Где нет княжон невинных - Баневич Артур (чтение книг .TXT) 📗

— Я же говорил, — похвастался Збрхл. — Бабья суетность. Насколько я понимаю, она хотела, чтобы ты в раж вошел, одежды на ней рвал. Романтичная, но практичная: уж если так, то пусть будет похуже. Говорю тебе, Дебрен: не раздумывай, женись. У нее свои недостатки, но другую такую найти не просто. Только вот не знаю, как ты с одежками из положения выйдешь.

Дебрен смолчал.

— Что она еще говорила, Петунка?

— Я немного выпила, — ответила вроде не в тему трактирщица. — О чем?.. А, ну конечно. О мужиках и детях мы разговаривали.

— Бабы — они и есть бабы, — пожал плечами Збрхл. Дебрен отметил, что это не мешает ему придерживать Петунку за талию. Осматриваться тоже. Другое дело, что в его глазах уже не было прежнего беспокойства. Кажется, он, как и Дебрен, решил, что если грифон не напал до сих пор, то скорее всего уже и не решится. — А поскольку мы не бабы, так, может?..

— А конкретно? — Дебрен смотрел не на него.

— О моем четвертом, — сказала немного тише Петунка. — О том, как меня мужики из Замостков и эти чертовы урсолюды осчастливили.

— Что? — вздрогнул Збрхл. — Что ты несешь?

— А что, разве я не дошла до четвертого? — Водка все еще действовала; ее голос звучал почти нормально, почти беззаботно. — Надо же! Голову бы дала… Они напали на меня, когда я Вацлана в город везла к медику. Кто-то пустил слух, что мальчик крепко грифона покалечил, может, и до смерти. Вот они у тракта засели и меня в наказание всей кучей…

— Мужики? — сквозь зубы процедил Збрхл. — Из Замостков?

— Дурная я, — самокритично отметила Петунка. — С этого начать-то нужно. Потому как и правило трех раз подтвердилось, и второе, которое говорит, что при каждой попытке снять проклятие последствия оказываются все хуже. Мама бесяра наняла, а тут Гвадрик прискакал и мне Вацлана заделал. Я переживала, но не так чтобы уж очень. Я говорю о последствиях, то есть о ребенке. Цедрих бельничан на грифонов повел, трофеев не было; бельничане мне дочку смастерили. Я переживала сильнее, когда она потом умерла. Вацлан пошел на грифона — и опять неожиданная беременность. Если б не выкидыш, то я б еще больше переживала. Потому что родился бы медвежонок. Меня-то и одному из старостовых племянников… наказывать досталось. Он кудлатый был, башка как ведро… Не знаю, как бы я… Наверное, со скалы бы вместе с малышом прыгнула. Как ни говори — а мой ребенок. Получается, что хоть один раз Бог смилостивился. Лучше уж не думать о том, что могло бы случиться, если б вы сейчас Пискляка убили.

Збрхл промолчал. Просто убрал руку с бедра Петунки и взял в ладонь ее маленькие пальцы.

Дебрен повернулся и, бредя по колено в сугробе, подошел к углу дома.

— О чем ты спрашивал?

Он не оглядывался.

— О замостниках. Придут ли, помогут ли грифону.

Он взобрался на поленницу, смахнул снежную шапку с чего-то, что напоминало белый нарост снега, прилипшего к зубчатому хребту частокола.

— Подушка? — недоверчиво спросил Збрхл. Дебрен осмотрелся, соскочил с поленницы, снял с ветки яблоньки покрытую снегом тряпку. Ударом руки вернул ей внешность кафтана с капюшоном. Жесткого, как доска. — Во что она играет, дерьмо и вонь? Петунка, вы, случаем, не пили вдвоем, пока я спал? Что-то я не вижу здесь никакого смысла.

— Петунка. — Дебрен отодвинул Збрхла от трактирщицы, положил руки ей на плечи. — Это важно, постарайся… Она взяла что-нибудь еще? Ты вообще-то дала ей платье или как?

— С болью в сердце. — Она старалась, но получалось у нее не очень. Винокуры из Денгизы знали свое дело. — Я его на тряпки держала. Скверный покрой, коричневое, как монашеский наряд, и молью побитое. Я просила, чтобы она взяла другое, объясняла, что это ей не к лицу… Но разве с такой договоришься? Уперлась, как…

— Она взяла что-нибудь еще? — повторил Дебрен.

— Из одежды? Ну, портянки. Но это еще вчера.

