Честь корабля - Говард Роберт Ирвин (электронные книги бесплатно .txt) 📗
Теперь же было совершенно ясно, что обратного пути нет, и от этого я чувствовал себя хуже некуда. Чемпионом я был опять-таки только на «Морячке» и, сойдя на берег, тут же услышал, как Хансен-Мухомор и Билл О'Брайен пытаются решить промеж собой, кому из них отныне будет принадлежать этот почетный титул.
Что ж… Быть может, некоторые и скажут, что мне следовало спровадить Майка на берег, а самому остаться. Но, по-моему, если человек вот так запросто бросит своего пса, это еще хуже, чем оставить в беде товарища.
Майка я подобрал несколько лет назад в Дублинском порту, где он бродил сам по себе, дрался с любым попадавшимся на пути четвероногим и тяпнуть при случае какого-нибудь двуногого обормота тоже не возражал. Майком я его назвал в честь моего брата, Железного Майка Костигана, отлично известного в тех высших бойцовских кругах, куда мне никогда не попасть.
Так вот, побродил я малость по местным забегаловкам и вскоре наткнулся на Тома Роуча, тощего такого механика; я однажды в Ливерпуле его нокаутировал. Мы немного потрепались, кочуя из заведения в заведение и понемножку выпивая, и наконец забрели в кабачок, несколько отличающийся от других. Сплошь, понимаете ли, одни французы, в великом множестве, да такие важные, разодетые в пух и прах, спасу нет! Бармены с официантами, тоже все французы, покосились на Майка нехорошо, но ничего не сказали. Я принялся было выкладывать Тому свои горести, но тут заметил, что прямиком к нашему столику движется высокий молодой человек в элегантном костюме, при перчатках и трости. Его в этом кабаке хорошо знали, судя по тому, как местные олухи повскакивали с мест, салютуя ему бокалами и вопя что-то по-французски. Он им всем снисходительно улыбнулся и этак замысловато взмахнул тростью. Вот этот его жест меня здорово разозлил. То есть этот чудак с самого начала себя повел вызывающе, понимаете?
Ну а Майк дремал себе спокойно подле моего стула — он, как и всякий настоящий боец, не слишком привередлив. А этот здоровый франт вполне мог бы через него перешагнуть или же обойти, однако он остановился и ткнул Майка своей тростью. Майк приоткрыл один глаз и вежливо этак приподнял верхнюю губу, словно бы говоря: «Нам неприятностей не нужно. Иди куда шел и оставь меня в покое».
Тогда этот французский идиот — что бы вы думали? Поднял ногу в шитой на заказ кожаной туфле и изо всех сил пнул Майка по ребрам! Мне кровь ударила в голову, и в какую-то секунду я был на ногах, но Майк оказался проворнее. Он прыгнул и целью себе наметил уж никак не ногу этого лягушатника, а глотку. Однако француз, оказавшийся на удивление шустрым, опустил тяжелую трость Майку на голову. Бульдожка мой упал и замер. В следующий же миг француз тоже грохнулся на пол и тоже замер, да, вы уж поверьте, еще как! Мой удар с правой в челюсть его уложил, а стойка бара, к которой он, падая, приложился маковкой, помогла ему не подняться.
Я нагнулся к Майку, но он уже и сам очухался, хотя о голову его сломали трость со свинцом внутри. Да, чтобы отключить Майка хоть на несколько секунд — это постараться надо. Как только он снова начал соображать, глаза его налились кровью и забегали в поисках обидчика. Я тут же схватил его и целую минуту был занят только тем, как бы его удержать. Затем глаза его вновь стали нормального цвета, он завилял обрубком хвоста и лизнул меня в нос.
Однако я отлично знал, что при первой же возможности он перегрызет этому французу глотку, если только раньше не сдохнет. Взять верх над бульдогом можно, только убив его.
Будучи занят Майком, я не слишком-то обращал внимание на то, что творится вокруг. Но банда французских моряков, возжелавших было броситься на меня, остановилась, завидев в руке Тома Роуча револьвер. Том — боец серьезный, к дурачествам не расположенный.
К этому времени мой француз очнулся. Стоял, прижимая платок к кровоточащей губе, и, слава Юпитеру, никогда еще не видел я такого взгляда! Лицо его было мертвенно-бледным, а черные глазищи, устремленные на меня!.. Нет, ребята, в них была не просто ненависть и желание разделаться со мной. В глазах его сверкала мгновенная смерть! Однажды, в Гейдельберге, я видел известного фехтовальщика, убившего на дуэлях десять человек; вот у него глаза были точно такие же.
