Вошь на гребешке (СИ) - Демченко Оксана Б. (книги хорошего качества .txt) 📗
Ковер у самой щеки. Ножка стола. Сам стол.
Управляющий Паши-Носорога склонился, смотрит с каким-то суеверным ужасом.
Новый, только что нанятый человек выглядит не лучше. Белый - аж в зелень...
Милена заставила себя вдохнуть и выдохнуть медленно, ровно - приводя в порядок и тело и мысли. Она, оказывается, лежит на ковре, навзничь. И держит перед лицом повернутую ребром ладонь. Пальцы болят, хотя они целы. Её пальцы целы. А вот у Марка...
- Вы как-то, прошу прощения, мерцали, - отметил управляющий. - Это больно?
- Балчуг... Мне надо туда. Срочно!
- Вон там набережная, на машине добираться - пробки помешают. Но если пешком туда и туда, а дальше... Прстите, глупо махать руками, я как-то...
- Я поймала. Разберусь. Найдите Пашу. Скажите, пусть любым способом свяжется с Татью. Ей нельзя в Балчуг. Еще пусть свяжется с Маришкой. Ей надо уходить. С сыном, срочно, бросив все.
Милена закончила говорить уже возле двери приеменой. Вышла в коридор и побежала. Лифт был отвратительно неспешен. Двери так и норовили остановить, мешаясь ужасно. Людей приходилось распихивать. Просторный свитер - и тот был враг, он парусил и чуть-чуть мешал. Все было дурно, даже беспросветно. Кроме одной мысли. Глупой, как все пустые надежды... Если Марк успел повернуть ладонь, если он успел понять подсказку и...
По набережной удалось разогнаться и даже включиться, ощущая себя почти ангом. Черна училась полгода у одного западного. Наловчилась прыгать во всех смыслах, и ускоряя бег, и смещаясь в пространстве. Милена ревновала, пробовала перенять навык - но тщетно. Сейчас она вспомнила то состояние, она размазывалась в пространстве, делаясь едва наблюдаемой для людей плоскости - и все равно не могла протиснуться в слой, где нет смысла в расстоянии.
Балчуг был слишком далеко. Лже-Милена, облочка человека и слитая с ней суть исподника, покинули комнату и с каждым мгновением все основательнее растворялись в городе, гудящем миллионами сознаний. Исподник и вовсе - пропадал, не держался больше за своего раба. След обоих выветривался, можно и так это описать. Но пока он еще силен в отеле. А когда придет горничная или иной человек, когда поднимут шум, след сделается нечитаем, затерт многими слоями эмоций.
Швейцара Милена протаранила.
Через холл пролетела в два прыжка, едва ли замеченная хоть кем. Втиснулась в лифт, припечатав в его задней стенке вздрогнувшего от неожиданности постояльца с чемоданом на колесах. Ткнула в кнопку, не сомневаясь в верности выбора.
Как долго ползет лифт...
Бег по коридору, хват за ручку двери, рывок! И вот открылся вид на ту самую комнату. Шаг вперед.
Готово. Милена замерла в точности на месте, откуда стреляли в Марка. Сам он, как подсказывала память, был у окна. Там сейчс пусто. Стекло окна - цело. На темной части узора ковра пристальный взгляд с трудом отметил две капли крови - и все... За спиной, у дверного косяка, лежит запотевшая бутыль с минеральной водой.
- Запад, я знала. Чер, он все же вышел из себя и из мира, без опыта - справился, - сползая затылком по дверному косяку и глупо, во весь рот улыбаясь, сообщила себе Милена. Отдышалась и прищурилась, втягивая воздух и настораживая весь свой дар. - Еще посмотрим, кто лучше бегает. Пробки, вот спасибо тебе, большой город. Пробки - мой союзник. Они ведь все твои, мой враг.
Оскалившись вовсе уж хищно, Милена крадучись потекла по коридору, ощущая себя боевой бугой на большой зимней охоте. Шаги ускорялись, глаза горели азартом, способным вышвырнуть сознание вовне.
Никогда прежде Милена не пребывала в духе.
Ощущение сводило с ума и норовило втянуть без остатка.
Глава 26. Черна. Ловушка для шааса
Бухарест, январь 1941 года, ночь
Автомобиль так долго полз сквозь ночь, что и сама ночь, и дорога, казались бесконечными. Ветер не менялся - тот, особенный, ощутимый не кожей, а скорее душою. Тьма проникала в сознание и копилась, отягощала предчувствия. На дне души все внятнее ворочался разбуженный вууд - смерть множилась, приближалась.
