Властелин колец - Толкин Джон Рональд Руэл (читать книги без сокращений .TXT) 📗
Вместе с ним пропало во мраке и Кольцо, так что даже создатель Кольца не смог проведать о судьбе своего детища, когда вновь начал набирать силу.
– Голлум! – закричал Фродо. – Неужели это был Голлум? Ты имеешь в виду то самое существо, с которым встретился Бильбо? Какая отвратительная история!
– Скорее печальная, – вздохнул волшебник. – Героем ее мог бы стать и кто–нибудь другой. Например, кто–нибудь из хоббитов…
– Не верю, что Голлум в родстве с хоббитами, хоть бы и в отдаленном! – с жаром запротестовал Фродо. – Что за безобразные выдумки!
– И все же это не выдумки, – возразил Гэндальф. – Уж о чем, о чем, а о хоббичьих прапрадедах я осведомлен получше вас, хоббитов. Даже из рассказа Бильбо можно догадаться, что Голлум сродни вам. У них двоих оказалось очень много общего – и в воспитании, и в самом образе мыслей. Они поняли друг друга с полуслова – по крайней мере, куда быстрее, чем хоббит или Голлум поняли бы гнома, орка или эльфа. Даже загадки они знали одни и те же, если не ходить далеко за примерами.
– Загадки – да, – неохотно признал Фродо. – Но загадки загадывают не только хоббиты, много кто, и загадки у всех похожи. Зато хоббиты всегда играют честно. А Голлум сразу решил надуть Бильбо. Он надеялся усыпить его бдительность, чтобы потом взять голыми руками. Об заклад побьюсь, что он просто хотел потешиться: выиграет – добыча сама в руки идет, проиграет – разницы никакой.
– Боюсь, так оно и было, – согласился Гэндальф. – Но ты кое–что упустил. Даже в его душе оставались уголки, куда порча еще не добралась. Он оказался крепкого десятка. Чем не хоббит? Даже Мудрые не могли бы такого предположить. Голлум не окончательно подпал под власть Кольца, в глубине души у него оставался уголок, куда Кольцо еще не дотянулось, и сквозь эти глубинные отдушины в его сознание, как в темную пещеру, просачивался слабый свет – свет прошлого. Думаю, Голлуму было приятно услышать приветливый голос, разбудивший в нем память о ветре, деревьях, солнечных зайчиках на траве и прочих забытых радостях. От этого, конечно, другая, темная часть его существа под конец только сильнее разъярилась [91]. И так будет всегда, если не взять над ней верх, если не вылечить эту болезнь окончательно. – Гэндальф тяжело вздохнул. – Увы! Уповать на это почти не приходится. Правда, я не зря сказал «почти». Конечно, он владел Кольцом так долго, что без него себя не мыслит, но проблеск надежды все–таки есть. Дело в том, что пользовался он своим «сокровищем» очень редко: среди черной подгорной тьмы необходимости в этом не было. Совершенно очевидно, что «выцвести» он не успел. Исхудал – да, но все–таки остался достаточно крепким. И все же Кольцо не теряло времени даром – оно грызло его разум день и ночь, и пытка стала под конец невыносимой. «Вековые тайны», якобы скрытые под корнями гор, обернулись черной пустотой: там нечего было разнюхивать, нечего искать – только и дел, что грызть схваченную исподтишка добычу и перебирать в памяти былые обиды. Голлум влачил жалкую, совершенно безрадостную жизнь. Тьму он ненавидел, света не переносил, а в итоге проклял все на свете, и Кольцо – в первую очередь.
– То есть как это? – не понял Фродо. – Оно ведь было его единственным сокровищем, он в нем души не чаял! Если он его так ненавидел, то почему не избавился от него, не бросил?
– Пора бы тебе начать разбираться, что к чему, Фродо! Ты знаешь уже вполне достаточно! Он и ненавидел, и обожал Кольцо, точь–в–точь как самого себя. Он не мог от него избавиться. Его желания были здесь уже ни при чем. Кольцо Власти само о себе заботится, Фродо. Оно может предательски соскользнуть с пальца в самый неподходящий момент, но его обладатель с ним не расстанется ни за какие блага. Самое большее, на что он способен, – тешить себя мыслью, что препоручит его кому–нибудь на хранение, да и то поначалу, пока Кольцо еще только примеривается, как бы получше за него взяться. Насколько мне известно, Бильбо – единственный, кто пошел дальше благих намерений. Он сумел отдать Кольцо по–настоящему. Не без моей помощи, правда. Но чтобы просто выбросить его, оставить на произвол судьбы – нет! На это он не согласился бы… Кольцо само решило, что ему делать, понимаешь? Голлум оказался лишним. Кольцо покинуло его, покинуло по своей воле.
– Оно, наверное, спешило не опоздать на свидание с Бильбо, – усмехнулся Фродо. – Уж лучше бы какого–нибудь орка подцепило! Чем ему орки не потрафили?
