Аид, любимец Судьбы. Книга 2: Судьба на плечах (СИ) - Кисель Елена (книги бесплатно TXT) 📗
Белая – наверное, Гипнос, радуга – наверное, Гелиос… или Ата? Не стал гадать, узлы тоже не стал трогать, узлов накопилось изрядно – со всеми не развяжешься.
Нить чернела под пальцами – обугливалась? Остывала, будто из горна? Ничего, я еще в детстве слышал, что раскаленный металл, остывая, становится иногда крепче камня. Наверное, где-то среди этих узлов – Коркира, последняя битва Титаномахии и отцовский Серп, и жребий… только смотреть на это неинтересно. Видел уже.
У последнего узла я задержался. Тонкая ниточка, словно отлитая из меди, гибко обхватывала черную, вилась дальше и просилась под ладонь, и неосознанно я притронулся к ней.
К малому проблеску в черном и красном.
В грудь хлынул воздух с запахами цветов – так пахнет только в Нисейской долине! Звонкий смех, зеленый подол обвился вокруг ног, она кружится по поляне, стараясь не приминать в танце цветы…
Что будет дальше – я знал, и пальцы заскользили дальше, отбрасывая гранатовый поцелуй, нашу свадьбу, Элизиум, бесконечные встречи и прощания, дальше, дальше, где в дымке тумана тонкая медная ниточка скоро соприкоснется с яркой, мощной, гудящей от величия нитью-молнией…
– Э-э… любимчик! Чужое-то не лапай!
Я опомнился, отнял руку, глянул туда, где пряжа постепенно выцветала, казалась неосязаемой, серой с редкими вкраплениями краски.
– Будущее?
Ножницы Атропос опять перестали звенеть. Клото налегла грузной грудью на свой стол, Лахезис застыла с черепком в руке.
– Ага-ага, будущее…
Улыбки у всех одинаково непонятные. Наверное, та, которая за плечами, именно так и улыбается.
– Ясно, – сказал я. Отвернулся от туманного будущего, пристальнее вглядевшись в прошлое.
Нить-то, оказывается, не гладкая. Мало того, что с другими узлами перевязана, так еще и бахрома какая-то внизу приключилась. Невидная почти взглядом призрачная бахрома, будто сотни других нитей, тени пряжи, давно отсеченные и вросшие в главную так, что не разорвать.
– А эти, мелкие?
Атропос тихо захихикала и продолжила работать ножницами. За моей спиной огорченно крякнула Лахезис. Пробормотала что-то вроде: «Ну, и ладно… позже отдам». Клото посмеивалась, не переставая мурлыкать под нос незабвенную песню о хозяине и его брошенном доме.
– Поспорили они, – пояснила, – поспорили, что ты полезешь за свое будущее цапать. Чтобы посмотреть – ну, а как оно там и что оно там? Остальные ведь только за этим и приходили. С порога: давай будущее! Мы уже сами предсказывать начали, а то как цапнут, как наглядятся…
– Я ж говорил, что не за этим сюда.
– Да кто ж вам, олимпийцам, верит-то?! Вы же и друг другу врете… и смертным врете… А Гермес – этому вообще с детства вложить забыли, где правда, а где вымысел, вот он и лжет как дышит. Чего ты там над этими путями крутишься? Вон, на другие нити глянь, они все такие. Дороги это. Шансы отсеченные. Только их не Атропос сечет…
– Еще чего не хватало! – буркнула Атропос. – Тут со смертями не управишься, а если еще и шансы рвать – сто рук надо, как у Гекатонхейров. Их вы сами и сечете. Выборами своими. По одной дорожке побрел – три другие отсохли, и в свитке Судьбы строчки какие надо проявились, а до этого были одна на другой, только что-то ярче проступает, что-то тускнее. Цвет нити тоже не мы выбираем – сами стараетесь, голубчики. Видишь у младенцев цвет какой у всех чистый, солнечный. А вот потом меняется. Это уж от выборов, от дорог зависит. Ну, и предписания тоже…
– А я раз мамкин свиток видала! – похвастала Лахезис и зажмурилась от удовольствия. – Здоровее этого раз в сто! Так в этом-то только смертные судьбы, ну, боги еще, титаны… А у нее там судьба мира пишется. Я еще тогда мелкой была, сунулась в свиток… так она мне по носу нащелкала! Говорит – такое читать не для маленьких.
В то, что Лахезис когда-то была мелкой, верилось с большим трудом.
