого ужасного в пустых? Быть может, мы зря верим чужим россказням? Я закрываю глаза. Веки саднит от усталости и от слёз, которым я упорно не даю пролиться. Хочется спать. Свернуться бы калачиком и отключиться от всего этого. Вернуться в прошлое. Туда, где не было на площади церемонии нанесения знака, не было предостережений мэра Лонгсайта, в дни, когда пустые были для меня лишь картинками в книжке.
– Даже не пытайтесь представить их бедными несчастными овечками! – шёпотом защищаюсь я. – Вы были в музее, в зале за зелёной дверью. Пустые – чудовища. Я мотаю головой и наконец чувствую, что готова встать.
– Подумай об отце, Леора. Он бы не хотел услышать от тебя такое.
– Я всегда думаю о папе. – Мне с трудом удаётся отвечать спокойно, не срываясь на крик. – Не знаю, с чего вы взяли, что папа был как-то связан с ведьмами и пустыми. – Леора! Твой отец боролся за свободу, за равенство, за единство всех людей! – Обель раздражённо скрипит зубами. – Когда-нибудь ты поймёшь. Направляясь в заднюю комнату, я на мгновение оглядываюсь.
– Спасибо, что окончательно испортили этот день. Даже не думала, что такое возможно. Можете собой гордиться.
Смаргивая злые слёзы, снимаю с крючка у двери сумку, набрасываю шаль. Сквозь открытую дверь в студии виден Обель. Он так и сидит – неподвижно, сжав ладонями голову.
Я ухожу и не оглядываюсь, когда тяжёлая дверь с лязгом захлопывается за моей спиной.
Глава двадцать седьмая
Как же я устала! Больше не знаю, куда пойти, кому довериться. Последние месяцы стали самыми тяжёлыми в моей жизни. После папиной смерти я думала, что дальше некуда, думала, что хуже не будет, но жестоко ошиблась. Теперь я тщетно ищу в будущем хоть лучик надежды. Там лишь холод и страдания. Там пустота.
Склонив голову, я шагаю против колючего ледяного ветра, от которого слезятся глаза и болят щёки. Меня то и дело толкают прохожие. Быть может, я стала невидимой? Исчезла?
«Поменьше таких мыслей, – одёргиваю я себя. – Это мысли пустых. Так могла бы рассуждать Белая Ведьма».
Больше всего я устала от того, что все вокруг знают какую-то тайну, мне неизвестную. Моей жизнью управляют все, кроме меня. Навстречу попадается мужчина с собакой на поводке. Пёс весело прыгает, тянет хозяина вперёд, и эта картинка очень точно описывает мои ощущения. Я – тот самый глупый пёс, уверенный, что он выбирает дорогу, хотя на самом деле его ведут, им управляют. Что ж, всё можно изменить.
Какой смысл ждать и молча подчиняться? Пора взять собственную жизнь в свои руки.
Я знаю, куда мне нужно пойти.
Передо мной высится громада правительственного здания. Архитекторов величественного строения из красного кирпича занимала не красота очертаний, а лишь удобство чиновников. Здание словно всё состоит из кубов, параллелепипедов, острых углов и прямых непритязательных линий, чтобы даже формами не отвлекать работников и посетителей от поистине важной работы. Я никогда не была в административной секции этого здания. В школе нас приглашали сюда на экскурсию, но я не пошла – что может быть зануднее? Верити конечно же ходила сюда с классом каждый год. Давно мы с ней не виделись. Работа отнимает гораздо больше времени, чем я ожидала. В прошлый раз, когда я заглянула к ним в гости, Саймон сказал, что Верити болеет – простыла. Я по ней соскучилась.
Безликий вестибюль выкрашен светло-коричневой краской. Вдоль стен выстроились стулья, на которых ожидают посетители. Чтобы пройти к кабинетам чиновников, надо миновать большой полукруглый стол регистрации. Девушка за этим столом – одна из наших школьных красоток, не упускавшая случая высмеять меня, если мы оказывались в одном классе.
Я быстро прохожу мимо стола регистрации, не разматывая шаль, рассудив, что, если напустить на себя достаточно уверенный вид, то меня не остановят. Девушка смотрит на меня с тем же презрительным выражением на лице, что и в школьные годы. Может быть, это её обычный вид? Интересно, узнала или нет? Кажется, она собирается меня окликнуть, но тут кто-то подходит к столу с другой стороны и звонит в колокольчик, требуя незамедлительного внимания.
Я иду дальше.
Повернув за угол, останавливаюсь перевести дыхание. Всюду указатели к различным департаментам: одни на стенах, другие свисают с потолка. Отыскав Департамент похорон и взвешивания душ, иду по стрелкам.