Черна чуть морщила лоб. Говорить о своих ощущениях Йену не хотелось. Объяснять ему, как для тебя течет время и сколько в твоем понимании его сгинуло с вечера - тем более. Поездка на транспорте плоскости раздражала, желание выпрыгнуть на ходу и мчаться в полную силу, путь даже зная, что и тогда - уже поздно... Она из Нитля. У нее нет ни права, ни возможности менять выбор людей иного мира. Не силой же их делать такими, какие тебе угодны и понятны? И не хитростью. Так поступают исподники, их обман весьма успешен. Правда, за обман приходится дорого платить позже, но в плоскости ведь принято говорить "живем один раз" или и того хлеще - "бери от жизни все". Как будто хоть в одном мире, пусть самом древнем и мудром, есть полное понимание того, что же такое жизнь и как душа движется по ней...
Йен вел ровно, заполнял неудобную обоим тишину бессмысленным в общем-то рассказом о том, как страна за три месяца утратила треть территории и сменила власть, как она стала мелкой фигурой в большой игре и скоро будет сброшена с доски. Для Йена игра была занятна, он ценил умные ходы одних и красиво комментировал ошибки других. И, кажется, ему было совсем не больно смотреть со стороны. Может статься, он был немного вальзом, но таким... плоским, причастным к этому миру. Он полагал, что защищать одну небольшую крепость и стоять на ее стене можно, спихивая в смерть кого угодно вне стен. Он воевал не с исподьем или тьмою, он воевал с людьми, которые думали иначе или выглядели иначе. И было исключительно не важно, тьма в их душе или свет. Друг полезен, даже если он по сути - враг...
Дорога сперва извивалась, податливо следуя складкам рельефа. Но горы остались позади, а с ними и перепады высот, и каменные осыпи, и настоящие зимние заморозки. Иногда принимался дождь, он был мелкий и прилипчивый, как лесной гнус. Он роился сплошным облаком, стирая мир за окнами так, словно его вовсе нет. Йен, в обмен на прекращение рассказа о политике, добился права курить, наполняя салон отвратным в представлении Черны запахом и едким дымом. Воительница допустила легкое раздражение по этому поводу и, стравливая его, а заодно разбираясь в особенностях ночи и местности, позволила себе выплеснуть в мир вууда. Невидимый для водителя, он парил над крышей и жадно принюхивался к темному ветру.
Несколько раз путь преграждали горизонтальные палки, в сочетании с дощатыми будками и мрачными дозорными они составляли привычную часть здешней жизни. Йен перед каждым постом делался исключительно невозмутим, что отчетливо подтверждало: он ждет худшего. Но, к немалому удивлению англичанина, часовые неизменно делали шаг-другой к машине, вздрагивали, смотрели сквозь неё и отворачивались, а то и спасались бегством. Черна хмыкала, открывала дверцу и сама поднимала шлагбаум.
- Дорога заячьих сердец, - поделился недоумением Йен, миновав очередной пост. - Скажи, над нами не кружит сэр Дракула в смокинге?.. Впрочем, нонсенс, ни один джентльмен не будет летать под дождем в смокинге, это непрактично.
- Останови, - попросила Черна, указав на обочину. - Тебе следует знать, наверное.
- Неужели все же в смокинге? - почти всерьез ужаснулся Йен... и поперхнулся.
Вууд нехотя ступил в область тусклого света фар. Черна смотрела на темную часть себя с интересом. Это она выпускала крайне редко. Тэра Ариана была против заигрываний с подонками души. Кто знает, отчего? Может, слишком хорошо знала своего вууда и усвоила, до какой степени отношения с ним двусторонни.
- Подрос, - отметила Черна.
Йен сипло кашлянул и несколько раз быстро затянулся, пальцы вздрогнули - и только то. Приятно сознавать, что у твоего спутника безупречное самообладание, - отметила воительница. Чуть кивнула вууду. Морда в панцире брони повернулась к машине, золото глаз вспыхнуло ярче, уловив свет фар. Вууд потянулся, зевнул. Бой с Руннаром не мог не изменить воительницу, повлиял он и на вууда. Тварь теперь едва помещалась на дороге. Она обзавелась крыльями, отрастила на хвосте острый гребень и концевой изогнутый шип - наверняка ядовитый. Прежним остался лишь рыжий мягкий мех, роскошная оторочка всех панцирных стыков.