За стенами серого дома чинно капало время – внутри оно не ощущалось. Клото отвлеклась от веретена – «Все равно рожают мало и квелых каких-то», села обметывать по краю почти новый хитон. Лахезис, помогая себе жестами, объясняла мне, малоумному, как появляются на свет жребии и нити. Путано объясняла, почти ничего не понял. Выходило, что каждому младенцу судьба полагается с рождения, а определяется это «ну, не знаю чем, наверное, в мамкином свитке строка какая ему досталась». Жребий вписывается в свиток Прях, и нить этому жребию должна соответствовать, правда, какие-то разнобои все равно бывают: выборы эти… цвет нити тоже. Судьба судьбой, а скверный характер тебе никакие мойры не напрядут: разве что только сам сделаешь.
– Каждому при рождении – своя судьба? – переспросил я, когда Лахезис вконец запуталась и прервалась, чтобы почесать подбородок.
Мойра молча сдула с глаз пепельную прядь. С мукой закатила глаза.
– Любимчик – а ты не слышал?!
– И у всех при рождении нити одинакового цвета?
Атропос и Клото переглянулись с широчайшими ухмылками.
– А-а… – протянула Лахезис. – Ты вот что… Заметил, да?
Да уж, не заметить было трудно.
Я смотрел на ало-черную нить.
Нить была прозрачной в начале. И меняться под моим взглядом, вроде бы, не собиралась.
– Сколько веков прошло – помню, – вдруг тихо, серьезно сказала Клото. – Помнишь, Атропос? О чем мы тогда спорили?
– Да о мелочи какой-то, – откликнулась Неотвратимость. – День еще дурной был, старый Уран бурчал и гневился. Так и не смирился тогда еще, что его с трона сын снес. Да Лахезка, дура, котел с варевом перевернула, ноги себе обрызгала. Пока бегали, пока пол оттирали… Ну, подумаешь, сын у Крона родился! Так он утром родился, мы утром жребий и вынули, в свиток занесли. Вечером начали нити проверять. Клото на нить как глянет. Как заорет!
– Ты б не заорала? Не у сатира – у Кронова сынка запись пропала!
– Пропала? – вклинился я наконец.
– Ага. Утром был жребий – а к вечеру нету. И запись изгладилась. Чистые строки. И нить вот такой тогда и стала…
– И что это значит?
– Это значит, любимчик, что твою судьбу переписали наново. Когда ты был одного дня от роду.
– Так меня ж…
Запахло чесноком и чем-то кислым, клацнули рядом смыкающиеся зубы, и перед глазами встала бездонная глотка, издалека, из хрустального вечера, окрашенного зарницами, донесся женский плач.
– Ага. Тебя ж. Любимчик, а ты себя-то спрашивал, что было бы, если бы тебя не проглотили?!
Не спрашивал. Зачем? Понималось как разумеющееся само собой: Рея хотела девочку, даже придумала ей хорошее имя – Гестия. Но родился мальчик. Наследник. И тогда Рея принесла младенца мужу…
Почему-то сколько ни вглядывался в свое прошлое – казалось, что может быть только так.
– Такое бывает?
– Что в детстве судьбу переписывают? Бывает, хоть и редко. Только все равно потом близко от предназначенного ходишь. Суждено быть героем – будешь героем. Суждено Владыкой – будешь Владыкой…
Неудивительно, что ко мне Судьба в утробу батюшки пришла поболтать. Небось, заинтересовалась редким случаем.
А Мойры прячут глаза за делами. Лахезис засунула в пузатый сосуд руку, шарит в поисках жребиев, у Клото нить запуталась: не пряжа судьбы, простая нитка, которой подол обметывает: распутать надо. Атропос тоже не смотрит: у нее – полотно и ножницы.
И жуткая ухмылка.
– Заговорили про Владык… что ж ты от настоящего отворачиваешься, любимчик? В прошлое лезешь. Или не интересно? Или навидался такого – как две нити друг друга сменяют?!
Закатала рукава – и шастнула в полотно с головой. Полотно ожило еще больше, заходило ходуном, замелькало коричневыми, зелеными, бронзовыми нитями – и изнутри донесся жирный звук чьей-то прерванной жизни.
Интересно смотреть на это полотно. Не оторвешься. Наверное, если касаться его со сноровкой – можно увидеть войны между государствами, и отдельные семьи, и интриги, и историю целиком.