— Портянки с платьями не носят, — похвастался знанием моды Збрхл, отставил топор, наклонился, сунул руку в сугроб.

— Глупый ты, — пожала она плечами. — Она как раз… А впрочем, когда шла спать, о платье разговора не было. Видать, ей Дебрен что-то неприятное об одежде сказал, вот она перед рассветом вскочила и за помощью прибежала. Дрянной вы народ, мужики. Вроде бы смеетесь над бабской суетностью, а стоит одеться неряшливо, так тут же пугалом обзываете.

Збрхл выпрямился. В руке у него был слегка закопченный арбалет. Оружие казалось целым, но от тетивы остались лишь два черных обрывка около канавок дуги.

— Ты уверена? — Дебрен крепче стиснул плечо Петунки. — А башмаки, кожушок, что-нибудь теплое? Из того, в чем она приехала, она сплела веревку. Ты наверняка дала ей что-то еще, кроме платья и портянок.

— Может, я и пьяная, — смело призналась Петунка, — но даже Роволетто не решался поучать меня, когда речь заходила об одежде. Хоть он и был художником.

— Я не о том…

— А она женщина опрятная, — не дала она докончить. — Я сказала — пусть берет что хочет. Она хотела платье, больше ничего. Если ты намекаешь, что потом она втихаря что-то стащила…

Дебрен оставил ее, снова забрался на поленницу. Мгновение спустя он уже был по другую сторону частокола. Пошло легко: сначала подушка защитила его живот от острых концов кольев, потом свисающая из-под нее портянка — от необходимости прыгать свысока.

Именно портянка заинтересовала выглядывающего из-за ограждения Збрхла.

— Кто-то здесь капитулировал, — поднял он белое полотно.

— Кто-то прыгать не мог. И снять не успел, — объяснил Дебрен. Он осмотрел поле боя, усеянное покрытыми снегом трупами. — Из них, кажется, тоже ничего…

Збрхл осторожно перелез через частокол и, не доверяя портянке, спустился по древку алебарды. Древко было длинное, поэтому прыгать пришлось невысоко, но все равно нога не выдержала. Ротмистр свалился в сугроб.

Под остатками крыши, прикрывающей крыльцо, свежего снега почти не было. Дебрен утратил иллюзии. Он по-прежнему стоял, тупо уставившись на оттиски ее ног, когда его охватил приятный запах подогретой женским теплом водки.

— Дурная девчонка. А ведь клялась, что внешность ей до задницы. — Збрхл бросил на Петунку удивленный взгляд, поэтому она пояснила: — Не видишь? Босиком по снегу бегает. Опять, видишь ли, ей, паршивке, стыдно платье с лаптями носить.

Ротмистр немного помолчал, глядя то на отпечатавшиеся в снегу следы босых ступней, то на Дебрена.

— Петунка верно говорит, — буркнул он наконец. — Посмотри там дальше: она действительно бежала.

Он был прав. Тропинка вновь, как и около куста, расходилась. По меньшей мере один раз Ленда не стала взбираться по ступеням и выбрала более длинный путь вокруг крыльца.

— Кошачьих следов не видно, — утешительно добавил Збрхл.

Дебрен проскользнул под поручнем, двинулся вдоль крыльца. Остановился около оторванной вывески. Всмотрелся в дверь. И в надпись. Уже настолько развиднелось, что прочесть ее было нетрудно, хоть чернила и были скверного качества, жидкие, а дверь — темная от старости. Если он несколько раз начинал читать заново, то не потому, что не мог дочитать до конца. Ленда была краткой.

Он не заметил, как они оказались у него за спиной. Из беспалицевого шока его вывели лишь слова Петунки.

— Вот, извольте, — сказала она. — Еще и духи. Словно мало было забот.

Из-за стены, сквозь щель, на них поглядывал Дроп. Дебрен четко слышал скрежет коготков по полу.

— Духи? — удивился Збрхл. — Ты об этих каракулях? Духи, если уж берутся писать, так остроградскими рунами либо иероглифами из Дектурана. Я уж не говорю о подписи. У девки все в голове перепуталось, но по крайней мере на это ей ума хватило. Хоть, признаю, юмора я не понял. Что вы ночью вытворяли, Дебрен, если у нее так все в башке поперевернулось? Колдовали? Или, может, просто пива упились? А вообще-то где она свекольный отвар нашла?

— Это кровь, — бросил Дебрен. Подошел к двери, тронул пальцем руну «Л», поднес палец к носу, потом к губам. — С водой. В снегу смочила.