– Тебе все шуточки, – строго оборвал его Гэндальф. – А смеяться бы ох как не следовало! За всю историю Кольца этот случай – самый странный. Подгадало же твоего дядюшку оказаться там именно в тот миг и вслепую нашарить в темноте Кольцо! Тут сработало сразу несколько сил, Фродо. Кольцо вознамерилось вернуться к прежнему владельцу, соскользнуло с руки Исилдура и предало его. Потом, когда представился случай, оно поймало несчастного Деагола, и тот поплатился за свою находку жизнью. Наконец, Голлум. Голлума оно проглотило с потрохами. Больше от несчастного нельзя было получить ничего – он слишком мелкая сошка, слишком жалок. Имея при себе Кольцо, Голлум ни за что не покинул бы своего темного озера. Поэтому стоило истинному хозяину пробудиться и мысленно позвать Кольцо из Чернолесья, как оно само покинуло Голлума. Покинуло, чтобы угодить в руки самого неподходящего владельца, нелепее и не придумаешь: Бильбо из Заселья! Нет, за всем этим стоит еще что–то, не входившее в расчеты Хозяина Кольца. Я могу сказать только, что Бильбо было предопределено найти Кольцо [92], но создатель Кольца об этом не знал. Из этого следует, что тебе тоже предопределено стать владельцем Кольца. Это вселяет некоторую надежду.
– Не вселяет это никакой надежды, – отозвался Фродо. – Правда, я не уверен, что понял тебя правильно. Как тебе удалось проведать о Кольце и о Голлуме? Ты знаешь наверняка – или это одни догадки?
Гэндальф посмотрел на Фродо. Его глаза сверкнули.
– Я и прежде знал немало, а теперь узнал еще больше. Но тебе я отчета давать не собираюсь. История Элендила, Исилдура и Единого Кольца известна всем Мудрым. Огненная надпись на твоем кольце явственно гласит: вот оно – Единое! Других доказательств не требуется, хотя есть и другие…
– А когда ты узнал, что на нем есть эта надпись? – перебил Фродо.
– Сию минуту, в этой самой комнате, – резко ответил волшебник.– Но другого я и не ждал. Я вернулся сюда после долгих скитаний по темным землям и долгих поисков именно ради этого последнего испытания. Других не требуется – все ясно и так. Чтобы восстановить историю Голлума и заполнить пробел, мне, конечно, пришлось поломать голову. Начал я с догадок, но теперь гаданиям конец. Я не предполагаю – я знаю. Я видел его.
– Голлума?! – воскликнул пораженный Фродо.
– Вот именно. Это надо было сделать обязательно – по возможности, разумеется. Я давно искал с ним встречи и наконец добился своего.
– Что же с ним сталось после того, как Бильбо удалось убежать? Ты разузнал?
– Разузнал, но не все. То, что я тебе сказал, поведал мне сам Голлум, хотя, конечно, в его устах этот рассказ звучал совсем иначе. Голлум – лжец, и его слова надо тщательно просеивать. Например, он упорно называл Кольцо «деньрожденным подарочком». Он уверял, что получил его от бабушки, у которой водилось множество вещичек вроде этой. Смех, да и только! У меня нет сомнений, что бабушка Смеагола была настоящим матриархом [93] и в своем роде личностью недюжинной, но чтобы у нее «водились» эльфийские кольца? Чушь! Тем более она не стала бы их раздавать просто так, направо и налево: это уже прямая ложь. Но в этой лжи таится зернышко правды. После убийства Деагола Голлума мучила совесть, и он изобрел себе оправдание. Снова и снова повторял он своему «сокровищу», сидя в темноте и обгладывая кости, пока сам чуть не поверил собственной лжи: это был его день рождения. Деагол должен был отдать ему колечко по доброй воле. Каждому понятно, что кольцо появилось именно ради дня рождения, нарочно, чтобы сделать Смеаголу подарочек. Это был деньрожденный подарочек. И так далее, и так далее. Я терпел сколько мог, но истина требовалась срочно, и в конце концов мне пришлось поступить довольно жестоко. Я застращал его огнем и капля по капле вытянул из него истинную историю, как бы он ни корчился и ни огрызался. Ему, видишь ли, кажется, что его в свое время неправильно поняли и не оценили по заслугам… Наконец он добрался до игры в загадки, обругал Бильбо – и вдруг остановился. Кроме темных намеков, дальше добиться от него ничего нельзя было. Кто–то напугал его сильнее, чем я. Он беспрестанно бормотал, что, мол, еще вернет свое «сокровище»… Кое–кто еще увидит, потерпит ли Голлум, чтобы его пинали, не пускали в дом, а потом загоняли в подземелье и грабили! Теперь у Голлума есть хорошие друзья, хорошие и очень влиятельные. Они ему помогут. Теперь Бэггинс – воришка Бэггинс – заплатит за все! Эту угрозу Голлум повторял на многие лады. Он ненавидит Бильбо и проклинает его. Более того, Голлум знает, откуда Бильбо родом.
