Колдовской мир: Трое против колдовского мира. Волшебник колдовского мира. Волшебница колдовского мир - Нортон Андрэ
Потом я увидела, что всё, что он сотворил, сконцентрировалось в середине зала, где он работал: вспыхивающие линии рун, движения воздуха — всё, что он сплетал и выстраивал, собралось в одном месте. В конце концов перед магом воздвиглась арка из света. И я не сомневалась, что этот сон показал мне создание Ворот в другой мир, и мне почему-то следовало отыскать именно их в этой древней колдовской земле. Хорошо известно, что такие Ворота существуют, но что их создали маги, мы узнали только в Эскоре. И вот теперь я была свидетельницей открытия таких Ворот.
Маг стоял, слегка расставив ноги, руки его взлетели вверх в совершенно человеческом торжествующем жесте. Выражение спокойной сосредоточенности на лице сменилась ликованием. Но он не спешил пройти в Ворота, а наоборот, отступил от них на шаг, хотя и не было заметно, чтобы его уверенность поколебалась. Я подумала, что он почувствовал какую-то тревогу, которая и удерживала его от броска в неведомое. Он сел в кресло и, глядя на Ворота, сложив ладони и касаясь пальцами острого подбородка, казалось, глубоко погрузился в свои мысли.
Пока он сидел так и смотрел на своё создание, я рассматривала его, словно мой сон касался самого человека, а не его колдовства. Как я уже говорила, он был древней расы или, по крайней мере, находился в близком родстве с кем-нибудь из неё. Молод он или стар? Годы не коснулись его. У него было тело воина, хотя он и не носил меча. Серая мантия туго стягивалась на узкой талии алым кушаком с золотыми и серебряными строчками. Если на них долго смотреть, то они, казалось, принимали форму рун, но быстро вспыхивали и гасли, так что рассмотреть их не удавалось.
Видимо, он пришёл наконец к какому-то решению, потому что вдруг решительно встал и слегка развёл руки, а затем резко хлопнул в ладоши, и губы его зашевелились. Ворота исчезли, и он остался в темноте зала, но я понимала, что его торжество не прошло: то, что сделано один раз, можно сотворить снова.
А затем мой сон показал мне не только мага в этом зале. Я вдруг оказалась снаружи, и шла по коридорам, а потом между большими башнями через ворота, над которыми сидели кошмарные существа. Они поворачивали головы и сонно провожали меня взглядами, и я опять почему-то знала, что они не смеют причинить мне вред, хотя и поставлены для защиты замка от непрошенных гостей.
Это путешествие привиделось мне так детально, что, окажись я в этом месте наяву, я без труда нашла бы дорогу в зал, словно зная её с детства.
Не могу сказать, что послужило причиной моего сна, но, вообще-то, подобные сновидения всегда посылаются с какой-либо целью. Проснувшись, я лишь предположила, что сон явился результатом моих попыток прочесть свиток. Голова болела, утренний свет резал глаза, но я быстро вскочила и взглянула на спящего Айфинга. Он зашевелился, и я быстро подскочила и вытащила из подушки колючку, которую затем спрятала в шов моего плаща, а потом уже села обратно.
Айфинг открыл глаза, поморгал и улыбнулся застенчивой улыбкой, какую странно было увидеть у такого человека.
— Доброе утро.
— Доброе утро, повелитель, — ответила я, как полагалось.
Он сел на подушках и огляделся, словно не был уверен, где он провёл ночь. Я насторожилась, не зная, хорошо ли я навела для него сон, и не знает ли он, что всё ему только приснилось. Но бояться, похоже, было нечего, потому что он наклонил голову в моём направлении и проговорил:
— Сила увеличивает Силу, дальновидящая. Я принял твой дар, и мы будем сильными всегда, как это было под рукой Утты.
Он скрестил пальцы, как было принято у вапсалов, когда говорят о мёртвых. Затем он ушёл, как человек вполне удовлетворённый выполненным долгом.
Однако, если сон удовлетворил Айфинга и людей племени, которым он должен был дать отчёт об этой ночи, то этот же сон дал мне врага, и я в этом скоро убедилась. По обычаю, с утра меня посетили старшие женщины племени, и все с подарками. Аусу не пришла, потому что я ясно дала ей понять, что мы с ней на равных в семье Айфинга, а вот Айлия пришла самой последней.