А вся тамошняя французская банда меж тем суетилась вокруг Майкова обидчика — орали, выли, лопотали что-то по-своему, так что ни слова не разобрать. Потом один подскочил к Тому Роучу, потряс кулаком перед его носом, указал на меня, заорал, и вскоре Том обратился ко мне:
— Стив, этот гусь вызывает тебя на дуэль. Что скажешь?
Я снова вспомнил того немецкого дуэлянта, подумал: «Этот петух наверняка родился с рапирой и дуэльным пистолетом в руках!» — и только открыл рот, чтобы сказать: «Ну уж дудки!», как Том шепнул:
— Это ведь тебя вызывают! Значит, и выбор оружия — за тобой.
Тут я облегченно вздохнул, а лицо мое, простодушное, но честное, расплылось в улыбке.
— Скажи, что я выбираю боксерские перчатки. По пять унций.
Конечно же, я так прикидывал, что этот хлыщ в глаза никогда не видал перчаток. Поэтому вы, может, думаете, будто я с ним играл нечестно, ну а он-то сам? Я-то, рассчитывая, что он не отличит левого хука от нейтрального угла, намеревался только задать ему небольшую взбучку. Ну да, верно, чувствуя за собой явное преимущество. Но он-то намерен был убить меня! Я ведь вовсе никогда не держал в руках шпаги, а из пистолета не попаду даже в стену сарая…
Ну, Том перевел им мои слова, и они снова залопотали по-своему, и, к изумлению моему, на красивом, но злобном лице моего визави заиграла холодная, убийственная улыбка.
— Они спросили, кто ты такой, — пояснил Том. — Я сказал, мол, Стив Костиган из Америки. А этот петух ответил, что его зовут Франсуа и этого, как он полагает, для тебя достаточно. Сказал, что будет драться с тобой прямо сейчас, в частном клубе «Наполеон». Там, похоже, держат ринг на случай, если кому-нибудь вздумается выставить приз для боксерского матча.
По дороге в вышеупомянутый клуб у меня было время как следует поразмыслить. Весьма вероятно, что этот Франсуа, кто бы он ни был, кое-что смыслит в нашем мужественном искусстве. Похоже, размышлял я, парень — из богатеньких клубменов, боксирующих удовольствия ради.
И обо мне он, видать, не слышал, так как даже самый богатенький любитель не мог бы возомнить себе, будто у него имеется шанс против Стива Костигана, который всюду известен как самый крутой матрос во всех азиатских водах (если только позволительно мне самому о себе это говорить), чемпион (то есть теперь уже экс-чемпион) «Морячки», самой крутой посудины среди торговых судов.
При мысли, что деньки мои на нашей старой лоханке кончены, меня словно бы пронзило насквозь острой, мучительной болью. Интересно, что за обормот теперь займет мое место в кают-компании и будет спать на моей койке и что отмочат над ним наши баковые… А будет ли ребятам недоставать меня? И одолел ли Билл О'Брайен Хансена-Мухомора? Или же датчанин выиграл? Кто там теперь чемпион на «Морячке»?
В общем, было мне здорово не по себе, и Майк это понял, заворочался на сиденье рикши, что вез нас в клуб «Наполеон», придвинулся поближе и лизнул мою руку. Я потрепал его за ухо, и на душе сделалось полегче. Уж Майк-то, всяко, ни за что меня не оставит!
Клуб оказался заведением — будь-будь! Дворецкие при входе, или там дворовые, или еще кто, один черт, в ливреях, не хотели было пускать внутрь Майка, однако пришлось, еще как! Раздевалка, которую мне отвели, тоже была самой роскошной из всех, что я видел в жизни, и выглядела скорее дамским будуаром, чем боксерской раздевалкой.
— У этого типа, видно, монет — куры не клюют, — сказал я Тому. — Ишь как они все за него держат мазу! Как считаешь, жульничать не станут? Кто будет рефери? Если француз, как же я услежу за счетом?
А Том ухмыльнулся:
— Вот так-так! Ты что же, вправду полагаешь, будто ему придется считать секунды для тебя?
— Нет, — ответил я. — Но предпочел бы следить, как он отсчитывает секунды над тем типом.