91
СиУ, с. 212: «…Тварь Божия – личность, и она должна быть спасена; злой же характер есть именно то, что мешает личности быть спасенною… По существу единое, Я расщепляется, т.е. оставаясь Я, вместе с тем перестает быть Я. Психологически это значит, что злая воля человека отделяется от самого человека».
92
В трилогии существуют особые отношения между «предопределением», «случаем», «везением», «удачей», «судьбой» и т.д. Мир Средьземелья создан Единым (Богом); вдали от Средьземелья, в «земном раю» Арды (Земли), обитают архангелы–Валар(ы), неравнодушные к судьбам Средьземелья (именно поэтому они связали себя с этим миром), обладающие определенной властью над тем, что свершается в их земной державе. Итак, в Средьземелье одновременно действуют Промысел Единого и Предопределение, воля Валар(ов), силы зла, силы природы и обитатели Средьземелья. Но Единый и Валар(ы) действуют «анонимно». Средьземелье как бы проникнуто строжайшим духом библейской заповеди: «Не упоминай имени Бога твоего всуе». Поэтому отделить вмешательство высших сил от случая в Средьземелье чрезвычайно трудно, тем более что для этого требуется сначала четко определить, что имеется в виду под «случаем». В разные времена человечество решало эту проблему по–разному. Шиппи высказывает предположение, что Толкин во многом опирался на древнеанглийскую традицию. «Слишком громкое хлопанье ангельских крыл… сразу умалило бы масштаб характеров, которыми наделены толкиновские герои, обесценило бы их решимость и мужество», – пишет Шиппи (с. 113). Далее он сообщает, что этимология слова «случай» (chance) в английском неизвестна (в русском это слово происходит от глагола «случать», «сталкивать»). Другое слово для «случая» – luck, обычно переводимое как «удача». На самом деле это слово скорее означает «судьба» и по значению очень близко «случаю». В «Беовульфе» используется вместо этих двух слов древнеангл. wyrd, причем поэт относится к «случаю–wyrd» как к некой сверхъестественной силе. В переводе книги Боэция «Утешение философией» древнеанглийским королем Альфредом, ученым и в своем роде богословом, «случай–wyrd» упоминается в следующем контексте: «…То, что мы называем Божьим Промыслом, или Провидением, пока оно еще сокрыто в Его разуме и не перешло в деяние, пока оно остается мыслью, – мы называем случаем (wyrd), когда оно осуществится». Важно, что wyrd («случай») не господствует над людьми, как рок. Люди могут изменить свою судьбу (luck, wyrd), сказать «нет» Провидению, хотя потом должны будут иметь дело с последствиями своего решения. Но люди могут действовать и в согласии со своим wyrd, угадывать его и помогать ему. «На Бога надейся, а сам не плошай» – Толкин оценил бы эту русскую пословицу. «Оплошавший» может пропустить «удачу» (wyrd, luck) сквозь пальцы. Таким образом, основополагающие понятия «случай» и «удача» у Толкина основаны на нетрадиционной философской базе, коренящейся в специфике английского языка и древнеанглийского богословия, и об этом необходимо помнить.
93
См. П, с. 296, декабрь 1958 – начало 1959 г.: «Нет причин полагать, что Дубсы из Дикоземья развили у себя «настоящий» матриархат в собственном смысле этого слова. У Дубсов из Восточного Предела и в Бэкланде никогда не наблюдалось ничего подобного, хотя они сохранили много отличий в обычаях и законах. Гэндальф (точнее, переводчик и интерпретатор слов Гэндальфа!) использовал слово «матриарх» отнюдь не в «антропологическом» смысле. Скорее всего, в его устах это означало, что в то время кланом правила женщина, только и всего. Нет сомнений, что она заняла это положение после смерти мужа благодаря своему властному характеру.
Вполне возможно, что в упростившемся, упадочном быту Дубсов из Дикоземья женщины, как это часто бывает в подобных случаях, лучше помнили предания старины и хранили древние обычаи, в результате чего их вес в обществе по сравнению с иными временами был гораздо внушительнее. Но я думаю, вряд ли можно предполагать, что это вносило серьезные изменения в брачные обычаи хоббитов, какими эти обычаи известны с древнейших времен, и тем более навряд ли в отделившихся хоббичьих общинах развились матриархат или полиандрия (многомужество. – М.К. и В.К.) (хотя это могло бы пролить некоторый свет на отсутствие каких–либо упоминаний об отце Смеагола–Голлума). Надо отметить, что в те времена на Западе повсеместно практиковалась моногамия. На другие виды брака смотрели с неприязнью и отвращением, причем считалось, что «такие вещи творятся только под владычеством Тени»».