Она пришла одна, когда у меня никого не было, словно нарочно выжидала, чтобы у нашей встречи не было свидетелей. Когда она вошла, её враждебность как бы вилась вокруг неё тёмным облаком. Мой Дар к этому времени настолько усилился, что я могла разглядеть опасность, когда встречалась с таковой.
Айлия — единственная из всего племени — не боялась моего волшебства. Можно было подумать, что она сама была способна заглянуть в мои мысли и увидеть, как мало я в сущности могу. Она не села и не приветствовала меня, как полагалось, а просто бросила к моим ногам изящно отделанную и красиво украшенную шкатулку, так что та раскрылась. Из неё выпало ожерелье замечательной работы.
— Подарок новобрачной, повелительница. — Она скривила губы, словно произносимые слова жгли ей рот. — И наилучшие пожелания от Аусу…
Я не могла спустить ей такую наглую выходку.
— А от тебя, младшая сестра? — холодно спросила я.
— Нет! — со злостью проговорила она, правда, из осторожности понизив голос. Она просто кипела от страшной злобы, но всё ещё сдерживала себя и не хотела, чтобы кто-нибудь ещё узнал об её неприязни.
— Ты меня ненавидишь? — Я приступила непосредственно к делу. — А за что?
Она опустилась на колени, так что лицо её оказалось на одном уровне с моим, и наклонилась вперёд. Лицо её было искажено яростью, капельки слюны пенились в уголках широкого рта.
— Аусу стара. Она правит в шатре Айфинга очень немногим. Она больна и больше не интересуется любовью. — Слова вылетали вместе со слюной. Она ударила себя кулаком в грудь. — Я главная в глазах Айфинга или была главной, пока твоё колдовство не похитило его разум. Ну что ж, ведающая чарами, прокляни меня, обрати в червя, которого можно раздавить сапогами, в собаку, чтобы я возила сани, в камень. Это будет лучше для меня, чем оставаться теперь в шатре Айфинга.
Я видела, что она говорит искренне. В своей ревнивой злобе она готова была к любой каре, которую я, по её мнению, могла навести, только бы не оставаться на своём месте и не видеть моего торжества над ней. Храбрость, отчаяние и зависть, сжигавшие её, заставили её бросить мне вызов — мне, старшей, какой я была в её глазах.
— Я не хочу Айфинга, — равнодушно ответила я. Раньше я просто овладела бы её мозгом, заставила бы её поверить моим словам, теперь же я старалась внушить ей правду, но, кажется, с небольшим успехом.
Она замолчала, видимо, обдумывая мой ответ, и я поспешила воспользоваться тем маленьким преимуществом, которого достигла.
— Я ведаю чарами, как ты сказала. Я не завишу от воли мужчин, будь то вождь или простой воин. Это внутри меня. Ты поняла, девочка?
Я подняла руки к груди, приняв надменную позу колдуний, которые принимали её с такой же легкостью, как надевали свои мантии или драгоценный камень.
— Ты была с Айфингом этой ночью, — угрюмо проговорила она. Глаза её были опущены вниз, на открытый ящичек и ожерелье, лежавшее между нами.
— Для блага племени. Ведь таков обычай.
Конечно, я могла бы полностью обезоружить её, рассказав истинную правду об этой ночи, но я решила, что этого делать не стоит. Умение хранить тайны — первая заповедь любого искателя знаний.
— Но он придёт опять! Он мужчина. Вкусив однажды, он будет голоден, пока не получит тебя снова! — вскричала она.
— Нет, больше он не придёт, — сказала я в надежде, что говорю правду. — Для тех, кто идёт тропой Силы, это необходимо. Мы не можем быть с мужчиной и пользоваться нашими знаниями. Один раз — чтобы наша сила в какой-то мере перешла к вождю, но не более.
Она подняла на меня глаза. Злоба её притупилась, но оставалось упрямство, не позволявшее смириться просто так.
— Разве могут слова утолить голод мужчины. Они звучат в ушах, но не наполняют его. У тебя одни желания, а у Айфинга совсем другие. Он сейчас как во сне…
Я напряглась. Неужели она случайно угадала правду? Если так, то она может что-то сделать.